Шпионы, не вернувшиеся с холода
Шрифт:
Полковник Писаренко, уже давно находящийся на пенсии, так и остался на пенсии. Но его сын получил назначение в Италию, где сделал очень неплохую карьеру, став советником посольства. Правда, злые языки утверждали, что у советника есть погоны, которые он получил в одной из спецслужб России, но так говорят обо всех молодых дипломатах, делающих стремительную карьеру.
Генерал Чеботарев остался на своей работе. Он даже получил очередное звание и стал первым заместителем руководителя Службы внешней разведки. Говорили, что за успешные операции в Европе генерала даже наградили. Но никто точно не мог сказать, каким орденом и наградили ли вообще. Подобные указы секретны, а свои награды разведчики обычно прячут в служебных сейфах, не позволяя себе при жизни надевать их.
Питер Бультман был отправлен в отставку – сидеть на скамейке и наслаждаться теплой погодой в Брайтоне, куда он перебрался после выхода на пенсию.
Специальный агент ЦРУ Джеймс Уильям Крейг вернулся в Лэнгли, где получил назначение на должность руководителя отдела. Говорят, что о своем противостоянии с таинственной организацией ветеранов он вспоминал еще много лет. Но постепенно эти рассказы стали частью легенд, которые есть в каждой разведслужбе.
Анри Ланьель долго лечился в различных больницах, а затем подал в суд на российскую Службу внешней разведки, уверяя, что стал инвалидом из-за их противоправной деятельности. Доказать наличие связи его болезни с агрессивными действиями российской разведки ему в суде не удалось, и судьи отклонили его иск.
Марчелло Альтафини получил восемь лет тюрьмы за мошенничество и уклонение от уплаты налогов. Но отсидел только четыре. Говорят, что его по-прежнему можно застать на Лазурном Берегу, в казино Ниццы, Монако, Лондона и Берлина. Он почти не изменился и никогда не вспоминает о своем знакомстве с бывшим российским офицером Витовченко. Когда его расспрашивают об этом, он обычно обиженно замолкает или уходит от ответов. Ему до сих пор кажется, что он чудом остался жив и не был ликвидирован вездесущими агентами Кремля только по счастливой случайности, так как оказался в тюрьме, изолированный ото всех возможных киллеров и «ликвидаторов».
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Он приехал к ней домой и долго ждал, сидя в машине, когда она наконец появится. Элина приехала в девятом часу вечера. Он обратил внимание на ее усталый вид. Она вышла из автомобиля, которым управлял ее водитель, и что-то сказала на прощанье. Затем пошла в сторону своего подъезда. Караев пошел за ней следом. Она не услышала его шаги. Она скорее почувствовала его присутствие. И обернулась.
– Добрый вечер, – сказал Караев, – ты поздно возвращаешься домой. Я тебя заждался.
– Здравствуй, – кивнула она. – Если бы я знала, что ты меня ждешь, я бы приехала немного раньше. У меня сейчас столько работы, мы готовимся к открытию.
– Поздравляю, – кивнул он, – ты стала настоящей москвичкой.
Они молчали. Она не приглашала его войти к ней в дом. А он не решился попросить об этом.
– Как живешь? – спросил Тимур.
Она неопределенно пожала плечами.
– С тобой было бы лучше, – честно ответила Элина.
– У нас опять разногласия? – спросил он.
– Нет, – выдохнула она, – у нас просто абсолютная несовместимость. Бывают такие люди, у которых подобная несовместимость.
– Мне казалось, что мы понимаем друг друга.
– Мне тоже так казалось, – кивнула она, – но потом выяснилось, что мы очень разные люди, Тимур. Очень разные.
Он молчал. Нужно дать ей возможность высказаться. Нужно сделать так, чтобы она высказалась и успокоилась.
– Ты читаешь газеты, смотришь телевизор? – неожиданно спросила Элина.
– Иногда. А почему ты спрашиваешь?
– Ты слышал про убийство Витовченко в Лондоне? – прямо спросила она. – Тебе оно ничего не напоминает?
– Неужели мы с тобой должны обсуждать этот непонятный случай, который произошел за тысячи километров от нас.
– А убийство Минкявичуса произошло на наших глазах, – напомнила Элина, – и они похожи друг на друга как близнецы.
– Это настоящая провокация, – терпеливо пояснил Караев. – Ты же умная женщина и должна все понимать. Даже если предположить, что оба убийства похожи друг на друга. Профессионалы так не действуют. Они бы придумали разные способы убийства. Минкявичуса, очевидно, ликвидировали похожим способом. А Витовченко подложили этот полоний. Он хотел его продать, но у него ничего не получилось. Я случайно обо всем узнал.
– Я ничего не поняла в твоих словах, – печально ответила Элина, – но я чувствую, что ты мне все время врешь. А с человеком, который мне все время врет, я не смогу жить. Понимаешь, Тимур, никогда не смогу.
– Мы будем первой парой в этом городе, которая разойдется по такой причине, – горько произнес он. – При чем тут какой-то Минкявичус, при чем тут смерть Витовченко в Лондоне. Я тебя люблю, Элина, и хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. Пойми, что это максимум того, на что я способен. Я не умею лазить по балконам и петь серенады. Я вообще считаю, что мужчина должен быть более сдержан в своих чувствах. Я привык к одиночеству. Черт возьми, слишком много «я», но это так. Мне трудно все время извиняться. Ты должна меня понять.
Она прикусила губу и покачала головой.
– У нас ничего не выйдет, полковник Караев, – ответила Элина. – Вчера Линда умерла в миланской больнице. Перед смертью у нее появился какой-то неизвестный мужчина, который сумел ее уговорить кремировать тело мужа. И следователи уже ничего не могут доказать. Ты даже не хочешь об этом мне рассказать. Джулианелла позвонила и, плача, сообщила, что прах Линды смешают с прахом ее мужа.
– Я об этом ничего не знаю, – развел руками Тимур, – у меня в последние дни было столько работы, что я не интересовался ни убийством Витовченко, ни болезнью Линды. Я тебе уже много раз объяснял, что не имею никакого отношения к этим происшествиям. Я аналитик, а не убийца, неужели это так трудно понять.
– Мне рассказывала Наташа, как хладнокровно ты можешь убивать, – возразила Элина.
– Я защищал ее жизнь. И свою, – разозлился Караев. – Неужели ты ничего не хочешь понять.
Она молчала. Он стиснул зубы. До боли. Больше ничего не нужно было говорить. Тимур заставил себя повернуться и пойти к своей машине. Каждый шаг давался с трудом. Он ждал, чтобы она его позвала. Он так ждал одного слова. В какой-то момент ему показалось, что она наконец произнесла его имя, позвала его. Но только показалось. Он подошел к машине. Сел за руль. И только тогда посмотрел в ее сторону. Она стояла скрестив руки на груди и молчала. Он разозлился. «Может, это и к лучшему», – вдруг подумал Караев. Он заставил себя успокоиться и мягко выехал со двора.