Шпионы XX века (Главы 1-10)
Шрифт:
Усилия Стронга по уничтожению Донована можно просто объяснить личными амбициями. Без сомнения, он видел
[242]
в Доноване главного конкурента в борьбе за пост директора послевоенной централизованной разведывательной службы, которая должна была родиться из хаоса военных лет. Однако немецкие документы, захваченные после капитуляции Германии, подтверждают, что Стронг был прав в одном: система внутренней безопасности в организации Донована была отработана слабо.
В мае 1942 года майор Герман Баун, возглавлявший восточное направление разведывательного управления абвера, направил сообщение командующему передовым эшелоном немецких армий на советско-германском фронте. Это был удивительный документ. В нем достаточно детально излагались взгляды американского правительства
Баун сообщал, что информация поступила из нескольких источников. Один из них просто характеризовался как "надежный". О других было сказано, что некий иностранный дипломат слышал это от "американского полковника Донована". В немецких архивах нет ничего, указывающего на осознание немцами огромной важности этой информации. Вероятно, потому, что Германия уже пришла к выводу о том, что в 1942 году Второй фронт не будет открыт. Но этот пример показывает, что утечка информации шла непосредственно от Донована(28).
Стронг, естественно, не знал этого, и обвинение в адрес Донована о никуда негодной системе внутренней безопасности оказалось холостым выстрелом. Генерал обвинил полковника в том, что тот позволил своим людям похитить у японского военного атташе книгу кодов и тем самым поставил под угрозу систему "Мэджик". Стронг заявил, что операция проведена очень неуклюже, японцы наверняка встревожены, и в результате он "готов держать пари, что возникает опасность смены всех кодов". После успеха битвы за Мидуэй и той роли, которую
[243]
сыграла в победе американцев система "Мэджик", она стала рассматриваться в качестве важнейшего источника разведывательной информации. Поэтому предупреждения Стронга легли непосредственно на стол президента.
Расследование, однако, показало, что реальная картина не совпадала с тем, как пытался изобразить эти события Стронг. Материалы, изъятые у японского атташе, состояли из дубликатов его телеграмм. Дубликаты извлекли из корзины для мусора, они были зашифрованы элементарным кодом для второстепенных отправлений. Агенты, изъявшие материал, действовали с ведома Стронга, он знал об операции и не высказал возражений. Наконец, в справке из управления, которое вело систему "Мэджик", указывалось, что за кражей в Лиссабоне не последовало снижения уровня радиообменов с использованием шифра, который, по мнению Стронга, был скомпрометирован(29).
Об этом бесполезном споре, отнявшем у враждующих сторон так много сил и энергии в то время, когда шла война, вряд ли стоило упоминать, если бы не его последствия. Объединенный комитет начальников штабов, раздраженный этой междоусобицей, решил четко разграничить полномочия. В результате появился устав УСС, одобренный 23 декабря 1942 года и озаглавленный "Функции Управления стратегических служб"[*На ОКНШ большое впечатление произвели разведданные УСС, полученные перед высадкой союзников в Алжире и Марокко в ноябре 1942 года. Однако на самом деле значительная часть сведений поступила от польской разведгруппы, действовавшей в Северной Африке. Она передала свои сообщения в УСС для отправки с американской дипломатической почтой. УСС просто-напросто "позаимствовало" польский материал и присвоило заслугу себе (см. предисловие Джона Германа к английскому изданию книги генерала М. З. Ригор-Словиковского "На секретной службе")]. Значение устава состояло в том, что он поднимал УСС до уровня управлений военной и военно-морской разведки, поручая ему "планирование,
Хотя устав, казалось, обеспечивал место УСС в высшей лиге, у Стронга в руках оставалось оружие, при помощи которого он буквально искалечил ведомство Донована. Ему было вменено в обязанность передавать в УСС лишь те материалы радиоперехвата, которые касались вопросов национальной безопасности. Стронг выдавал Доновану самый минимум, оставляя остальное себе, для того чтобы поднять авторитет своей организации. В итоге УСС было постепенно отстранено от сбора разведывательной информации и его деятельность направлялась на проведение диверсионных операций. Нет
[244]
сомнения, что Донован в глубине души приветствовал такое изменение курса(30).
Донован считал себя прежде всего человеком действия. Подобно генералу Паттону, он стремился к тому, чтобы лично вести войска в смертельную битву. Поскольку это было невозможно, он поставил всю свою энергию на службу УСС, миниатюрному войску, состоящему из увлеченных дилетантов. Он дал возможность своим бойцам пережить в реальности их юношеские фантазии, тягу к приключениям, стремление продемонстрировать отвагу, жажду завоевать признание и заслужить уважение своих друзей. Они должны были являться людьми действия (Донован обожал спортивных звезд) и быть преданными УСС превыше всего. Чем больше шума они производили, тем больше Донован их любил. Он был гордым седовласым отцом целой кучи почти неуправляемых сыновей-подростков. Один сотрудник УСС припоминает встречу Донована и 27-летнего капитана, вернувшегося из вражеского тыла. Донован с огромным кольтом 45-го калибра на бедре, с глазами, сияющими от восторга, тепло потряс руку молодого человека (никаких военных приветствий!) и спросил: "Ну что, признавайся, сынок, какие безобразия ты там натворил?"(31)
Большинство офицеров УСС имели похожее прошлое: они были уроженцами Восточного побережья и происходили из хороших семей. У них была теперь своя "хорошая война". Операции, в которых они хотя бы мимолетно участвовали, давали им чувство вовлеченности в великие исторические события. Свободный от дисциплины и рутинных обязанностей обычной военной службы, офицер УСС претворял в реальность свои мечты о приключениях, ощущая при этом, что одновременно служит своей стране. Для многих из них годы войны связаны с буйством молодости, и они оглядываются на прошлое с ностальгией.
Однако существовало и иное УСС, о котором редко упоминается. Молодцы Донована после недолгого пребывания в Лондоне (где им угрожала лишь опасность попасть под машину во время затемнения по пути из гостиницы в американское посольство) поняли, что им не удастся раздуть пожар сопротивления в Европе. Причина лежала на поверхности: ни один из них не владел в достаточной степени европейскими языками и не имел солидной "крыши", необходимой для любого агента-нелегала. Подход к подбору агентов - особенно тот, который дискриминировал евреев, - должен был претерпеть изменения. Практически основным источником для вербовки должны были стать беженцы из Европы, те, кто нашел в США убежище от Гитлера. Естественно, многие из них были евреями.
[245]
У них были серьезные мотивы для такой работы, и они отчаянно желали получить американское гражданство. Один из них, Джон Вейц, вспоминает, как его отозвали из армии и предложили служить в УСС: "Я немедленно согласился, потому что хотел остаться в США. К тому времени у меня был лишь немецкий паспорт с напечатанным на нем большим "J" (еврей). Став офицером, я автоматически приобретал американское гражданство"(32). Для Вейца и ему подобных война была не блестящим приключением, а весьма опасным и сложным делом. Их путь мог бы быть более легким, получи они хорошую подготовку. Но у Донована не хватало времени для всякого рода организационных тонкостей, таких, как разработка учебных программ, например. Он осуждал тех, кто не был готов немедленно очертя голову пуститься в авантюру. "Это вроде игры, - говаривал он.
– А волков бояться - в лес не ходить".