Шпионы XX века
Шрифт:
Началась гонка. Мы видели, что на ранних этапах создания советской атомной бомбы шпионы не играли никакой роли. Наиболее важная информация о том, что на Западе разрабатывается атомная бомба, поступила от Флерова, а ему это косвенно и ненамеренно дали понять западные ученые, прекратив публикации о своих исследованиях. Сыграл ли шпионаж заметную роль в ускорении работы русских над бомбой? Во-первых, следует признать, что после Хиросимы не было никакой возможности скрыть самую важную информацию – бомба существует и действует. Таким образом, американское правительство предоставило Советскому Союзу больше информации, чем все атомные шпионы, вместе взятые. За этим подарком, которого невозможно было избежать, последовало бесплатное приложение. Американское правительство опубликовало в августе 1945 года доклад Смайта об использовании атомной энергии в военных целях. Советский Союз, желая как можно быстрее поставить свою промышленность на службу программе создания атомной бомбы, за шесть месяцев перевел доклад, напечатал его и распространил
Возвращаясь к вопросу о «атомных шпионах», мы должны сразу же устранить из их числа супругов Розенберг. Они оказались весьма удобными козлами отпущения. Вот что пишет Дэвид Холлоуэй: «Мне никогда не попадалось ничего, что позволяло бы предположить, будто Розенберги сообщили русским нечто ценное об атомной бомбе»(37). Можно сбросить со счетов и советского разведчика Дональда Маклина, который в 1947 – 1948 годах был английским представителем в Комитете по объединенной политике (комитет давал рекомендации, каким образом следует разделить обязанности между Великобританией, США и Канадой в реализации ядерной программы). В 1968 году я писал («Заговор Филби»), что у Маклина был пропуск, позволявший ему находиться в штаб-квартире комиссии по атомной энергии без сопровождения. Я написал, что он использовал этот пропуск в нерабочее время семь раз в неделю на протяжении нескольких месяцев. Из этого я делал вывод, что Маклин был весьма важной фигурой в деле атомного шпионажа. Полученная мной с 1968 года новая информация приводит меня к выводу о том, что я серьезно переоценивал полезность этого человека для русских и его возможности предоставить им информацию по самому существу атомного оружия. Английский геолог профессор К. Ф. Дэвидсон, кабинет которого находился в здании комиссии по атомной энергии, рассказывал мне: «По правилам, которые соблюдались весьма скрупулезно, все документы помещались на ночь в надежные сейфы, снабженные замками, открывающимися набором цифр. Маклин не знал комбинации моих сейфов, и я не думаю, что американцы сообщили ему свои»(38). Кэролл Л. Уилсон, в то время генеральный менеджер комиссии, утверждает, что пропуск Маклина не открывал ему доступа к тем вещам, о которых ему знать не полагалось. Все те, кто работал тогда в комиссии, сходятся на том, что вопросам безопасности уделялось огромное внимание. Ночные часовые стояли в концах коридоров. Тех же, кто забывал запереть в сейф документы, немедленно вызывали в здание комиссии. Короче, если Маклин и мог что-то сообщить русским о политических разногласиях между американцами и англичанами по ядерным делам или раскрыть организационные подробности атомных программ США и Великобритании, то его положение никак не давало ему возможности поведать нечто такое, что могло ускорить работу по созданию атомного оружия.
Остается Клаус Фукс, который, по общему мнению, был самым важным советским шпионом, нанесшим Западу наибольший урон. Фукс в 1933 году бежал от Гитлера в Великобританию и в 1940 году был интернирован в Канаду. В 1942 году его вернули в Англию для работы по ядерной программе, а два года спустя уступили американцам. В США он принимал участие в осуществлении Манхэттенского проекта в Чикаго и Лос-Аламосе. В 1946 году Фукс вернулся в Англию. В 1949 году криптографы ЦРУ, проводя обычную расшифровку массы документов, похищенных в 1944 году в нью-йоркском офисе советской правительственной закупочной комиссии (известный центр промышленного шпионажа), встретили в отчете о работах в Лос-Аламосе имя Фукса. О находке сообщили в МИ-5. Фукса допросили, и тот признался – на условии вынесения ему мягкого приговора (этот договор был нарушен) – в том, что передавал секретные материалы русским агентам в Англии и Соединенных Штатах [43] .
43
Фукс, признание которого направило ФБР на след Розенбергов, был приговорен к 14 годам тюремного заключения. Через 9 лет он был освобожден и уехал жить в Восточную Германию
Шпионская деятельность Фукса состояла из четырех периодов. В первой фазе он работал в Бирмингемском университете в группе профессора Пайерля. Фукс сообщил в Советский Союз, что англичане совершенно определенно считают создание атомной бомбы возможным, аналогичные работы ведутся в США и обе страны сотрудничают друг с другом в этом деле. Он передал советскому связному копии собственных расчетов по теории разделения изотопов урана методом газовой диффузии и свои выводы о том, что полученный таким образом уран-235 может быть использован в атомной бомбе.
Весьма сомнительно, учитывая уровень знаний в области ядерной физики в Советском Союзе в 1940 – 1941 годах, что информация Фукса имела важное значение для советских ученых. Фукс лишь подтвердил то, о чем догадался Флеров, не обнаружив в периодике материалов о делении ядра, – западные ученые ведут работу по созданию атомной бомбы. Фукс отмечал, что его советский связной совершенно не был удивлен, услыхав о ведущейся в США и Великобритании разработке атомного оружия. Напротив, был удивлен сам Фукс, когда связной поинтересовался, что ему известно об электромагнитном методе выделения урана-235. Фукс не знал ни одной работы, посвященной этому методу, сам никогда не задумывался
Во второй фазе, с декабря 1943 года по август 1944 года, работая в Чикаго и Нью-Йорке, Фукс узнал значительно больше о масштабах американской программы и об усилиях, направленных на её реализацию. В третьей фазе, с августа 1944 года и до лета 1946 года. Фукс находился в Лос-Аламосе. Только там он до конца понял характер американской ядерной программы и осознал её грандиозность. Он передал в Москву доклад, в котором представил в общем виде всю проблему создания атомной бомбы, как он эту проблему понимал. Позже он передал своему связному рисунок экспериментальной бомбы и её компонентов, указал все основные параметры. Но были и другие, столь же важные сведения – о деталях производства, о конструкции ядерного реактора, методах его сооружения и способах эксплуатации, – которыми Фукс не располагал и, следовательно, не мог поделиться с советским связным.
В четвертой фазе, с лета 1946 года до весны 1949 года. Фукс работал в Харвелловском исследовательском центре в Беркшире (Англия). В это время он передал дополнительные сведения о плутониевой бомбе (общие данные о ней он сообщил ещё из Лос-Аламоса) и расчеты, связанные со взрывами в Хиросиме и Нагасаки. Фукс также поделился с русскими идеями о конструкции и действии супербомбы, которые циркулировали в Лос-Аламосе в то время, когда он собирался уезжать оттуда.
Советский Союз никогда не признавал, что он получал какую-либо информацию от Фукса. Удивительное умолчание, учитывая возможные пропагандистские результаты, которые Россия могла бы получить, демонстрируя Фукса как пример «интернационалистского подхода, долженствующего быть примером для всех физиков-ядерщиков». Отсутствие признания его заслуг приводит к тому, что в советских источниках невозможно найти указания на судьбу, постигшую сообщения Фукса. Дэвид Холлоуэй указывает, что тщательные поиски дополнительной информации не проясняют дело. Единственным исключением может быть лишь один пункт. «В своих показаниях Фукс говорит, что к нему из Советского Союза поступил запрос об одной производной от формулы Бете – Фейнмана, позволяющей оценить эффективность бомбы. Фукс переслал формулу, которая в основном является эвристической (полученной путем логических умозаключений. – Ред. ). И она, видимо, достигла заинтересованных в ней советских физиков»(40).
Холлоуэй не смог дать окончательную оценку того, насколько Фукс был полезен для русских. Он утверждает, что Фукс передал им потенциально весьма важную информацию. Часть сведений была не нова для советских ученых, к другим они так или иначе пришли бы в результате своих исследований. «Но я думаю, что мы не можем считать информацию Фукса бесполезной, – пишет Холлоуэй. – Особенно важно для советских властей было знать, в какую сторону движутся американцы, По имеющимся у меня оценкам (это данные ученых, работавших с Фуксом), можно предположить, что он сэкономил русским 12 – 18 месяцев от времени, нужного для создания атомной бомбы»(41).
Мы располагаем, однако, данными о том, как он сам оценивал помощь, оказанную им Советскому Союзу. Его слова, естественно, надо принимать с известной осторожностью, но сотрудник Харвелловского центра, которому Фукс давал показания, утверждал, что у него создалось впечатление полной искренности Фукса. Он считал, что Фукс «старался изо всех сил помочь мне правильно оценить состояние дел с работами в области атомной энергии в России с учетом той информации, которую он передал (или не передал) русским». Фукс утверждал, будто бы он был крайне удивлен быстротой, с которой русские произвели атомный взрыв. Он полагал, что информация, переданная им, не могла быть использована на практике так скоро . Русские не могли за такой короткий срок провести конструкторские разработки и построить крупные производственные мощности, необходимые для создания бомбы(42).
Подведем некоторые итоги. Вовсе не шпионы (хотя их предательство нельзя извинить) дали русским атомную бомбу. Возможно, они приблизили дату создания первой русской бомбы, но и это весьма сомнительно. Даже если согласиться с этим, то речь пойдет о месяцах, а не годах. Их действия лишь чуть приблизили конец тайны, которую было так же бесполезно скрывать, как изобретение колеса [44] .
Более того, сами американские ученые и разведчики понимали это. Через двенадцать дней после взрыва бомбы в Хиросиме Грегори Бейтсон, сотрудник исследовательского и аналитического отдела ЦРУ, написал доклад «Влияние атомной бомбы на ведение непрямых военных действий», в котором был следующий пассаж: «Общие принципы действия этих бомб уже известны большому числу физиков, поэтому невозможно ожидать высокой степени безопасности в отношении А-бомбы в силу того, что все ведущие страны, вероятно, будут обладать этим видом вооружений в течение предстоящего десятилетия»(43).
44
Черчилль к 1954 году признал это. В соответствии с документами, которые пока не открыты для публики, он сказал, что величайшая трагедия состоит в том, что Запад не рассказал СССР о бомбе все, что знал, пока США ещё имели на нее монополию