Шпионы XX века
Шрифт:
Короче говоря, тайное вмешательство ЦРУ во внутренние дела тех стран, где США опасались роста влияния коммунистов, часто приносило результат, обратный желаемому. Но хуже всего было то, что эта деятельность лишала США морального превосходства перед Советским Союзом. У Соединенных Штатов была высокая репутация страны, уважающей чужой суверенитет и право других государств на самоопределение. Тайные акции ЦРУ приводили к тому, что многие переставали видеть различие между США и СССР. В тех странах, где проводилась большая часть тайных операций (а это главным образом были страны «третьего мира»), люди уже не видели разницы между ЦРУ и КГБ. Обе организации являлись для них символами империализма. Не желая того, оперативники ЦРУ, занимающиеся проведением тайных операций, приобрели в глазах народов тот же облик, что и их постоянные
И все же очень часто эти американцы – сотрудники ЦРУ – были по-настоящему благородными людьми и. как ни иронично это звучит, зачастую исповедовали либеральные взгляды. Разведывательная деятельность имеет тенденцию привлекать людей религиозных, с альтруистическими склонностями, и при этом весьма одаренных. Упоминавшийся выше Дэвид Этли Филлипс, сотрудник ЦРУ в Гватемале, называет Уильяма Колби, являвшегося директором ЦРУ с 1973 по 1976 год, не иначе как «солдат-пастор». Эти люди верили, что они идут в «крестовый поход», но по иронии судьбы, так же как и их противники марксисты, они считали, будто благородство цели оправдывает применение любых средств. Они зачастую по собственной инициативе решали, какие тайные операции необходимо осуществить в поддержку американского внешнеполитического курса, а затем воплощали свои идеи в жизнь под самым минимальным контролем.
Первоначально ЦРУ смотрело на Госдепартамент как на конкурента и держало его в неведении относительно своих дел. Иногда возникали такие ситуации, когда тайные действия ЦРУ вступали в прямой конфликт с политикой, проводимой Госдепартаментом. Но во время правления братьев Даллесов был заключен союз, который оказался гораздо опаснее предшествовавшего ему соперничества. Аллен Даллес, бывший сотрудник УСС, вернулся в разведку в 1951 году в качестве руководителя тайных операций. В 1953 году он стал директором ЦРУ. Его брат Джон Фостер Даллес уже был госсекретарем с устоявшейся репутацией блестящего воина «холодной войны», выступающего за освобождение Восточной Европы и «отбрасывание коммунизма». Тайные операции казались острым и эффективным оружием для достижения этих целей. Узы между Госдепартаментом и ЦРУ стали настолько тесными, что ЦРУ без труда удалось отбить попытку конгресса создать комитет для надзора за его деятельностью. Аллен Даллес имел полное право сказать: «Разведка для нашего правительства играет большую роль по сравнению с ролью разведок для любого другого правительства земного шара».(23)
Вовсе не все были счастливы в результате создавшегося положения. Оглядываясь назад, Лайман Киркпатрик, занимавший во времена Даллеса пост генерального инспектора ЦРУ, говорит: «Имеется в виду период, на который, стараясь быть объективным, я взираю со все большим и большим ужасом. Меня ужасают эти два брата Даллеса, которые пять раз на дню совещались по телефону, встречались каждый вечер, осуществляли операции по бомбардировке Индонезии, не имея никакой военной подготовки для руководства действиями подобного рода»(24).
А вот точка зрения КГБ на ЦРУ того периода. «Аллен Даллес через своего брата Джона Фостера Даллеса получил огромную власть, которую президент Эйзенхауэр не мог ограничить, а Джон Фостер Даллес – не хотел. (Вполне вероятно, что Эйзенхауэр вообще мало что знал об этом.) Со своей стороны Аллен Даллес был весьма покладистым руководителем и не всегда мог произнести необходимое «нет». В результате наряду с весьма разумными ребятами получили право творить все, что угодно, и почти бесконтрольно настоящие маньяки, причем в большом количестве. Грязные трюки, приумножаясь, жили собственной жизнью. Конечно, если мыслить категориями глобальной борьбы, грязных трюков нельзя избежать. Но, проведенные без цели и надлежащего контроля, они ведут к затрате огромных ресурсов и часто оказывают обратное действие. Так сумасшедший мулла приходит на смену Мосаддыку»(25).
Естественно, в ведомстве, где доминируют люди, занятые тайными операциями, сбор информации и её оценка отходят на второй план. Корни этого восходят к временам УСС. Донован и его сотрудники видели, как английская система двух независимых организаций – УСО (специальные операции) и СИС (разведка) – порождает непримиримое соперничество. Председатель Объединенного комитета по разведке Уильям Кэвендиш-Бентинк вспоминает о своей поездке в Вашингтон во время войны: «Я помню, как сказал Биллу Доновану: «Не создавайте две
Воспоминание о том, чему они сами являлись свидетелями, и знание проблем, возникавших перед англичанами, заставили руководящих сотрудников УСС, ставших становым хребтом ЦРУ, пойти на то, чтобы свести тайные операции и разведывательную деятельность под одну крышу. Но очарование тайных операций – чувство власти, деньги, приобщенность к таинственному, патриотический призыв, ощущение того, что ты находишься на передовых позициях «холодной войны», – влечет сильнее, чем оценка разведывательных данных. Ветераны тайных операций с восхищением вспоминали дни войны, молодое пополнение успело ощутить прелесть реальной власти, поэтому как те, так и другие не желали ничего изменять. (Когда адмирал Стэнсфилд Тернер, став в 1977 году директором ЦРУ, решил умерить проведение тайных операций, его указания просто проигнорировали.) Политики перестали обращаться в ЦРУ за информацией и её анализом, по мере того как все сильнее деградировали подразделения ЦРУ, занимавшиеся этой работой. Но потребовался шок от взрыва советской атомной бомбы, чтобы до конца понять, насколько безнадежно плохо справлялось ЦРУ со своими основными обязанностями(27).
29 августа 1949 года, когда над Центральной Азией занималась заря, в небе над казахстанской степью поднялось облако в форме огромного гриба. Через четыре года после того, как США взорвали первую бомбу. Советский Союз тоже вступил в атомный век. Президент Трумэн, который заверял американцев в том, что атомная монополия США продержится 10 – 15 лет, отказывался верить первым сообщениям о взрыве. Чтобы убедить его, пришлось представить результаты анализа радиоактивного дождя из зараженного облака(28). Но даже после этого он утверждал: такой анализ ещё не означает, что у русских есть атомная бомба. В своем обращении к американскому народу 23 сентября 1949 года. то есть больше чем через три недели после сообщения, он все ещё старался дать понять, что в России произошла авария с ядерным устройством. Президент говорил об «атомном взрыве», не употребив ни разу слова «бомба».
Однако через несколько дней Москва сама объявила обо всем миру. Американцы были потрясены и напуганы. Каким образом страна, истерзанная войной, не обладающая промышленной мощью Америки, по-видимому, не имеющая достаточно квалифицированных ученых, лишенная необходимого сырья и. самое главное, не располагающая жизненно важными «ноу-хау». сумела создать атомную бомбу за столь короткий срок? Как получилось, что Советский Союз принял важнейшее решение о разработке и производстве нового оружия, реализовал это решение и преуспел в достижении своих целей, а ЦРУ об этом так ничего и не узнало? Более того, как могли американские разведывательные службы утверждать, что русских от создания атомной бомбы отделяет 10 – 20 лет? Почему произошел этот величайший просчет в «холодной войне»?
Поднялся многоголосый шум негодования. Директор ЦРУ адмирал Роско Хилленкоттер всего лишь за год до этого направил президенту меморандум, в котором писал, что «существует чрезвычайно слабая вероятность того, что русские создадут свою первую атомную бомбу самое раннее к середине 1950 года, но наиболее вероятная дата, по нашему мнению, – середина 1953 года»(29). Хилленкоттер взял вину на себя и в конечном итоге был смещен со своего поста. Директором ЦРУ стал генерал Уолтер Беделл-Смит. Но для того чтобы удовлетворить критиков ЦРУ, одной головы было недостаточно. Р. Е. Лэпп, консультант американской комиссии по атомной энергии, заявил, что создание Советским Союзом бомбы показало наличие крупнейших недостатков в разведке США. Бернард Браун, американский представитель в комиссии ООН по атомной энергии, жаловался в Госдепартамент на низкое качество оценки разведывательных данных, а президент Ассоциации резервистов требовал укрепления американских спецслужб, чтобы «мы могли эффективно прорывать «железный занавес» и получать предупреждение о враждебных действиях»(30).