Шпоры на босу ногу
Шрифт:
И Оливьер запнулся, думая, а стоит ли перечислять…
Как вдруг Дюваль – небрежно, по-приятельски сказал:
– Да ладно тебе, Оливье! Это еще…
– Не Оливье, а Оливьер, – строго поправил начальник армейской разведки. – Это во-первых. А во-вторых…
И тут он задумался. И вот-то Дюваль и сказал:
– Но почему это вдруг Оливьер? Ты как себя назвал, когда тебя ко мне прислали? Оливье? Оливье! И вон сколько лет на него откликался! И ничего! И я тобой даже горжусь. Иногда!
Оливьер покраснел, оттолкнул денщика, шагнул к Дювалю, открыл рот…
Ну а Дюваль – еще насмешливей – сказал:
– Ну а уже если Оливьер, тогда уже… де Оливьер. Де, милый мой!
– Да, де! Де Оливьер! – вскричал, вконец теряя самообладание, полковник Оливье де Оливьер. – И я нисколько этого не стыжусь, потому что приставка «де» говорит не только о моем благородном происхождении, но также и о том, что я, благодаря этому, получил прекрасное и всестороннее образование! А вот общаться мне приходится со всякими болванами, которые только и знают, что орать «Вперед, ребята, рубим их в капусту!», а в остальном… Сорвать такую операцию! Да это даже хуже, чем предательство! А если так…
И, подскочив к оторопевшему Дювалю, Оливьер схватил его за эполеты и рванул! Полковничьи, махровые! И сразу оборвал один, после вто… Нет! А вот второй не поддавался. Тогда он рванул посильнее…
Артикул одиннадцатый
СИЛЬНЫЙ ХОД
И Дюваль от этого проснулся. Точнее, не совсем от этого, а от того, что Чико крепко тряс его за плечо со словами:
– Господин сержант! Березина!
Дюваль мотнул головой, осмотрелся. Было раннее, тихое утро, поле вокруг, а впереди, уже совсем недалеко, была видна река, а на ней переправа. А возле переправы белые ремни, красные султаны, блеск золоченых эполетов! Это рота Старой Гвардии охраняла временный мост. Еще совсем недавно один только вид этих напыщенных императорских любимчиков заставлял неприязненно морщиться. Зато теперь всё представлялось совершенно иначе!
– Вперед! Да здравствует Франция! – радостно воскликнул сержант и, пришпорив Мари, поспешил к переправе.
И Чико вслед за ним. Правда, без возгласов. И Франц, Курт и Хосе. Даже Гаспар, и тот не отставал – он теперь стоял на облучке, нахлестывал по лошадиным спинам, понукал. И вот так, на рысях, они вскоре нагнали медленно бредущих пехотинцев. И было той пехоты взвода два, а то, может, и больше, но шли они без всякого строя, толпой, и, конечно же, без знамени. И вообще, нельзя было сказать, кто это, что за часть – может, это саксонцы, а может, голландцы. То есть человеку военному смотреть на них было просто неприятно. Кроме того, они еще и мешали движению. Поэтому:
– Эй, вы! – грозно крикнул Дюваль. – Посторонитесь! Дорогу!
Но эти союзники будто оглохли. Они как шли толпой, так и продолжали идти дальше. И никто из них даже не оборачивался на крик. Давить их, что ли, сердито подумал Дюваль. Так ведь противно же! И приказал своим:
– Налево заезжай! Марш-марш!
И, по ранжиру, слаженно заехали, и так же объехали – но и когда объезжали, никто из идущих на них даже не глянул, – после опять вернулись на тропу и двинулись дальше. Теперь до переправы оставалось всего шагов сто. После, когда подтянулись, вообще осталось пятьдесят. Ну, наконец, радостно подумал сержант, глядя вперед, на переправу, вот она, просто даже не верится! Но, правда, нет здесь почти никого, это странно! Где Армия, думал сержант. Ну да первым делом, тут же спохватился он, нужно отвечать за себя, четко исполнять свою задачу и при этом выглядеть не так, как кое-кто! И он взял трензель на себя, поправил кивер и остановил Мари, потому что они уже прибыли. И к ним уже шел капитан, следом за ним солдаты, четверо. И вид у них у всех, у капитана и солдат, был очень недоброжелательный, это сразу бросалось в глаза. Ну да здесь не именины же и не пирушка, всё ещё бодро подумал Дюваль, откозырял и доложил:
– Шарль Дюваль, сержант, седьмой гусарский. Вот, при мне это! – и он вытащил запечатанный конверт, показал печати и добавил. – По поручению маршала, князя Московского. Очень спешим. Император был здесь?
Капитан как-то странно посмотрел на сержанта… и ответил:
– Проследовали два часа назад.
– Прекрасно! Поспеем к первому завтраку! За мной, ребята! – и сержант двинул лошадь к мосту.
Но тут дорогу ему преградили гвардейцы.
– Вы что, с ума посходили?! – крикнул Дюваль, поднимая Мари на дыбы. – У меня поручение к императору! От Нея, олухи! – и он направил лошадь прямо на выставленные штыки.
– Успокойтесь, сержант, но таков наш порядок! – сказал капитан, хватая Мари под уздцы. – Покидая нас, император приказал уничтожить переправу, однако наш полковник, добрейшая душа, решил с этим делом немного повременить. Но!.. – он с трудом удерживал Мари. – За щедрость, господа, нужно платить. С вас, к примеру, мы возьмем экипаж, лошадей… – тут капитан заметил Мадам и поспешно добавил: – И женщину! Всего-то лишь! Ну, что молчим?
Дюваль и впрямь молчал. Он задыхался от негодования! А капитан, как ни в чем ни бывало, сказал:
– И думать нечего! Так что спешивайтесь, спешивайтесь, господа, и быстренько топайте на тот берег. Франция ждет вас! Завидую вам!
– Негодяй! – гневно крикнул Дюваль, резко выхватил саблю, и уже думал, как всегда, прокричать про капусту…
Но глянул на своих солдат, окруженных гвардейцами, и понял, что остаётся один, что никто не поддержит его. И он медленно, просто на редкость медленно опустил саблю.
– Вот то-то же! – строго сказал капитан. – Вот это разумно! И вообще, забудьте вы эти манеры, сержант! Вы лучше поучитесь у пехоты. Вот, кстати, и она!
Дюваль невольно оглянулся. К мосту приближалась та самая толпа, которую они совсем недавно обогнали.
– Р-рота! – зычно вскричал капитан. – Команда раз, команда два, три – временить!
Гвардейцы – без малейшей суеты – быстро построились в две шеренги по обеим сторонам дороги, а после дружно взяли на курок, потом на локоть. Толпа, оторопев, остановилась.
– О! – засмеялся капитан. – Союзники! Собратья по оружие! Но откуда вдруг столько робости? Мост ваш, прошу! – и он жестом указал на переправу. – А вот зато шубы, шапки, валенки и прочее тряпье и барахло, оружие и ценности – это останется нам. Ведь вы уходите на родину, братья, к теплу, а мы будем и дальше мерзнуть здесь, в этой ужасной стране! Я прав или не прав? Я справедлив или нет? Ну, отвечайте!
Но толпа молчала. Однако она молчала не потому, что была с чем-то не согласна, а потому что никто в ней не решался подать голос. Капитану это очень понравилось.
– Так, прекрасно! – крикнул он. – Значит, возражений нет. Тогда приступим!
И он дал знак своим гвардейцам. Гвардейцы двинулись к толпе и начали ее разъединять и по частям подталкивать к мосту. А там их еще раз делили на части, пропускали сквозь строй, обирали – довольно-таки быстро, делово, – и толкали дальше. И они шли и шли через мост, шли и шли, шли и шли. Сержант смотрел на них и думал: толпа есть толпа, а бараны – бараны, их только стричь да стричь! Тьфу! Вот и все! Тьфу! И сержант еще раз сплюнул. Тем временем союзная пехота уже перешла на ту сторону, капитан повернулся к сержанту, насмешливо подмигнул ему и сказал: