Шрам
Шрифт:
— Я это слышала уже тысячу раз, — медленно проговорила Беллис. — Но что вы скажете о флоте Армады? О креях внизу? Вы думаете, они тоже обречены оставаться здесь навсегда? Если бы так оно и было на самом деле, если бы никто отсюда не мог вырваться, то жить здесь могли бы только местные.
— По всей видимости, да, — сказал Иоганнес. — Городские пираты уходят в плавание на несколько месяцев, может, даже на год. Во время своих путешествий они заходят в другие порты, и наверняка кто—нибудь пользуется этим, чтобы сбежать. Уверен, в мире можно встретить немало бывших обитателей Армады… Но дело в том, что в команды набирают частично людей преданных, а частично — тех, кого будет не жалко, если они убегут. Они почти все уроженцы Армады, и редко кому из насильно
«А с каких это херов, — подумала Беллис, — ты вдруг стал так осведомлен, Джаббер тебя забери?»
— Что же касается таких, как мы с вами, — продолжал Иоганнес, — то все мы уже знали, что уезжаем из дома, из Нью—Кробюзона, никак не меньше, чем на пять лет, а то и больше. Вы посмотрите, что за разнородная компания была у нас на корабле. Думаю, лишь немногие пассажиры были неразрывно связаны с городом. Конечно, прибывая сюда, люди чувствуют неустроенность, удивление, замешательство, испуг. Но они понимают, что это не конец. Разве это не «новая жизнь», которую обещают колонистам Нова—Эспериума? Разве не этого искало большинство из нас?
«Может быть, и большинство, — подумала Беллис, — но не все. И если, прежде чем дать нам здесь полную свободу, местные власти захотят убедиться, что мы тут пообвыклись и смирились, то, боги знают — я знаю, — они ведь могут ошибиться в своих оценках».
— Вряд ли они настолько наивны, что оставят нас тут без присмотра. Я удивлюсь, если они не ведут за нами пристального наблюдения и не отмечают все наши действия. Но что мы можем поделать? Это целый город, а мы в нем никто… Серьезной проблемой для них может стать только команда. Многих ждут семьи. Есть такие, кто, скорее всего, никогда не согласится признать Армаду своим новым домом.
«Только команда?» — подумала Беллис, ощущая горечь в горле.
— И что же с ними будет? То же, что и с капитаном? — сказала она глухим голосом. — Или с Камбершамом?
Иоганнес вздрогнул.
— Мне… мне сказали, что это только капитан и его первые помощники на всех кораблях, что им попадаются… Потому что этим приходится терять слишком многое и они особенно привязаны к своему родному порту…
В выражении его лица было что—то заискивающее и извиняющееся. Беллис с нарастающим раздражением осознавала, что она одна.
Она пришла сегодня сюда, рассчитывая, что ей удастся поговорить с Иоганнесом о Нью—Кробюзоне, что он разделит с ней ее тоску, что она сможет дотронуться до своих кровоточащих ран и поговорить о людях и улицах, которых ей так не хватает. А может быть, думала она, они смогут коснуться того, что все эти недели не давало ей покоя: побега.
Но Иоганнес понемногу привыкал к новым обстоятельствам. Говорил он совершенно ровным голосом, словно сообщал о вещах, которые его не касаются. Он старался прийти к соглашению с городскими властями. Он что—то
«Как у них это получилось? — подумала Беллис — Чем он занимается?»
Последовало холодное молчание, потом она спросила:
— А как другие — вы что—нибудь о них знаете?
— Печальное известие — одним из тех, кто не выдержал испытания в первые дни, был Моллификат, — сказал Иоганнес, и на его лице появилась искренняя печаль.
Население в Армаде смешанное, постоянно меняется, поэтому город превратился в источник множества болезней. Местные уроженцы были народом выносливым, но в каждой партии захваченных оказывались заболевшие, и сколько—то человек непременно умирало.
— До меня дошли слухи, — продолжал Иоганнес, — что наш новенький, мистер Фенек, работает где—то в Саргановых водах или в Ты—и–твой. Сестра Мериопа… — Глаза его вдруг широко раскрылись, он покачал головой. — Сестра Мериопа… Ее держат где—то ради ее же безопасности. Она постоянно угрожает самоубийством. Беллис, — прошептал он, — она беременна.
Беллис закатила глаза.
«Я не могу это слушать», — подумала Беллис. Она говорила ровно столько, чтобы создавать видимость разговора. Ей было одиноко. «Претенциозные тайны и клише. Что дальше? — презрительно подумала она, слушая, как Иоганнес перебирает имена пассажиров и офицеров «Терпсихории». — Вызывавший полное доверие моряк оказался переодетой женщиной, желавшей отправиться в море? Любовь и содомия среди рядовых?»
В тот вечер в Иоганнесе было что—то жалкое — прежде Беллис в нем ничего такого не замечала.
— Откуда вы знаете все это, Иоганнес? — осторожно спросила наконец она. — Где вы были все это время? И чем занимаетесь?
Иоганнес откашлялся и надолго уставился в свой стакан.
— Беллис… — начал он. Тихие ресторанные звуки вокруг него казались очень громкими. — Беллис, я вам могу доверять? — Иоганнес вздохнул и поднял на нее глаза. — Я работаю на Любовников, — сказал он. — Я не хочу сказать, что работаю в квартале Саргановы воды. Я работаю непосредственно на них. У них есть группа исследователей, работающих над весьма… — Он покачал головой, и на лице его появилась довольная улыбка. — Над весьма неординарным проектом. Неординарная возможность. И они пригласили меня, потому что им известны мои прежние работы… Они читали некоторые мои труды и решили, что я мог бы… что они хотят работать со мной.
Беллис поняла, что его переполняет радость. Он был похож на ребенка — ну вылитый ребенок.
— У них есть маги, океанологи, морские биологи. Тот человек — я говорю о том, кто командовал захватом «Терпсихории», об Утере Доуле — тоже в этой команде. Он там центральная фигура. Он философ. Там сейчас работают над несколькими проектами. Это исследования в области криптогеографии и теории вероятностей, а еще… исследование, которое провожу я. Тот, кто руководит этим, обаятельнейший человек. Когда мы тут появились, он был с Любовниками — высокий старик с бородой.
— Я его помню, — сказала Беллис— Он поздоровался с вами.
На лице Иоганнеса отразилось что—то среднее между раскаянием и удовольствием.
— Верно, — сказал он. — Это Тинтиннабулум. Охотник. Он не местный — город нанимает его. Живет он на «Касторе» с семью другими людьми. Это на границе Саргановых вод, Шаддлера и Книжного города… Мы занимаемся просто восхитительной работой, — сказал он, и, видя искреннее блаженство Иоганнеса, Беллис поняла, как Армада завоевала его. — Оборудование старое и ненадежно, аналитические машины — сплошная древность, но тем поразительнее работа. Мне еще несколько месяцев придется догонять их — они ушли далеко вперед, и я учу Соль. Эта работа… она подразумевает чтение самых разных вещей.