Шрам
Шрифт:
– Твою мать! – выругался Джим, пригибаясь, но всё еще торча из окна.
– Бронебойные! – крикнул я ему, стараясь перекричать ветер, свистящий за окном. – Они стреляют по нам бронебойными!
Я стал забирать вправо, чтобы не попасть под ещё одну очередь.
– Какого хрена ты делаешь?! – голова Джима заглянула в салон.
– Мы не выдержим этого обстрела! Нужно разворачиваться!
– Нет! Мы почти их взяли!
– Они превратят нас в дуршлаг!
– Дай мне шанс! – Джим помахал в воздухе своим пистолетом. – Всего один выстрел!
– Слишком рискованно!
– Один выстрел,
Я выругался про себя, а Джиму только кивнул, и снова начал сближение с машиной Кайотов.
В этот раз я приближался к ним справа, оставаясь в недосягаемости для обстрела из задней бойницы. Джим сел на двери, и держа в обеих руках револьвер, опирался на крышу машины. Я не мог видеть этого, но знал, что именно так он и целится.
И тут в, казалось бы, глухой броне, с правого боку машины образовалось узкое, прямоугольное окошко, из которого на нас уставилось дуло винтовки.
– Давай, Джим! – завопил я, понимая, что мы стали прекрасной мишенью для обстрела. – Давай! Стреляй!
Не могу сказать, кто выстрелил раньше: мы или они. Это в принципе и не важно, так как выстрелы прозвучали практически одновременно. Короткая очередь от Койотов, и один рокочущий выстрел от Джима. И оба они попали в цель. Реактивный снаряд, шипя, влетел в правую заднюю ось грузовика, и разнес к чертям два задних правых колеса. Но вместе с этим по капоту Шторми прошла кучная очередь. Может, они специально целились в двигатель, а может, стреляли наугад, но, так или иначе, преуспели.
Машину Койотов развернуло боком, и она быстро остановилась. У Шторми же из-под капота повалил густой черный дым. Я стал сбрасывать скорость, боясь резко бить по тормозам, так как Джим ещё не успел забраться внутрь. Однако, машина перестала слушаться меня. Нас крутануло на девяносто градусов, и на скорости не меньше ста километров в час Шторми несколько раз перевернулась через крышу, в итоге встав обратно на колеса и чихнув всполохом пламени из-под капота, окончательно заглохла.
Меня, пристегнутого двумя прочными ремнями к сиденью, никак не травмировала наша авария. Но Джим так и не успел окончательно забраться внутрь, и при развороте его вышвырнуло из автомобиля. Летальный исход при таком падении был более чем вероятен, потому я, оглянувшись в окно и обнаружив неподвижно лежащего на земле друга, тут же отстегнул ремни и бросился к нему через пассажирское сидение. Но прежде, чем я успел открыть дверь, из броневика Койотов выскочил человек. Даже мимолетно брошенного на него взгляда оказалось достаточно, чтобы узнать, кто это. Стив. Предатель собственной персоной. Он направил штурмовую винтовку в мою сторону и открыл огонь.
Я вжался в кресло и сполз вниз настолько, насколько это вообще было возможно, за секунду до того, как по машине прошла длинная очередь. Несколько пуль просвистели прямо у меня над головой, но, к счастью, ни одна из них меня не задела.
Я быстро пополз назад, выбираясь из машины. Стив, должно быть, заметил, что с другой стороны открылась дверь, потому что снова пустил очередь по Шторми.
– Это ты, Клайд?! – заорал он. – Конечно, ты, никто другой не сядет в этот кусок древнего дерьма!
Достав пистолет, я добрался на четвереньках до левого переднего колеса и, собравшись с духом, быстро выглянул, а затем тут же убрался обратно. Стив был уже не один, а в компании двух Койотов, и все они держали Шторми на прицеле.
Затем я услышал голос Серого Койота Роланда:
– Нужно уходить, быстро! К тому холму!
Тут же я высунул руку с пистолетом и, не целясь, по памяти, успел произвести два выстрела, прежде чем в ответ по машине забарабанили пули. Моя Шторми, верная Шторми, служила теперь моим щитом, и стремительно превращалась в груду изрешеченного пулями металла.
– Убейте его, сейчас же! – скомандовал Роланд.
Я услышал звук сменяемого магазина, попробовал высунуться, но не успел выстрелить, и чудом смог избежать пули, когда на мою машину снова осыпался град свинца. Но кое-что заметить я успел. Стив собирался обходить машину спереди. Логично было предположить, что другой Койот попытается обойти ее сзади, и так они зажмут меня в тиски. Убить обоих я не сумею, и в итоге я решил, что если и погибну здесь, то обязательно заберу с собой Стива, а потому приготовился высунуться первым и пристрелить его.
Но тут же раздался крик Роланд:
– Черт! Берегись!
Я услышал грохот выстрела и оглушительный взрыв. Шторми приняла на себя весь удар, и ее качнуло так, что крыло ударило меня в спину, от чего я упал на землю лицом вперед. Повсюду вокруг стали приземляться красные и черные дымящиеся ошметки. Куски человеческой плоти. Куски тела Стива. Только одна пушка могла так стрелять. Покаяние. Джим спас меня и разнес Стива на куски. Он мог бы выстрелить в Роланда, определенно мог бы, ведь, сфокусировав внимание на мне, они и не предполагали, что Змей жив и способен действовать. Но Джим выстрелил именно в Стива. А в следующее мгновение поплатился за это.
Я услышал очередь, и тут же понял, что произошло. Это осознание вырвалось из меня криком ярости и боли. Я вскочил на ноги, уже не боясь попасть под пули, и вскинув пистолет, пристрелил того койота, который пытался обойти Шторми с противоположной стороны, того, кто начал стрелять в ответ по Джиму. Я выстрелил в него четыре раза, и промахнулся только первый. Пули угодили ему в корпус, но человек упал как подкошенный, словно срубленный косой тонкий стебелек.
«Джим! Джим!»
Оглянувшись, я увидел лежащее на земле тело друга и сразу бросился к нему. Роланда нигде видно не было, и едва ли ему удалось добежать до какого-то укрытия так быстро, скорее всего, он спрятался в своей машине. Но сейчас меня это волновало меньше всего.
Повсюду валялись дымящиеся части тела и снаряжения, и воздух наполнился дымом, в котором явственно ощущался тошнотворный запах горелого мяса. Но все это я ощущал где-то на задворках своего разума и, кажется, даже не отдавал себе отчета в том, что Стив, тот самый, которого я когда-то знал и которому, несмотря на взаимную неприязнь, доверял, всего минуту назад был разорван на куски. Всё, нет больше Стива, сгинул, но я ничего не чувствовал по этому поводу. Ни горечи, ни ликования. Мне было всё равно. И единственное, что заботило в те минуты, это судьба друга, снова спасшего мою жизнь.