СХРОН (дневник выживальщика)
Шрифт:
– Я не реву! Дым в глаза лезет. Блин, щас вся шуба провоняет, – вздохнула девушка и принялась вытряхивать снег из сапожек.
– Главное, следи, чтобы искрами не прожгло, – усмехнулся я, протягивая напиток. – Глотни-ка чайку и сходи, нарви лапника. Здесь переночуем.
Лена поднесла кружку, понюхала, носик сморщился. Но, надо отдать должное, все выпила. Вернув посуду недоумевающему Валере, натянула обувь и отправилась ломать ветки. Молодец, подумал я, хозяйственная, хоть и стонет постоянно.
Егорыч
Мы болтаем и смеемся, забыв о проблемах и ужасах войны. Здесь, в сердце северного леса, кажется, будто мы – последние люди на планете. Даже моя паранойя отступила смущенно вглубь разума. И это едва не стоило нам жизни…
Глава 67
Сухие сучья уютно потрескивают в костре. Я откидываю редкие прилетающие искры с шубы Лены. Девушка вовсю клюет носом, уткнувшись в мое плечо. Егорыч бодро храпит, давно приговорив свое пойло. Не спим только мы с Валерой. Другану просто не спится и хочется поболтать, а я думаю о Схроне. О том, что в нем улучшить в ближайшие месяцы.
– Чаю хочется, – потянулся Валера. – Санек, у тебя не осталось заварки?
– Ой, я бы тоже чайку попила с печеньками, – тут же проснулась Лена.
– Да нету нихуя больше, – я выкинул окурок в костер.
– А почему ты так мало взял?
– Блять, в смысле, «мало»? Пендосы ебаные все отобрали, забыл?
– Саня, не кипятись. Кстати, давно хотел спросить, – Валера принялся протирать линзы очков, – почему ты так много материшься? У меня уши просто вянут! А с нами дама…
– Она привыкшая, – ухмыльнулся я. – Правда, любимая?
– Да, пиздец… – с грустью сказала Лена.
– Нет! Я считаю, что мы культурные люди, согласен? А раз мы культурные, то должны выражаться культурно, то есть, не используя ненормативные слова из лексикона маргинальных личностей. Если бы в книжке, например, кто-то матерился, я бы тут же бросил ее в костер!
– Да ну, нахуй.
– Да! Сейчас я читаю замечательную книгу «Механики» Александра Марта. И там никто не матерится, заметь!
– А мне поебать. Я люблю материться! Так получается более ярко выражать свои эмоции. А ты, Валера, не материшься, и все гавно в тебе копится-копится, а потом хлещет через край. Прямо как сейчас, блять. И если уж ссылаешься на книги, то должен знать, есть дохуя напечатанных произведений с матом. Даже Пушкин, Александр, блять, Сергеевич хуячил матерные стихотворения. Так что, дружище, я буду разговаривать так, как мне нравится! Вот, слушай! Хуй, хуй, хуй, хуй, хуй, хуй, хуй!
– Перестань!
Мы с Леной рассмеялись, увидев, как скривился Валера. Что может быть лучше, чем затроллить своего нервного закомплексованного друга?
– Чего вы ржете?! То есть, ты хочешь сказать, что написал бы книгу, используя мат?!
– Естественно. Кстати, спасибо, клевую идею подал. – Я поворошил палочкой угли. – Точняк, надо книгу написать!
– Ты? Книгу? Ха-ха-ха! – развеселился очкастый. – И как ты назовешь свой… аха-ха-ха… шедевр?
– Схрон, – не задумываясь, ответил я.
– Уху-ху-ху! Схрон! Ну, ты доставляешь! И про что же ты напишешь?
Я стиснул зубы, чтобы успокоиться. Нельзя показывать свой гнев, что хочу выхватить револьвер и послать толстую пуля промеж наглых очков. Самообладание одержало верх в этой внутренней схватке.
– Я буду писать свою автобиографию. Все как есть. Всю правду. О своей отваге и героизме, о своих бугристых бицепсах и кубиках пресса…
– Вот опять ты погнал свой бред! Ну, где у тебя бугристые мышцы? В фантазиях! И нет никаких кубиков, у тебя пивной пузан! Я вообще поражаюсь, как ты все это вытворяешь. Ты просто какой-то психопат с комплексами!
– Нет. А за такие слова, Валера, в книге я тебя выставлю полным олухом. Но тебе даже не дам почитать.
– Значит, никто не прочитает твою книжонку. Ха.
– Может быть, не прочитает. А может, быть прочитают десятки тысяч человек в другой параллельной вселенной и будут орать в голосину с того, какой ты мудак.
– Ребята, ну вы еще подеритесь, – сказала Лена. – Что с вами такое?
– Ладно, проехали, – буркнул я. – О, кстати, вспомнил! В термосе, всяко, заварка осталась. Я ж его не мыл.
Валера молча набил в котелок снега и поставил на угли. Я вытащил из рюкзака металлический термос, тот самый, что достался от зэка-газелиста Толяна. Ништяк, сейчас чаище забабахаем! Плевать, что вторяки. Когда снег в котелке растаял, я налил в термос теплой водички, чтобы отошла застывшая заварка. Побултыхав немного, вылил в котел. Айтишник добавил еще снега. Сунув нос через минуту, недоуменно произнес:
– А что это такое плавает? Непохоже на чай!
– Это мухоморы, друган, не боись.
– Чего?! Отравить нас решил?
– Да ничего не будет, не ссы. Тем более, сам же пил его перед атакой на город.
– Меня сейчас вырвет! А я думал, что со мной не так! Думал, у меня шизофрения!
– А, по-моему, прикольно вышло.
– Это совсем не смешно, Саня. Спасибо, но пить твой чай я не буду.
– Ну и не пей, нам с Леной больше достанется.
– Я такое тоже пить не хочу! – Гримаса отвращения возникла на личике, когда любимая заглянула в котелок, где весело закипали шляпки мухоморчиков.