Штабс-ротмистр
Шрифт:
— В схватке участвовал ещё один.
Не дожидаясь ответа, Виктор Сергеевич снял кулон и врезал вытянутыми пальцами, бросив в них щедрую долю Энергии. Рука пробила штурм-прапорщику Хвостицыну грудную клетку. Навылет. Магическая защита лопнула как бумажная. Пальцы проткнули лёгкое, лопатку и вышли из спины.
Стоявшие рядом бойцы в чёрных беретах моментально приготовились к бою. Кто не обладал Одарённостью, активировал амулет.
— Всем — немедленно прекратить! Граф! Вы с ума сошли! — воскликнул вице-губернатор.
— Отнюдь, ваше сиятельство. Этот мерзавец подпитывал
— К целителю его! Буранова, когда очнётся, командиров штурм-групп и всех девяточников — в мою каюту!
Князь развернулся и покинул бак, не скрывая раздражение. Дуэль с ограничениями, фактически — спортивно-дружеский мордобой, переросла в серьёзный конфликт между его охраной и основной боевой силой.
Понимая чувства начальника, Виктор Сергеевич поднял глаза и увидел через стекло капитанского мостика лицо Львовой, неподвижно глядевшей на арену ристалища как с театрального балкона. Её эмоции были запечатаны маской непроницаемости, но почему-то граф решил, что увиденное ей не понравилось. Буранова проучил правильно. А с вторым негодяем хватил лишку. Правда, до Ново-Йорка целитель его заштопает, никакая собственная магия такую дыру не залепит. Всё равно — жестоко. Получается, он ничем не лучше костоломов в беретах.
Совещание началось в обед, когда целитель прислал вахтенного матроса с запиской: штурм-ротмистра не ждать, у него множественные переломы. Шутка ли, пробил кулаком стальной лист в палец толщиной! Правая рука — в труху, на корабле не восстановится, пришлось отрезать. На другое потребуется дня три, не меньше, как и у Хвостицына. Без целительской магии можно было бы зашивать обоих в парусиновые мешки и отправлять на корм рыбам.
— Все трое отстранены, — начал Горчаков, когда его не слишком большая каюта заполнилась военными в кепи и беретах, старавшимися расположиться как можно дальше друг от друга. — Буранов и Хвостицын по выздоровлении отправятся в корабельный карцер, обратным рейсом яхта отвезёт их в Ригу для отдачи под трибунал как потерявших офицерскую честь. Буранов, кроме того, теряет служилое дворянство, наследственного не получит никогда. Конечно, если трибунал и Государь согласятся с моим мнением.
Почему-то никто в этом не усомнился. Только один из взводных штурм-корнетов испросил разрешения обратиться и задал вопрос: каковы доказательства вины Хвостицына.
— Его плетение, кроме Тышкевича, видел Искров. И ещё одно незаинтересованное лицо, пожелавшее не раскрывать своё имя.
«Львова!» — сверкнуло в голове Виктора Сергеевича. Пусть способность видеть чужую магию далеко не уникальна, почему-то хотелось, чтоб это оказалась она. Коль свидетельствовала в его пользу, то, быть может, не столь разочарована увиденной жестокостью?
Зачем ему княжна… Почему важно её расположение? Для походно-пароходного романа годится не больше, чем якорный клюз. Дружеских отношений с подобными барышнями не заводят. Замуж за заурядного графа не отдадут, да и сама честно предупредила — с ней счастливого супружества не жди…
— Штабс-ротмистр! На кону ваша карьера. Изволите ворон считать?
— Виноват. Чаек, ваше сиятельство. Мы в море.
— Не самое подходящее время дерзить и шутки шутить. Отвечайте. Как обязаны были поступить, обнаружив подлость?
— Доложить непосредственному начальнику. Вам, ваше сиятельство. Или вызвать недоноска Хвостицына на дуэль. До неизгладимых увечий или смерти.
При слове «недоносок» штурмовики взроптали, но затихли.
— А теперь слушайте все! — князь припечатал ладонью по столешнице. Он, немолодой и невысокий, очень благообразный, наверняка обладал недюжинным Дарованием, присущим Великим княжеским домам, а Горчаков был отпрыском, хоть и боковым, именно такого рода. Не исключено, его Дарование поспорило бы по мощи со всеми талантами собравшихся офицеров вместе взятыми. Хотя запросто оказалось бы вполне мирным, тот же целитель или провидец, например. О способностях начальника Тышкевич не имел сведений. — На нас возложена ответственная миссия. Я — её мозг. Но мозг бессилен без рук. А моя правая ломает пальцы левой. Штурмовики! Кто из командиров взводных отрядов имеет наибольший опыт?
— Командир первого взвода штурм-прапорщик Ерофеев, — поднялся самый возрастной из них. — Двадцать два года выслуги. Участник кампании против выползней из Тартара.
Горчаков критически осмотрел офицера.
— Отчего же только штурм-прапорщик?
Тот замялся. Потом прогудел:
— Понижен из ротмистров, вашсиятельство.
— За что?
— За дисциплину…
— То есть даже по меркам штурмовых отрядов вы — разгильдяй. Не лучше Буранова с Хвостициным. Командир второго взвода!
Тот был моложе. Чёрная форма сидела как на заказ шитая. Берет по Уставу, а не на затылке.
— Штурм-корнет Лисицин, ваше сиятельство.
— Хотя бы вы понимаете, что в Ново-Йорке дело предстоит важное? Что я должен быть уверен — вы о задании будете думать, а не о том, как задирать мою охрану по надуманному поводу, лишь бы пыль пустить перед княжной Львовой, которой ваш Буранов — до синей звезды?
— Так точно. Понимаю. Разрешите вопрос?
— Давайте.
— Коль Буранов из армии списан будет, и на яхте его не вылечат… Кто оплатит ему целительство руки?
— Он в авторитете у вас был? Хоть и зря?
— Так точно, ваше сиятельство.
— Ну так скиньтесь. Выполните задание — премию всем. А не выполните — грош цена отряду. Лучше казаков попрошу. Всё ясно? Лисицин, принимайте отряд. Назначьте командира второго взвода и себе заместителя. Не Ерофеева, вестимо. Тышкевич! От поста начальника караульной смены отстраняю. Будешь сзади топтаться. Искров — за старшего.
Граф густо покрылся пунцовым. Подчинять штабс-ротмистра корнету — унизительно. Но Горчаков прав. Заслужил. Пока что вмешательство дядюшки, пристроившего с миссией в Америку, для роста карьеры обернулась противоположностью — понижением. Но ещё не вечер.