Шторм
Шрифт:
Я шумно выдыхаю:
— Это авангард? Начинается война?
— О боже, Марк! Только не это!
Саманта берёт меня за руку и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
Вот сейчас я на самом деле просыпаюсь от своей летаргии. Город в опасности.
— Могу я что-нибудь сделать?
— Воина надо прооперировать. Поможешь мне?
Я автоматически киваю, мысли стремительно проносятся одна за другой. Как врач, я клялся спасать каждую жизнь, даже преступника. Но действительно ли Воины виноваты? Они лишь делают то, что приказывает им режим, и в Уайт-Сити я никогда не задавался этим
На сердце становится тяжело. Неужели видео не потрясло никого из них? Или они посчитали фильм ложью? Мы не знаем, как отреагировали граждане Уайт-Сити. Не убедил ли их сенат, что запись поддельная? Не известно. Я помогу Саманте на операции, чтобы потом Воина можно было допросить. Может быть, мы узнаем что-то новое. Я только хочу, чтобы не было войны. Я хочу наконец-то мира, спокойствия, более-менее нормальной жизни.
* * *
Мы ждём, когда привезут раненого. Операционная готова, и, как ни ужасно это звучит, я рад, что буду снова работать с Самантой в операционной. Мы всегда были отличной командой. Это отвлечёт меня. Здесь нет медботов, чтобы поддержать врача, всё приходится делать вручную.
По тёмному коридору бежит Вероника Мурано, она кажется взволнованной. Рядом с ней бегут Мэр и Мираджа, вторая половинка Хрома и бывшая телохранительница Вероники. Оказалось, что дочь сенатора готова остаться в Резуре добровольно, потому что тоже не хочет войны. Хорошо иметь на своей стороне кого-то из верхов.
Затем я слышу ещё шаги — в полном боевом снаряжении появляется Хром.
За ним идут два санитара с носилками.
Вероника прижимает руку к груди.
— Это Шторм — Воин, который разговаривал с моим отцом! — кричит она, и у меня стынет в жилах кровь.
Пожалуйста, пусть она ошибается!
У мужчины на носилках нет чёрных косичек, он коротко стрижен. Но прямо на меня смотрят те самые песочно-карие глаза, которые невозможно не узнать. Я вздрагиваю, словно меня ударили кнутом, и проталкиваюсь мимо Саманты.
— Шторм!
Его обнажённая грудь вся в крови, по диагонали через плечо и туловище намотана повязка. Ткань вся пропиталась. Предплечье тоже перевязано. Он потерял чертовски много крови.
— Пуля прошла через руку и попала в грудь, — поясняет один из санитаров — молодой мужчина с рыжими волосами — пока я помогаю переложить Шторма на каталку. — По-видимому, не очень глубоко, и левое лёгкое, похоже, не задето, иначе он давно был бы мёртв.
О боже, Шторм! Видеть его таким, убивает меня.
Он дышит с хрипами, с губ стекает кровь. В его взгляде нет ненависти, только боль и печаль.
— Марк, — шепчет он и поднимает дрожащую руку.
Не раздумывая, я глажу его по коротким волосам и беру его руку. По моим щекам текут слёзы.
— Не разговаривай. Всё будет хорошо.
Шторм кашляет, разбрызгивая кровь.
— Прости, я был слеп и глуп… я должен был поверить тебе. — Ему явно тяжело говорить, но он не замолкает, словно торопится сказать мне всё перед смертью. — Когда я посмотрел видео… пожалел обо всём… хотел знать, как ты. И присоединился к этому заданию.
Не смотря
Из его рта вытекает новая порция крови, глаза закрываются.
— Люблю тебя… — шепчет он, и больше не двигается.
— Шторм!
Я чувствую боль в груди. Он только что сказал, что любит меня?
Хром встаёт рядом с кроватью и трясёт его за плечо.
— Зачем ты сюда пришёл?
Шторм не реагирует.
Мне невыносимо тяжело смотреть на него. Он умирает. Я должен что-то сделать! Пожалуйста, он не может умереть!
Я решительно вытираю слёзы с лица и умоляюще смотрю на Саманту.
— Его немедленно надо прооперировать!
— Операционная готова! — Рядом с нами оказывается доктор Никсон, и мы вместе толкаем каталку со Штормом в операционный зал. Каждая секунда дорога.
* * *
Я редко видел столько крови во время операции, но здесь так много чего не хватает. Хорошо, что седативного средства достаточно, чтобы держать Шторма под наркозом. Мы втроём делаем всё, чтобы спасти его.
Сквозная рана на руке почти не опасна, но операция на лёгких это всегда серьёзно. Поэтому я стараюсь отключить эмоции и быть просто хирургом. Шторма больше не существует. Передо мной лежит пациент «Икс». Мои руки не должны дрожать, надо успокоиться…
Я делаю боковой надрез, затем мы разводим рёбра с правой стороны. Если Шторм… мой пациент… выживет, он будет долго чувствовать боль. Анальгетиков почти нет. Но он справится. Он Воин!
Его правое лёгкое наполнилось кровью, левое действительно не повреждено. Это могло бы спасти ему жизнь. Хорошо, что у нас есть работающий лазер, который облегчает мне работу. Спайка сосудов проходит нормально. Пулю мы тоже быстро удаляем. К сожалению, она нанесла больше повреждений, чем предполагалось, так что мне приходится удалить часть лёгкого.
Я несколько часов сохраняю концентрацию, пока Саманта и доктор Никсон ассистируют мне. Я хотел бы по возможности оперировать Шторма один, в таком случае, если он не выживет, мог бы винить только себя.
Через пять часов мы можем закрыть грудную клетку, осложнений не возникло. Мы под давлением вставляем в лёгкое тонкую трубку, которая будет накачивать его и отводить воздух и секрет из раны. Дренаж должен оставаться в груди минимум неделю. По крайней мере, пока лёгкое снова не начнёт функционировать.
Я глубоко вздыхаю, дело сделано. Мне больно смотреть на израненное тело. У Шторма останется приличный шрам на правой стороне. Ему, наверняка, понравится — он говорил, что хотел бы заработать много шрамов в бою. Он думал, это круто. А после боя я должен был бы залатать его и окружить заботой.
Не думаю, что к этому стоит стремиться. Ужасно, что получилось именно так, хотя и при других обстоятельствах.
Я хочу быть рядом с ним, заботиться о нём, говорить с ним. Но сейчас не могу сделать ничего, кроме как ждать, что он откроет глаза.