Штормовое предупреждение
Шрифт:
— Да, я его младший брат.
— Вы позволите — исключительно для пользы дела — вести переговоры непосредственно с Чарли?
— Простите?
— Непосредственно с Чарли. Могу я поговорить — совсем недолго — исключительно с Чарли?
— Я только хотел сказать…
— Так вы не против?
Последняя фраза была на удивление короткой и нетерпеливой. Ошеломленный Томми захлопывает рот и начинает неловко ерзать. Он не привык к таким конфликтным ситуациям, которые нельзя уладить простой дракой.
— Вот и хорошо. — Баттерфилд удовлетворенно кивает. — Отлично.
— Вы хотите, чтобы я ушел? — бормочет Томми.
— Нет, что вы! Полагаю, это совсем необязательно.
Он медленно поворачивается к Чарли:
— Когда мы договаривались о встрече, мистер Чарли, вы сказали, что постараетесь найти решение наших проблем. Вам это удалось?
— Если бы я мог продержаться до Рождества, — с отчаяньем говорит Чарли.
— До Рождества? — озадаченно переспрашивает Баттерфилд.
— Да. Понимаете, перед Рождеством продажа идет очень хорошо.
— Но Рождество у нас в декабре. Или его уже успели перенести, и никто не удосужился поставить меня в известность? Ну и дела!
Баттерфилд широко улыбается, довольный своей шуткой. Он еле сдерживает смех.
— Я все продумал и все просчитал, мистер Баттерфилд.
Чарли достает из стола свою убогую картонку с исчерканными листочками и поднимает ее перед собой, как талисман.
— Я знаю, если бы я нашел… Я все просчитал. Много раз. Никакого прожектерства. Все вполне реально. Несмотря на крайне сложную ситуацию, я бы мог со всем справиться. Все, что мне требуется, — еще один заем. Самый последний.
Он замолкает, онемев от собственной наглости. Лишь смущенно покашливает.
Баттерфилд тоже молчит — от изумления.
— Заем? — наконец переспрашивает он. — Еще один? И сколько же?
— Сорок штук. То есть, я хотел сказать, тысяч… Это не так уж много. И тогда я смогу справиться, решить все проблемы.
Над домом низко пролетает самолет, из-за рева двигателей несколько секунд невозможно говорить. Когда шум стихает, Баттерфилд с ледяным спокойствием продолжает:
— Вы хотите сорок тысяч? Чтобы выбраться из ямы?
Сняв очки, он тщательно их протирает и расплывается в широкой улыбке.
— Вы хотите, чтобы "Северный национальный банк" одолжил вам еще сорок тысяч?
— Именно так, — с готовностью подтверждает Чарли.
— В придачу к тем ста тысячам, которые мы предоставили вам на покупку дома? И к тем пятидесяти тысячам, что были выданы вам коммерческим отделением на ваш магазин?
— Да, — с некоторым вызовом говорит Чарли.
— Несмотря на то, что в соответствии с последними расценками стоимость вашей собственности составляет… одну минутку…
Из наружного карманчика, имеющегося на кейсе, он извлекает три безупречно аккуратных фирменных квитка. Изучив каждый, он снова прячет их на место.
— …несмотря на то, что по самым оптимистичным… Я подчеркиваю, самым оптимистичным прогнозам, Чарли, стоимость вашего дома составляет шестьдесят восемь тысяч.
— Да, но это абсолютная нелепость. Временный спад. Я знаю, что дом у самой дороги, и сад при нем намного меньше моего…
— По самым оптимистичным, Чарли. Менее оптимистичные оценки таковы: шестьдесят тысяч, ну, чуть-чуть больше.
— Я-то тут при чем! — вдруг свирепеет Чарли. — Когда вы оформляли мне кредит, вы сами были уверены, что цены на недвижимость будут расти и дальше. Мы все были в этом уверены. Ваш банк даже нанял несколько оценщиков этой самой недвижимости, ведь так?
— Консультантов, — поправляет Баттерфилд.
— Если называть утку сосиской в тесте, от этого она не перестанет быть уткой. Называйте их как угодно, но, получается, от них никакого толку, одни убытки. А расплачиваться за все это должен я, а вы, вместо того, чтобы помочь человеку, поддержать его…
Баттерфилд почти его не слушает и поднимает руку, останавливая.
— Боюсь, обсуждать, что справедливо, а что нет, занятие довольно бессмысленное. Приходится принимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким он должен быть. Справедливость вещь довольно абстрактная.
Чарли молчит, ему нечего на это ответить.
— А на сегодняшний день перспективы, как я понимаю, таковы, — продолжает Баттерфилд, — "Северный национальный банк" будет нести и уже несет убытки по вполне конкретной причине. Из-за просроченных ссуд. Так что мы все в яме, не только вы. Вы согласны со мной?
— Да, конечно, но…
— А знаете, что я думаю по поводу ям?
Баттерфилд с энтузиазмом смотрит на Чарли, будто не сомневается в его прозорливости.
— Нет, — мрачно бормочет Чарли, — даже не представляю.
— Я думаю, раз уж мы угодили в одну яму, не стоить делать ее еще глубже, отложим лопаты в сторону.
— Ну… — неопределенно бормочет Чарли, не понимая, к чему тот клонит.
— Я думаю, — продолжает Баттерфилд, — обстоятельства таковы, что необходимо прийти к какому-то итогу.
— К какому итогу?
Баттерфилд кладет на стол ладонь, слышится глухое "бух".
— Мы вынуждены конфисковать у вас дом и магазин. В течение тридцати дней.
Чарли растерянно моргает, второй раз, третий… Ему нечем дышать. Сегодня он сумел продержаться без спиртного, но сейчас ему жизненно необходимо ощутить в горле обжигающую влагу, глоток виски.
— Так вы говорите, что больше не дадите мне денег?
— Именно это я и говорю. При нынешнем состоянии ваших дел это было бы крайне опрометчиво. Все это весьма прискорбно, и для вас, и для нас. В особенности для нас. Вы только человек. Вы частное лицо, Чарли. А мы — государственное учреждение, причем очень солидное. Только благодаря подобным учреждениям наша страна стала такой, какой вы теперь ее видите.