Штрафбат. Миссия невыполнима
Шрифт:
Замбах пытался рассказать обо всём этом своим спутникам. Морпех шутливо отвечал, что лучше съест собственные ботинки, чем положит на язык таракана. А канцелярист раздражённо в ответ советовал поляку не слишком умничать.
Вообще штабной вёл себя очень заносчиво. Уверял, что год прослужил в генеральном штабе и вообще он, мол, большая птица и его обязательно станут искать: «Главное, суметь сообщить о себе, и вы увидите, что за мной обязательно пришлют спасательный самолёт или подводную лодку».
У него была невероятно длинная аристократическая фамилия, которую невозможно было запомнить. Ян не раз задавался вопросом и раньше, встречаясь с чудаками, именующимися столь пространно, к чему им такие сложности. Ведь всё равно за исключением специально подготовленных церемониймейстеров ни у кого не хватит терпения поприветствовать тебя по всем правилам. В любом случае всё ограничится обыкновенным: «Привет, Джэк!»
В конце концов Ян решил, что таким образом лишённые талантов люди пытаются выглядеть более значительными, выпендриться. Видимо, те, в чьих жилах текла изрядная доля «голубой крови», стремятся изначально выделиться в любой среде, обозначить свои претензии на исключительное положение. Но штабисту его фамилия помогала мало, во всяком случае в их тесной компании. И мужика злило, что спутники не воспринимают его всерьёз, а мальчишка – тот и вовсе не признаёт ничьих авторитетов и норовит сделать лишний глоток из фляги.
Вообще штабист производил какое-то серое впечатление. Лицо у него было правильное, но какое-то слишком типичное, невыразительное, будто стёртое, – лишённое индивидуальности. Да и все повадки выдавали в нём человека мелочного, скучного и трусливого. Если в присутствии такого чистоплюя карманник стащит кошелёк у прохожего, он не бросится ловить вора, рискуя напороться на нож, а лишь подмигнёт полицейскому и тут же уйдёт, чтобы избежать мести дружков преступника.
Яну больше импонировал его молодой спутник. Замбаха очень впечатлило, как во время побега морпех, из мальчишеского лихачества, на прощание снизу, подобно бейсбольному игроку, швырнул камень в японского часового, и тот беззвучно рухнул на землю и больше не поднялся. Не было сомнения, что паренёк – настоящий герой и таким же образом не раз швырял гранаты в противника… Похоже, он был недавним молодым салагой из последнего перед сдачей гарнизона пополнения. Обычно новичков прямо после прибытия отправляли маленькими партиями на передовую. По странному стечению обстоятельств это почти всегда происходило вечером. Не имеющие друзей и навыков, необходимых для выживания в смертельной обстановке, новобранцы массами гибли в первом бою, не успев даже сообщить, как их зовут, более опытным товарищам по взводу. Выживали лишь самые приспособленные. К таковым и относился спутник Замбаха. Он никогда не унывал, быстро психологически и физически приспосабливаясь к самой тяжёлой обстановке. Он рассказал Яну, что при отправке на фронт получил скверные ботинки, не подходящие для жаркого влажного климата. Так что в джунглях из-за невозможности просушить обувь и одежду у него быстро развилась «траншейная стопа» – кожное заболевание ног, выражающееся в их гниении. В его взводе из-за того, что война затягивалась и верх начинали брать японцы, утвердилось мнение, что домой можно вернуться относительно целым, только если повезёт и ты получишь ранение на миллион долларов – Million dollar wound. Испорченные ноги тоже не подпадали под категорию особенно тяжёлых – при своевременном обращении в санчасть можно было избежать ампутации конечностей и инвалидности, зато почти стопроцентно гарантировали отправку в Штаты.
Но молодой десантник не спешил домой. Сперва он должен был заслужить пару медалей и сержантские нашивки. Поэтому когда вражеский снайпер подстрелил одного его сослуживца по взводу, парень сразу переоделся в его ботинки и продолжил воевать. Вот такой это был прирождённый солдат… И кто бы мог подумать, что вскоре он будет предательски убит своим же товарищем.
Во время ночного привала тыловой деятель, который при другом раскладе всю войну мог бы провести, занимаясь канцелярской работой, и который до службы в армии работал в бостонском музее изящных искусств, ударил палкой по голове спящего морпеха, чтобы больше не делить с ним флягу… Похоже, что убийство морпеха стало первым ярким настоящим поступком в его жизни.
Правда, наутро штабист выглядел потрясённым от осознания содеянного. Полный раскаяния, он плакал и предлагал похоронить убитого мальчишку, чтобы его тело не досталось падальщикам. Замбах промолчал, только выразительно посмотрел на говорящего. Время ли хоронить мёртвых, когда они сами имеют небогатые шансы далеко уйти от идущей по пятам смерти.
Когда вода во фляге кончилась, штабист наполнил её из какой-то лужи. Замбах принялся уговаривать товарища не сходить с ума. Он снова стал показывать спутнику, как можно собирать по каплям дождевую воду с широких листьев тропических растений, чтобы приглушить чувство жажды. Но бывший искусствовед только грязно ругался на советчика. Вскоре у него начались проблемы с животом, а потом он не смог идти. Замбах пытался тащить товарища на себе, но оказался слишком слаб для этого, так что через несколько километров они оба поняли, что дальше пойдёт только один из них. И тогда штабист совсем раскис. Этот взрослый мужчина плакал и вспоминал маму, когда Замбах уходил. Странно, но за всю дорогу он ни разу не вспомнил о какой-нибудь
– Величайшее проявление любви – это герпес… – Затем вскинул испытующий взгляд на Замбаха, которого удивила странная фраза: – Вот вы смогли бы поцеловать дорогую вам женщину с отвратительной болячкой на губе или иным дефектом? Ведь принимать свою избранницу надо всякой. А иначе это не любовь, верно? Я же для этого слишком брезглив… Жажда помутила мой разум и заставила лакать воду из грязной лужи, но мысль, что мои останки будут разлагаться в этом лесу, сводит меня с ума.
Он явно предчувствовал свою смерть.
На прощание Ян предложил помочь товарищу умереть, чтобы звери не начали терзать его заживо, но штабист отказался…
Идти было мучительно трудно. Одежда Замбаха не спасала его от трудностей пути. Шорты, очень удобные в жарком влажном климате тропиков, если большую часть времени ты проводишь в кабине самолёта или в аэродромном баре, совсем не подходили для джунглей. На ногах постоянно появлялись всё новые волдыри и порезы. Оголённые части тела привлекали малярийных комаров. С ботинками дело обстояло ещё хуже: на вторые сутки пути подошва одного из них осталась в глубокой луже. Когда-то один приятель признался Замбаху, что война научила его любить удобную прочную обувь и мягкие воротники. Что ж, с этого дня Ян тоже с особым пиететом стал относиться к привилегии носить просторные прочные ботинки…
Он смутно помнил, как вышел к какой-то деревне. Ему фантастически повезло целых три раза. Во-первых, он не умер во время долгих блужданий по джунглям. Во-вторых, жители села считали японцев оккупантами и симпатизировали европейцам. До войны белые миссионеры и колониальные чиновники лечили их, учили их детей грамоте. И в-третьих, он оказался в нужном месте и в нужное время.
Замбаха спасли скауты из команды дальней разведки 1-й кавалерийской дивизии. «Следопыты» случайно оказались рядом – они искали пропавший транспортный самолёт с каким-то важным чином на борту, который, по всей видимости, перехватили японские истребители. Место падения «Дугласа» разведчики так и не нашли и возвращались на базу. Они захватили раненого лётчика с собой. Перед уходом к побережью Замбаху удалось уговорить командира разведгруппы послать двух бойцов к тому месту, где он оставил своего ещё живого спутника. Вечером рейнджеры вернулись. Они принесли только личный жетон штабиста, так называемый «собачий ярлык». Этот прямоугольник из нержавеющей стали с выбитыми личными данными военнослужащего было всё, что осталось от заносчивого аристократа, до которого добралась стая падальщиков. По дороге Замбах случайно услышал, как один из ходивших на поиски штабиста солдат с грустной иронией рассказывал сослуживцу:
– Говорят, что толщина наших «собачьих ярлыков» выбрана с таким расчётом, чтобы можно было просунуть эту стальную пластинку между зубов покойника или хотя бы легко прибить к стволу дерева над его могилкой. Но того парня так разметали по лесу, что у него ни зубов не осталось, ни других частей тела, которые можно было бы собрать для захоронения…
Ночью разведчиков взяла на борт летающая лодка Catalina ВМС США. На память об этом эпизоде своей короткой службы на Тихом океане Замбах получил «Американско-тихоокеанскую медаль» и увеличенную печень на память о перенесённой малярии. Через три месяца, проведённых в американском госпитале, Замбах вернулся в Великобританию и продолжил службу в 303-й авиаэскадрилье…
В январе 1943 года командование польских ВВС объявило набор добровольцев для формирования авиагруппы, направляемой в Тунис. В число 16 пилотов, отобранных для этой миссии, вошёл и Замбах. Так он впервые оказался в Африке. Потом успел повоевать в Сицилии. Две свои последние победы Ян одержал в «День Д» во время высадки союзников в Нормандии.
В последние месяцы войны Замбаха, несмотря на то, что он не занимал сколь-нибудь серьёзный пост, командировали на стажировку в комадно-штабной колледж США. Своими нетрадиционными взглядами на тактику воздушного боя и личной харизмой Замбах произвёл такое сильное впечатление на американцев, что бригадный генерал Эдмунд Клэйтон Линч предложил ему: «Одно ваше слово – и завтра вы станете американцем». Это было весьма своевременное предложение, ибо возвращаться всё рано было некуда. По итогам ялтинской конференции союзников Польша вошла в зону влияния СССР. Сослуживец Замбаха талантливый польский лётчик-истребитель, одержавший в период «Битвы за Британию» 14 личных побед и ещё две групповые, Станислав Скальский отклонил предложенные должности в ВВС Великобритании, США и Пакистана и вернулся на Родину. В 1948 году он был арестован по ложному обвинению в шпионаже в пользу Запада и приговорён к смертной казни. Такая же судьба ожидала и других «англичан», принявших приглашение вернуться на родину от президента Болеслава Берута – ставленника Сталина. Но дальновидный Замбах не вошёл в их число.