Штрафбат. Закарпатский гамбит
Шрифт:
ЗАПИСКА ПО «ВЧ»
«Срочно!
Карпухину.
Отдана команда относительно оперативной разработки указанных Вами лиц. Все данные будем отправлять по мере поступления. Относительно Яценюка и Ширжецкого будет предпринята углубленная проверка. Считаете ли нужным установить за ними дополнительное негласное наблюдение? Если «да», немедленно сообщите, и в этом случае вся группа капитана Федина остается в Вашем подчинении.
Активизацию группы Боцмана разрешаю.
Повторяю, операция
Степану Васильевичу Карпухину не надо было напоминать про «особый контроль» – генерал-майор Карпухин и без того знал, что операция по задержанию американского резидента с грузом находится под личным контролем Сталина, и начальник Главного управления контрразведки «Смерш» ежедневно докладывает Сталину о том, как проходит операция и в какой стадии она находится.
Провал операции и даже половинчатое решение «Закарпатского гамбита» исключены.
Слух о том, что Христин постоялец «из старых часов сотворяет новые», то есть из дерьма делает конфетку, «а Доминику вообще сотворил такое из его старых ходиков, что теперь даже кукушка закуковала по-новому», со скоростью «сарафанного радио» облетел всю улицу, а также всю родню тех, кто жил на этой улице, и уже утром следующего дня едва проглянуло солнышко, как к дому Христы потянулся народ, и впечатление было такое, будто за годы войны остановились не только все настенные часы, но и те немногие «луковицы» на серебряных цепочках и наручные женские часики с браслетками, которые еще радовали глаз их владельцев. Поначалу Тукалин обрадовался было такому спросу на его руки, однако уже ближе к обеду, когда принял на ремонт часы десятого по счету клиента, понял, что с таким наплывом клиентуры, которая ждала истинного чуда от «мастеровитого москаля», ему не справиться, даже если он будет сидеть не разгибаясь за своим рабочим столом по двадцать четыре часа в сутки, и он вынужден был прекратить прием «до утра». Правда, попросив при этом приунывших мужиков, парней и баб, чтобы раньше того часу, когда над домами поднимется солнышко, его не тревожили.
Довольная тем уважительным вниманием, которое соседи по улице проявляли теперь не только к ее постояльцу, но и к ней лично как к хозяйке, которая может и словцо замолвить перед мастером, чтобы «дюже добрые часы», без которых, оказывается, невозможно и дня прожить, пустили вне очереди, Христа налепила к обеду вареников с картошкой на шкварках, и Тукалин даже подумал невольно, что после возвращения в Ужгород он едва ли сможет застегнуть пуговицы на воротничке гимнастерки.
Чтобы только не обижать хозяйку, Тукалин отобедал миской наваристого борща с цыбулей, насладился дюжиной сочных вареников и, уже не в силах затолкать в себя кружку взвара из сушеных абрикосов, поднялся из-за стола.
– Всё, хозяюшка, больше не могу, – расшаркался он перед донельзя довольной Христой, – спасибочки! Как говаривал когда-то наш старшина, оторвавшись от миски с кашей, щас пузо лопнет.
– Так как же без взвару-то? – всплеснула руками Христа. – Оно же всё равно что на сухомятку пообидали.
– Всё, спасибо! Вечерком допью.
Надо было поспешать в чайную, и он, прихватив с собой самый необходимый инструмент, заспешил по улице в сторону вокзала.
Теперь уже с ним здоровались все, кто возился в своем подворье или лузгал семечки на скамейке у плетня. Подобная слава «часовщика-москаля» вроде и душу грела, и в то же время настораживала. Теперь он был у всех на виду, по крайней мере на виду той улицы, где жила Христа, и уже этот факт связывал ему руки.
Видимо, помозговав ночью над предложением залетного часовщика, который действительно мог привести в должный порядок часы любой практически марки, и приняв соответствующее решение, Ян Казимирович Мазур не просто ждал его как дорогого гостя, а даже подготовил каморку с зарешеченным окном на улицу, где бы он смог спокойно работать. Правда, тут же поставил свои условия: с каждого клиента пятьдесят процентов.
– Пятьдесят – многовато, пожалуй, – скривился Тукалин. – Четвертак, думаю, в самый раз будет.
– Ни-и, – поджал губы Мазур, – двадцать пять с клиента – это, сам понимаешь, маловато.
– Но ведь и работа моя, да и инструмент мой, – попробовал было отстоять свой процент Тукалин, хотя в душе был готов и на фифти-фифти. Однако надо было держать марку мастера высокой пробы, который залетел в этот городишко не пиво с мужиками пить, а дело и деньги делать.
– Ну так и шо, што отвертки да лупы твои! – возмутился прижимистый Мазур, который не желал отпускать ни одной копейки халявных денег. – А моя реклама?.. Да и та мастерская, которую я тебе выделил, это ведь тоже грошей стоит.
Теперь он уже называл «мастерской» то убогое помещение, в котором еще совсем недавно перебирал овощи погибший связник ужгородского радиста.
– Ладно, хозяин, хрен с тобой, – вроде бы как согласился Тукалин, – тебе тридцать, мне семьдесят.
– Ни! – вновь поджал свои тонкие губы Мазур. – Тридцать – это тоже не разговор…
В конце концов сошлись на шестидесяти и сорока плюс бесплатное пиво мастеру и, естественно, та закуска, которой могла бы похвастаться чайная.
Уже ближе к закрытию чайной, когда от постоянного напряжения стало ломить глаза, да и отвыкшие от работы пальцы уже не очень-то слушались, дверной проем в каморку заслонила царственная грудь официантки, и она певуче произнесла:
– Може, передохнете трошки? Да и пивко свежее привезли. Ян Казимирович сказал, шоб я вас в зал пригласила. – И уже чуток тише, с удивленным восхищением в глазах разглядывая разложенные на столе отвертки с тончайшим жалом, какие-то колесики, пружинки и винтики: – И шо? Вы всё это сами?..
– Ну-у, если только ты помогать будешь… – хмыкнул Тукалин.
– Я бы помогла, – слегка покраснев, вздохнула Зося, – ох как бы я вам помогла, но…
– Так в чем же дело, Зосенька? Сегодня вечером и начнем…
– Ни, – уже довольно скорбно вздохнула она, – не получится моя помощь.
– Чего так? – искренне удивился Тукалин, вдруг почувствовав, как в голову ударила жаркая кровь. – Человек я холостой, семьей не обремененный…
– Хорошо бы, – вздохнула Зося, – но зато я уже венчанная.