Штрафбаты Гитлера. Живые мертвецы вермахта
Шрифт:
Бывший старший полевой судья Латтман, который лично участвовал в подготовке 500-го батальона, после войны писал: «Специально подобранные командиры батальона, рот и взводов во время боевых действий на Восточном фронте в августе 1941 года остались полностью довольны своими людьми».
Но как мы обнаружили, боевое крещение 500-й батальон прошел даже не в августе, а в июне 1941 года. Латтман тогда сообщал: «В армии пытались не направлять батальон на особо сложные задания, дабы не подрывать доверие к возможностям фронтового испытания». Подобное высказывание весьма контрастирует на фоне слов начальника Правового управления Лемана, которые были произнесены в сентябре 1940 года. Напомним, он требовал, чтобы «испытательным частям» поручались самые трудные поручения. В действительности Леман мог изменить свою точку зрения, принимая во внимание столь высокие потери, которые понес 500-й батальон во время первого боя. Однако именно тогда закрались первые подозрения относительно «возможностей фронтового испытания». Otto М., входивший в «уставной персонал» батальона, вспоминал о лете 1941
Действительно, к декабрю 1941 года 500-й батальон уже как полгода участвовал в боевых действиях, но «испытание» так и не считалось пройденным. «Испытуемым» сообщалось лишь, что разрабатываются соответствующие документы. Принимая во внимание возможное возвращение в регулярную часть, надо было исходить из более чем пространной формулировки: «Если переведенный в испытательную часть солдат перед лицом врага доказал пригодность к службе, то по прошествии соответствующего времени он может быть переведен в его часть или другое воинское соединение».
Слухи о настроениях в 500-м батальоне, судя по всему, к сентябрю 1941 года дошли до Верховного командования. Именно этим можно объяснить требование предоставлять в Верховное командование Вермахта и сухопутных сил отчеты об использовании «испытательных частей». В тот момент появилась реальная возможность доказать, что военное использование 500-го батальона существовало не только на бумаге, но и способствовало завоеванию СССР. Только принимая во внимание все изложенные выше факты, можно объяснить слова Эриха Латтмана.
В декабре 1941 года на свет появились более практичные инструкции по проблеме «испытания». Это следовало из первых «заявлений о помиловании» для служащих 540-го батальона. Самые первые из подобных документов датированы 26 декабря 1941 года. Прежде чем мы поближе ознакомимся с сутью «заявления о помиловании», надо хотя бы вкратце описать обстоятельства боевого применения 540-го батальона. В ноябре-декабре 1941 года Красная Армия вела ожесточенные бои в окрестностях Тихвина, отчаянно пытаясь предпринять успешное контрнаступление, дабы не допус тить окружения Ленинграда. В ходе этих сражений советской стороне удалось отвоевать Тихвин и отбросить немецкие войска за Волхов. При этом ситуация в 18-й армии Вермахта была настолько критичной, что в срочном порядке было решено ее усилить 540-м пехотным батальоном, формирование которого не было завершено и тот по сути состоял лишь из двух рот. При этом Верховное командование сухопутных сил было вынуждено поступиться важным принципом: посылать на фронт только полностью укомплектованные части, у которых был конкретный командир.
Обе «испытательные роты» (1-540 и 11-540) вступили в бой сразу же после прибытия на фронт — 21 января 1942 года. В ожесточенных боях в первые же дни роты потеряли половину личного состава. Верховное командование могло быть довольно прохождением «испытания» и открывающимися в связи с этим возможностями. По крайней мере, в документах говорилось, что «испытуемые солдаты вполне успешно искупали вину за свои проступки».
В связи с этими упорными боями в делах 18-й армии появились «заявления о помиловании» служащих второй роты 540-го батальона, которые входили в состав 122-й пехотной дивизии. Первые три случая касались бывших унтер-офицеров: убийцы, насильника и грабителя. Очевидно, что ход делу был дан лишь после появления 26 января 1942 года указа фюрера «О помиловании для прошедших испытание во время войны». В приложении к этому указу, вышедшем из недр Верховного командования сухопутных сил, говорилось, что для помилования надо было пройти некую «искупительную» цепочку. А именно, полное или частичное освобождение от наказания, преобразование в более мягкое наказание, назначение условного наказания с испытательным сроком, отмена решения о разжаловании, удаление записи из штрафного списка, восстановление в качестве кадрового военнослужащего, реабилитация и полное восстановление в правах. В качестве предпосылки для прохождения по подобной цепочке, согласно Указу Гитлера, должны были стать следующие обстоятельства:
1) наказанный должен был проявить исключительное мужество, отличаясь при этом примерным поведением;
2) он должен был безоговорочно соблюдать дисциплину на протяжении длительного времени.
Ганс-Петер Клауш отмечал в своей книге, что в ходе бесед бывшие «испытуемые» указали, что на практике не было никаких конкретных указаний по прохождению этого «искупительного пути». Хорст Войт вторит этим утверждениям, подчеркивая, что даже ротные, которым отводилось центральное место в оценке успешности «испытания», не представляли, что и как надо делать. Кто-то полагал, что для помилования достаточно отличиться в наступлении или во время разведки. В то же время в «памятке» 560-го батальона говорилось, что уничтожение танка должно было учитываться, однако необязательно вести к помилованию. В итоге ротные командиры решали вопрос прохождения «испытания» на свое усмотрение. «Заявление
При вынесении собственного вердикта командир роты руководствовался в первую очередь личными впечатлениями, которые он вынес об «испытуемом» из боев. Затем личные впечатления дополнялись оценками, которые ротные получали от соответствующих командиров отделений и взводов. Вильгельм Викциок, в свою бытность унтер-офицером в 500-м батальоне, вспоминал: «Офицеры требовали отзыв о соответствующем солдате. Нас спрашивали: если он останется один, что он сделает? часто ли он вызывался добровольцем? надежен ли он? и т. д. Эти оценки поступали к командиру роты, а затем направлялись наверх, в батальон». Другой унтер-офицер 500-го батальона указывал, что он и другие командиры отделений время от времени давали оценки отдельным солдатам. В некоторых батальонах была разработана так называемая система очков. В этой связи Герберт Т., в те времена лейтенант в 540-м батальоне, вспоминал: «Для испытания была создана специальная система очков или баллов. За смелость, готовность к действию, дисциплину начислялись очки». Если солдат совершал проступок, то ему начислялся штрафной балл, а стало быть, и его пребывание в батальоне продлевалось.
Если посмотреть на упоминавшиеся «заявления о помиловании», которые касались солдат второй роты 540-го батальона, то мы можем натолкнуться на следующую формализованную систему оценок, которую давали ротные командиры. В ней, в частности, значились такие оценки-характеристики: «выдающееся мужество», «отличительное мужество», «оптимальное боевое мужество». И еще: «первостепенные боевые заслуги», «захватывающие боевые заслуги», «показательные боевые заслуги». В десяти из тринадцати случаев речь шла о раненых и тяжелораненых. Очевидно, что эти солдаты рассчитывали на слова фюрера, который говорил о помиловании тяжелораненых и имевших боевые заслуги. Солдаты, у которых не оказалось подобных заслуг, тем не менее показывали в течение полугода пребывания на фронте «осознание своего воинского долга, смелость и отличное поведение».
Во всех этих эпизодах от обращения командира роты до приказа командования 18-й армии проходило минимум шесть недель. Но обычно этот срок составлял 4–5 месяцев. По словам некоторых ротных командиров, в некоторых случаях требовалось заключение, сделанное командиром батальона и соответствующим судьей, которое направлялось в военный суд 18-й армии вместе с необходимыми рекомендациями. При этом упомянутые сроки рассмотрения относились только к «испытуемым» солдатам и унтер-офицерам, чье предполагаемое тюремное заключение не превышало трех лет. При более долгих сроках заключения, а также в случаях разжалованных офицеров, решение о помиловании должно было приниматься главнокомандующим данного рода войск, а в некоторых случаях даже лично фюрером. Однако принятие решения в Германии означало не только задержку по времени (не менее 4 недель), но иногда и возможную потерю документов, что было неизбежно связано с нападениями партизан и воздушными налетами. Для бывших моряков и летчиков подобная задержка была неизбежной, так как решение об их помиловании неизменно принималось в Верховном командовании ВМФ и Верховном командовании Люфтваффе.
Если принять во внимание тот факт, что уже в первые дни войны 500-й батальон потерял половину личного состава, то становится ясно, что до помилования доживали немногие. Во время рассмотрения документов «испытуемый» попросту мог погибнуть.
Сведения о подобном положении дел весьма отрицательно отражались на настроениях в 500-й «испытательной части». Когда в Скерневице 1 января 1943 года была вывешена специальная «памятка», в которой запрещалось вести обсуждение потерь на фронте, то это было следствием не только опасений, но сведений, поступавших с фронта. При этом офицеры пехотных батальонов особого назначения, впрочем, как и офицеры дивизии, были немало обеспокоены созданием реальных «возможностей испытания». Это следовало из убеждений, которые после войны озвучил один из офицеров 550-го батальона: «Только оперативная демонстрация справедливых помилований вновь могла стимулировать остальных «испытуемых» оказаться пригодными на фронте, вследствие чего вновь могла повыситься боеспособность и эффективность 550-го пехотного батальона». Приблизительно то же самое говорилось в письме командующего 28-й егерской дивизией, которое было датировано 18 августа 1943 года: «При таких высоких потерях более невозможна обработка дел отдельных солдат и регистрация отдельного прохождения испытания. Командир, который полностью загружен тактическими вопросами использования его роты в бою, едва ли может ежедневно заниматься обработкой этих данных, да еще в тех примитивных условиях, в которых он вынужден жить. Я считаю необходимым выделить офицера, который бы занимался этими делами, а в случае гибели ротного командира занял бы его место. Только так можно гарантировать, что после гибели командира роты или других офицеров, не будет никаких перебоев в обработке заявлений о помиловании, а «испытуемые» не будут ущемлены в своих правах».