Штрафбаты Гитлера. Живые мертвецы вермахта
Шрифт:
Между тем высшее армейское руководство не рассматривало 500-е батальоны как обыкновенные части. Об этом свидетельствует одна из инструкций: «Состав и особые условия в испытательных частях выдвигают на передний план особо жесткие требования к соблюдению дисциплины. Это обусловлено тем, что в них находятся в прошлом осужденные люди, которые по складу своего характера являются небезопасными. Чтобы контролировать их, а впоследствии использовать на фронте, надо в корне пресекать любые правонарушения. Поэтому для устрашения надо выносить предельно жесткие приговоры». Подобная аргументация вела к значительному количеству казней, что и стало причиной редких случаев перевода «испытуемых» в штрафные или обратно в «болотные лагеря». Есть множество примеров подобной жесткости. Один из «испытуемых», осужденный на два года тюрьмы за самовольное оставление части, даже в 500-м батальоне продолжил совершать правонарушения. Он был обвинен в кражах и трусости. В заключении по его делу говорилось: «Перевод в испытательную роту является последним шансом, который дается солдату, дабы он показал, что готов искупить прошлые правонарушения, что у него есть стержень внутри. Тот же, кто не воспользовался, и даже не попытался воспользоваться этим шансом, не может быть на переднем рубеже фронта. На правах командира второй роты 540-го батальона
В итоге при совершении «испытуемыми» любых более-менее тяжких проступков смертные приговоры выносились едва ли не автоматически. И лишь в единичных случаях самовольного оставления части (как правило, когда имелись какие-то смягчающие обстоятельства) солдаты приговаривались к длительным тюремным срокам. Происходило это в последний год войны, когда чувствовалась острая нехватка в «человеческом материале». Тогда смертную казнь заменяли 12-летним или 15-летним тюремным заключением, избежать которого можно было лишь при прохождении «особого испытания». Третий рейх как никогда нуждался в «пушечном мясе». Но даже когда смертная казнь была отложена или заменена, то это было исключением, всего лишь подтверждающим правило. Подобное правило сработало, например, во время суда над Эдуардом Р. из 561-го батальона. За «трусость в бою и дезертирство» он был приговорен к смерти. Его приговор заканчивался циничными словами: «Для устрашения и поднятия духа в остальных испытательных командах я считаю необходимым немедленно привести приговор в действие». Ганс-Петер Клауш в своих исследованиях насчитал 136 смертных приговоров, вынесенных «испытуемым» из состава 500-х батальонов. В большинстве случаев речь шла о дезертирстве, трусости в бою, подрыве боеспособности, членовредительстве («самостреле»). Первый подобный случай датируется 29 сентября 1941 года, а последний — 9 апреля 1945 года. Число 136, естественно, является неполным. Это лишь та часть, которую удалось установить исследователям несмотря на явный недостаток документов. Есть сведения об утрате в ходе войны более сотни вынесенных приговоров.
Если говорить о самих казнях, то за основу была взята практика 999-х частей. Еще в октябре 1942 года было решено, что в 999-й «испытательной части» в «устрашающих и воспитательных целях» приведение смертного приговора будет публичным. Провинившихся расстреливали перед общим построением. С декабря 1942 года по октябрь 1944 года этот мрачный «спектакль» в Хойберге и Баумхольдере происходил сорок раз. Всего же было казнено 65 из 999-х. Предположительно, та же самая практика применялась в первых двух случаях казней в 500-х батальонах. Вопреки высоким заявлениям, все это указывает на некий штрафной характер батальонов. Otto М. вспоминал после войны: «Летом 1941 года на стрельбище в Фульде было казнено, два солдата из четвертой роты. Имени первого я не знаю. Второго же звали Ганс Просс. Он был родом из окрестностей Штутгарта. Его отец был правительственным чиновником. Его же сын неоднократно пытался дезертировать». Возможно, в данном случае речь шла о расстрелах, которые были описаны Вильгельмом Викциоком. Как очевидец он сообщал: «Оба расстрела в Фульде происходили при полном построении части. Батальон едва поместился на стрельбище. Там был столб, специальная рота и священник. Одного подтащили к столбу. Второй подошел сам. Он делал вид, что не боялся. Он шел так, как будто совершал ежедневную прогулку». Однако впоследствии было решено отказаться от публичных расстрелов. О возможных причинах подобного решения сообщал Otto М.: «Доходили сведения, что население Фульды было возмущено тем, что расстрелы производились в окрестностях города, поэтому в будущем смертников направляли во Франкфурт».
Ганс-Петер Клауш в своем исследовании считает, что протесты населения Фульды были отнюдь не единственной причиной отказа от публичных казней. Скорее всего, было решено отказаться от таких методов устрашения для сохранения самообладания «испытуемых». Подобные «спектакли» могли вызвать отвращение и отторжение не только у служащих батальона, но и у самого «уставного персонала». В итоге это было не в интересах командования батальона, а стало быть, не в интересах Вермахта.
Но все эти выводы касались только жизни в тылу, на фронте ситуация была несколько иной. Там отказ от построения во время казни был вызван другими причинами. Во-первых, на передовой было очень сложно построить целый батальон. Во-вторых, подобное построение просто-напросто обнажало определенный участок фронта. Впрочем, иногда делались исключения. Так было в случае с Фрицем П. Призванный в 121-ю пехотную дивизию, он подвергался многочисленным насмешкам, в результате чего решил произвести самострел. Вынесенный смертный приговор был заменен ему прохождением «особого испытания» в 540-м батальоне. К слову сказать, Фриц П. отставал в развитии от своих сверстников, был сиротой, имел тяжелое детство. По этой причине командир батальона направил его служить в прачечную. Однако по прошествии некоторого времени его было решено расстрелять. В документах значилось: «Вначале осужденный проявил стремление к прохождению испытания, постепенно он стал терять волю. В последние дни осужденный вынашивал план перехода на сторону врага. После раскрытия его замысла он показал на следствии, что плохое обращение с ним и недостаток еды были всего лишь поводом — на самом деле он хотел перейти к русским, так жаждал закончить войну, которой он боялся». Расстрел происходил в 10 утра 21 января 1943 года. Казнь осуществлялась в месте, где ее мог видеть весь батальон, не покинувший своего расположения. Учитывая тяжелые оборонительные бои, которые в те дни вел Вермахт, подобное мероприятие было очевидной мерой устрашения, которая должна была заставить «испытуемых» держаться до последнего.
Однако такое случалось далеко не всегда. Иногда «испытуемых» при дезертирстве убивали без суда и следствия, что весьма напоминало лагерную практику «застрелен при попытке к бегству». Так, например, 13 июня 1943 года один из «испытуемых» был убит полевым жандармом в окрестностях Сиверской. Подобные ситуации в регулярных частях Вермахта были просто невозможны. Как правило, в полевых условиях казни стали проводиться значительно проще. Служащий 550-го батальона Руди Хайерманн описал один из таких случаев: «Испытуемого солдата приговорили к смерти за подрыв боеспособности и трусость. При расстреле
В итоге можно с уверенностью говорить, что 500-е батальоны, вопреки заверению Гитлера, все-таки являлись штрафными частями. Несмотря на некоторые послабления, которые касались увольнительных, отпусков и отношений с «уставным персоналом», в батальонах царствовала жесткая дисциплина, нарушение которой каралось мерами, присущими только штрафным подразделениям. В итоге если для характеристики 999-х частей идеально подходит определение «штрафной батальон», то в отношении 500-х батальонов правильнее было бы говорить об «ударно-штрафном подразделении».
Глава 3
Боевое крещение 500-х батальонов
В ходе непосредственной подготовки нападения на Советский Союз 500-й пехотный батальон особого назначения уже 14 мая 1941 года был включен в состав 101-й пехотной дивизии, которая входила в состав только что сформированной 17-й армии. Вплоть до 8 июня 1941 года батальон базировался северо-западнее пограничной реки Сан в окрестностях Пшемысля. По сути, батальон входил в состав 101-й дивизии до лета 1943 года. 500-й батальон следовал с 17-й армией, которая должна была нанести удар по Львову (Лембергу), затем, следуя через Харьков, Краматорск, дойти вплоть до Кавказа. Запланировав наступательную операцию, силам Вермахта надо было захватить Майкоп, Грозный и Баку, отрезав Красную Армию от месторождений нефти. Сами разработки нефтеносного региона предполагалось отдать в руки полугосударственных концернов «Континенталь Эрдёль АГ», «Грозный ИГФарбен», «Дойче Эрдёль АГ», «Винтершалль», «Пройзаг», а также ряду крупных банков. Подобный прорыв, с одной стороны, обеспечивал горючим силы Вермахта, а с другой стороны, должен был заложить основы для новой нефтяной империи, которая явилась бы предпосылкой для установления мирового господства.
В первые два дня осуществления плана «Барбаросса» 500-й батальон находился в резерве. Вечером 24 июня 1941 года батальон занял украинское село Поздзяк, где наутро получил первый «настоящий» боевой приказ. Уже в первые дни ведения войны многим из «испытуемых» открылся ее преступный характер. Лоренц Кнауф, солдат «уставного персонала» батальона вспоминал: «21 июня мы были на позициях. Затем мы выступили на марш. А утром прибыл обер-ефрейтор, который доставил трех русских из числа гражданских лиц. Мы еще лежали в окопах. Он бросил: «Они прибыли с той стороны границы». Он поставил всех троих на бруствер окопа, а затем начал стрелять по очереди им в затылок из пистолета. Мы были очень озадачены… Во время нашей первой боевой операции на второй день войны из разных мест стали прибывать гражданские. Они хотели перебраться за линию фронта. Там стояла противотанковая пушка, за которой находился лейтенант. Он согнал всех собравшихся на открытое место, которое хорошо простреливалось, а затем открыл огонь. Все погибли. Я видел, как в воронке лежала мертвая женщина с маленьким ребенком, которые всего лишь хотели укрыться от войны».
Задание, которое 500-й батальон получил утром 25 июня, сводилось к тому, что надо было осуществить разведку боем в районе укреплений Медюки. В военных отчетах 101-й легкопехотной (позже егерской) дивизии запланированная операция называлась не иначе как налет: «500-й пехотный батальон особого назначения, неся сильные потери, занял высоту 228 несмотря на сильный артиллерийский огонь и фланкирующий огонь из бункера близ Медюки». Насколько большими оказались эти потери, можно установить из того, что на следующий день был отдан приказ из остатков 500-го батальона сформировать одну роту. Формирование в первом же бою потеряло по самым скромным подсчетам более половины своего состава. Здесь возникает вопрос: не являлся ли батальон «командой смертников» — «командой вознесения»? Если следовать сведениям, изложенным командиром дивизии, то вырисовывается следующая картина: когда батальон утром 25 июня с ожесточенными боями продвигался на восток, то генерал-лейтенант Маркс отдал командиру батальона устный приказ: свернуть наступление и прикрыть правый фланг. Тем не менее во второй половине того же дня сложилась странная ситуация. «500-й батальон вопреки моему приказу, — отчитывался генерал, — продолжал наступление и взял высоту 250, захватив при этом без поддержки артиллерии и саперов несколько вражеских бункеров». Получалось, что это был не приказ пойти на верную смерть, а всего лишь честолюбие командира, который положил половину батальона под огнем. В то время командиром батальона был майор Веленкамп. 19-летний командир отделения радиосвязи 101-й дивизии барон Майнрад фон Ов вспоминал об этом офицере: «По профессии он был учителем. Он носил золотой партийный значок. Поговаривали, что командиром батальона его назначил сам фюрер. Я чувствовал, что ему приятны эти слухи, хотя ни разу не слышал от него ни одного нацистского изречения». Пожалуй, от трибунала майора Веленкампа, нарушившего приказ генерала, спас именно результат рискованной операции.
По мере продвижения 101-й дивизии на восток силы 500-го батальона продолжали распыляться, хотя таких высоких потерь, как под Медюкой все-таки больше не было. При изучении журнала боевых действий 101-й егерской дивизии складывается впечатление, что 500-й батальон в первые шесть месяцев ведения войны получал ровным счетом такие же задания, как и все остальные воинские подразделения. После того как в сентябре 1941 года из Фульды прибыло пополнение, «испытательная рота» вновь стала 500-м батальоном. В начале января 1942 года его численность была полностью восстановлена, и он участвовал в обороне городов Славянска и Краматорска. Примечательно, что в то время в составе 17-й армии находился батальон бельгийских добровольцев, так называемый валлонский пехотный батальон. В конце 1941 года бельгийская часть была почти полностью деморализована. В одном из сообщений говорилось, что «здесь настроения граничат с изменой». В 500-м батальоне не наблюдалось ничего подобного.