Штрафники против асов Люфтваффе. «Ведь это наше небо…»
Шрифт:
Тяжелый Ил-4 завалился на крыло, потом «клюнул» носом. Но в последний момент летчик все же успел «выхватить» машину из рокового сваливания. Поврежденный двигатель уже не дымил — горел.
— Я — «Большой», я — «Большой» — горю! Прием, прием… Не могу удержать машину… Снижаюсь!… — сквозь треск помех прорвался голос пилота подбитого бомбардировщика.
— Я — «Леопард», тяни через горы. «Большой», перетягивай через горы и прыгай!
— Тяну… Куда мне, нахрен, деваться!…
А «мессеры» продолжали свои жалящие атаки. Воздух кипел от пулеметно-пушечных очередей, рвался на невесомые лоскуты острыми саблями лопастей винтов.
— Черт! Не сдержим же «фрицев»! — Стиснув зубы, Александр Волин отдал ручку от себя, «ныряя» под пушечные трассы зашедшего в атаку «Мессершмитта».
В глазах потемнело от перегрузок, но смерть с черными крестами на крыльях в очередной раз обошла стороной отважного комэска летчиков-штрафников. Долго ли так продолжаться будет? Летчику-истребителю все, что дольше мгновения, вечностью кажется.
— Я — «Третий», я подбит — теряю высоту! Я — «Третий» — горю! — стегануло по ушам летчиков тревожное сообщение старшего лейтенанта Виктора Платова.
На истребитель замкомэска штрафной эскадрильи набросились сразу четыре «Мессершмитта». Ведомый старшего лейтенанта только и сумел, что крикнуть «Берегись!» по рации. И тут же сам вспыхнул, подожженный очередями стервятников с Рыцарскими крестами.
А Як-9 старшего лейтенанта Платова уже погибал под огнем сразу двух «Мессершмиттов-109Г2». Очереди 30-миллиметровых снарядов страшных пушек «мессеров», словно ножом, располосовали правую плоскость. Вспыхнули бензобаки, косматый оранжевый зверь — страх и ужас любого летчика, стал яростно пожирать конструкцию самолета. Виктор Платов попытался было сбить пламя скольжением — но куда там…
— Прыгай, Витя! Скорее прыгай!!!
— Я — «Третий», я горю! Прыгаю!!!
Дым в кабине, он ест глаза, жар уже не чувствуется, хотя жадные языки пламени почти ласково облизывают ноги, руки, лезут в лицо. Удушье — страшная удавка на шее. Тело — свинцовое от перегрузок, вдавливающих в сиденье, не выпускающих из своих многотонных смертельных объятий. Из последних сил рука нащупывает рычаг аварийного сброса фонаря. В кабину врывается, наконец, тугой поток свежего воздуха от винта, рассеивает мглу дыма — и не только в кабине, но и в сознании. Рвешь на груди красную скобу замка привязных ремней. Переваливаешься через борт. На долю секунды в лицо пыхает гарью и копотью, перед глазами проносится зеленый бок навсегда оставленного тобой самолета. А дальше — зияющая синева. Мысли вдруг обретают кристальную ясность — лишь для того, чтобы отсчитать в уме: «Пятьсот один… Пятьсот два… Пятьсот три…» — и дернуть за вытяжное кольцо парашюта.
Капитан Волин проводил взглядом парашют, белеющий на фоне дыма, застилающего Новороссийск. Что ждет дальше сбитого советского летчика в оккупированном немцами городе? В самой гуще мясорубки? Командир эскадрильи штрафников знал ответ на этот вопрос. Он сам был сбит под Сталинградом, горел, выпрыгнул с парашютом. Потом таился от гитлеровцев с пистолетом наготове, зная, что последний патрон прибережет для себя…
Тогда Волину повезло: его подобрала «летучая» снайперская группа «зайчат». Так называли тогда снайперов — учеников знаменитого Василия Зайцева, лично уничтожившего более 500 гитлеровцев.
Александр бросил мимолетно-острый взгляд на приборную доску, фиксируя положение стрелок на циферблатах указателя скорости, акселерометра, тахометра, вариометра, альтиметра, бензочасов… [28] Последние вызывали у комэска штрафников нарастающую тревогу, еще немного, и загорится индикатор аварийного остатка топлива…
— «Леопард», прием, я — «Борода!» — раздался в трещащем помехами радиоэфире жизнерадостный бас Вадима Фадеева с окающим волжским акцентом. — Лечу тебя выручать! Ох, жисть моя, жестянка! Всыплем «фрицам» по первое число!
28
Акселерометр — пилотажный прибор, измеряющий значения перегрузок в полете, тахометр — указатель количества оборотов двигателя, вариометр — прибор, измеряющий скорость изменения высоты, альтиметр указывает значение высоты.
— Вадим, быстрее, нам тут амба приходит! — в тон ему невольно ответил Волин. Он вообще-то не был сторонником вольных разговоров в эфире и сам не раз строго отчитывал «говорунов». Но сейчас сказывалось чудовищное нервное напряжение.
Восьмерка «красноносых» «Аэрокобр» с ходу врезалась в гущу воздушного сражения. «Эксперты» элитной истребительной эскадры JG-54 «Grunherz» на «Мессершмиттах-109Г2» и тут не стали уступать отчаянным летчикам-истребителям Шестнадцатого истребительного авиаполка. Огненная карусель ближнего маневренного воздушного боя завертелась с новой силой.
Тем более что не только к советским летчикам подоспела подмога. На горизонте появилась россыпь черных точек, быстро превратившаяся в короткокрылые «лобастые» силуэты «Фокке-Вульфов-190».
— «Леопард», уходите вместе с «Большими», я прикрою! Я — «Борода» — иду в атаку!
Решительные действия «Аэрокобр» под командованием аса Шестнадцатого авиаполка капитана Вадима Фадеева позволили комэску штрафников Волину увести подбитый бомбардировщик.
Но Ил-4 уже не мог держаться в воздухе. Он «сыпался», плохо слушался рулей. И хотя удалось сбить пламя с поврежденного мотора, второй, работающий — уже захлебывался. Они еле перетянули горы и теперь шли над станицей Крымская — узловым опорным пунктом в системе обороны гитлеровской 17-й армии.
В воздухе снова появились грязно-серые «шапки» зенитных разрывов. Краснозвездные самолеты пошли «змейкой», затрудняя прицеливание орудийным расчетам люфтваффе.
Александр Волин бросил быстрый взгляд вниз, засекая наземные ориентиры, и сверился с картой в планшете. Лететь оставалось — всего ничего. Скоро они пересекут линию фронта, а «дома и стены помогают»! Свои мысли он изложил командиру экипажа подбитого бомбардировщика.
— Как перетянем линию боевого соприкосновения — будем прыгать. Бомбардировщик еле в воздухе держится.
— Ясно, я передам на КП дивизии примерный район поиска.
— Добро, продублируешь наше сообщение.
Пара Як-9 поднялась повыше тяжелого бомбардировщика. Александру Волину и его ведомому Ивану Мартыненко было хорошо видно, как слетел аварийно сброшенный фонарь кабины летчика. Крохотная, по сравнению с окружающим ее Пятым океаном фигурка отделилась от гибнущего самолета и, кувыркаясь, понеслась вниз. К ней присоединилась другая — это штурман «Ил-четвертого» покинул свою носовую застекленную кабину. Наверху раскрылся блистер хвостовой турельной установки воздушного стрелка-радиста, а снизу — люк второго стрелка. Вскоре все четыре купола белели на фоне яркой весенней зелени.