Штрафной бой отряда имени Сталина
Шрифт:
Боеприпасов у него было в избытке, а вот пищи оставалось буквально на один зуб. Хотя душа и требовала активных действий, но разум говорил, что необходимо добраться до своих. Две головы лучше.
Нищему собраться – только подпоясаться. Конкин забросил вещмешок за спину, подправил ремни, повесил автомат, проверил завязки на комбинезоне. Попрыгал, в который уж раз проверив себя «на звон», быстро взял примерное направление по компасу и, вздохнув, легкой трусцой побежал к своим.
Конкин присел у лесного озерца, чтобы перевести дух. По его подсчетам, Ваня удалился от Объекта или приблизился к своим километров на
Достал припасы. Мясо изрядно пованивало, но привередничать не приходилось. Иван выудил со дна вещмешка фляжку со шнапсом, потряс. Заполненная до краев «огненной водой» емкость даже не булькала. Иван аккуратно промыл шнапсом мясо, для верности хлебнул немного огненной воды сам. Быстро съел мясо, но сытость не пришла. Иван порылся в вещмешке и с радостью достал на свет божий кусок сала и зачерствевший кусок хлеба. Выхватил из-за голенища нож, острый как бритва, нарезал сало крупными кусками, принялся жевать его своими крепкими зубами, вприкуску перемалывая хлеб.
Дожевал. Цокая языком и ощущая наполненный слюной рот, Иван почувствовал, что хотя он и не насытился, но круги перед глазами растаяли.
Превозмогая навалившуюся истому, Ваня обнажился по пояс, подошел к озерцу и, отмахиваясь от налетевшей мошкары, начал умываться, фыркая и отдуваясь. Старательно помыл шею. Подумав, стянул с себя сапоги и снял мокрые насквозь портянки. Дал ногам подышать, помассировал ступни и, выудив из вещмешка сухие портянки, старательно намотал их на ноги. Споро упаковался, прицепив мокрые портянки по-уставному, снаружи вещмешка, приторочив к ремешку наружного кармашка. Как следует растянул ноги, готовясь к продолжению перехода. И замер, до глубины души потрясенный приятной неожиданностью.
Из леска со стороны противоположного берега на него пристально, с широкой радостной улыбкой смотрел Коля Удальцов. Ванино лицо невольно расплылось в ответ. Из-за спины Николая показался Седой, за ним гуськом потянулись остальные. Очевидно, длительный переход откладывался. Гора сама пришла к Магомету.
*– …Значит, вы уверены в дальнейшем успехе проекта? – обеспокоено осведомился у профессора Лортца штандартенфюрер Герхард Оттерс. – Вы наверняка в курсе того, что за нашими действиями пристально следят в Берлине, на самом верху.
– Я прекрасно понимаю ваши тревоги, дорогой Герхард, – рассеянно отозвался профессор, оглядывая окрестности усталым взглядом. Он потянулся, устало помассировал плечо. – Ваш гауптштурмфюрер заставил меня изрядно повозиться. Он крепкий орешек, этот Грубер. Ценнейший материал. Настоящий ариец…
– Все же я недоволен вашими действиями в отношении Иоахима Грубера, – сердито сказал штандартенфюрер, постукивая стеком по голенищу зеркально начищенного сапога. – Он блестящий и многообещающий немецкий офицер, кавалер высших наград рейха и вдруг… превращается в подопытного кролика. Неужели не было другого выхода?!
– Поймите же! Ему грозила смерть! Его рана была инфицирована, – сорвался на крик профессор Лортц. Он поднял руки со скрюченными пальцами, словно намеревался вцепиться в генерала СС, но, подумав, опустил руки. – Спросите идиота-доктора, который обработал его рану так скверно, что та загноилась. Что, было бы лучше, если бы Грубер умер от пустяшной раны в этих вонючих русских лесах?! Его смерть была бы бесполезна, а теперь он превращается в великолепного воина, суперсолдата! Когда он будет готов, вы, штандартенфюрер, лично пожмете мне руку и поздравите с великим успехом! Пройдет всего полгода, и мои крошки под предводительством Дракона-Грубера захватят эту проклятую Москву и уничтожат коммунистическую армию!
Выдохшись, профессор замолчал. Потянулся в нагрудный карман белоснежной сорочки, выудил оттуда вышитый монограммами носовой платок, промокнул вспотевший лоб. Возбужденный, он не расслышал, как штандартенфюрер Оттерс потер свою гладко выбритую щеку и пробормотал:
– Да уж, этот военный врач умер очень даже кстати…
– Что вы сказали, господин Оттерс? – вскинулся профессор.
– Нет, нет, дорогой Габриэль, ничего особенно важного, ничего важного, – генерал СС важно выпятил вперед свою грудь, увешанную наградами. – Если не возражаете, я бы хотел услышать о вашем проекте подробнее. Я понимаю, что чрезвычайно сильно отвлекаю вас от дел, но мне необходимо знать все детали вашего мероприятия.
– Это верно, дорогой Герхард, – улыбнулся ему профессор. – Итак, все дело в сыворотке, которую я изобрел, и секрет которой известен лишь мне одному. Штандартенфюрер навострил было уши, но тут их разговор был прерван самым неожиданным и бесцеремонным образом.
Из самого центра Объекта, оттуда, где располагалась секретная часть с вольерами и классом «преобразования», донеслись истошные вопли… Штандартенфюрер и профессор переглянулись и, не сговариваясь, бросились на шум. Их изумленным взорам предстала ужасающая картина: выпестованные Лортцем чудовища, разорвав металл клеток, вырвались на свободу и сейчас рвали на куски научных сотрудников профессора и караульных эсэсовцев, в панике разбегавшихся во все стороны.
Дракон пожирает родителя
Однажды из огня рожденный,
Горит он жизнь свою, весь век,
И не поймет его страданий
Живорожденный человек…
Цепь была невероятной толщины, сантиметра четыре. Каждый изогнутый овалом стальной прут был прочен, как и безупречно сработанный широкий и толстый шипованый ошейник с огромным стальным же замком. Порвать эту связку было нереально, даже если бы сил у Иоахима было вдвое больше. Но было в этой комбинации слабое звено. Бетонная стена.
Прочно сработанная, она тем не менее не была нерушимой. Для обычного человека бетон – непреодолимая преграда, но для сверхсущества Дракона-Грубера этот материал был податлив. Находясь в подземелье в одиночестве, он, терзаемый неконтролируемыми приступами ярости, не раз бросал свое огромное тело вперед. Рвался, надеясь сорваться с привязи, но лишь причинял себе тем самым невероятные мучения в истерзанной шее и спине. Раз таким рывком он даже сорвал себе с загривка невероятно прочную чешуйчатую кожу, свалился, тяжело дыша, на металлический пол, роняя на него крупные капли синевато-бурой крови. Но рана зажила удивительно быстро, а ярость никак не проходила.