Штуцер и тесак
Шрифт:
Все трое рассмеялись немудреной шутке. Не для кого не было секретом натянутые отношения между командующими 1-й и 2-й армиями. В письмах к императору Багратион критиковал Барклая де Толли за тактику отступления и настаивал на генеральном сражении. Указывал на свое старшинство в чине по сравнению с Барклаем [77] и просил поставить его во главе двух армий. Не срослось…
Генералы ополоснули руки под водой, слитой им из фляги, вытерли их полотенцем и перешли к столу. Там выпили вина из наполненных адъютантом кубков и занялись закусками. Накалывали серебряными
77
В чин генералов от инфантерии Багратиона и Барклая де Толли произвели одним указом, но фамилия Багратиона по алфавиту стояла выше, что дало повод князю отстаивать свое старшинство.
– Гляньте, Петр Иванович! – воскликнул, указав вилкой.
Багратион обернулся и несколько секунд удивленно смотрел на движущуюся по направлению к пригорку странную колонну. Во главе ее ехали всадники в зеленых мундирах с ружьями за спинами под предводительством офицера. Следом две пары лошадей тащили пушки без зарядных ящиков, за ними катил дормез, запряженный четверкой лошадей, а далее тянулись повозки – крытые и без тентов.
– Похоже, егеря, – сказал Сен-При. – Мундиры русские. Но откуда они здесь? Из армии Барклая?
– Не конные, – заметил Багратион. – В седлах сидят, как собака на заборе.
Все трое заулыбались. Немудреная шутка, пущенная еще Петром I, до сих пор была популярна в армии. «Офицерам полков пехотных верхом на лошадях в расположение конных частей являться запрет кладу, ибо они своей гнусной посадкой, как собака на заборе сидя, возбуждают смех в нижних чинах кавалерии, служащий к ущербу офицерской чести», – требовал в своем указе первый русский император. От того Багратион предпочитал передвигаться в коляске – и комфортнее, и ущерба чести нет.
– Сейчас узнаем, кто таковы, – добавил он, заметив, что егеря стали спешиваться. Видимо, их командир разглядел генералов и решил привести подчиненных к должному их состоянию. Егеря, оставив лошадей на обочине, споро построились в колонну по четыре и зашагали к пригорку. Оставшийся в седле офицер что-то прокричал, махнув рукой, и солдаты запели.
– Путь далек у нас с тобою, веселей солдат гляди. Вьется, вьется знамя полковое, командиры – впереди, солдаты – в путь, в путь, в путь… – донеслось до генералов. – А за тебя святая, Отчизна дорогая, Багратион нас в бой ведет, солдаты – в поход…
– Хм! – сказал Вистицкий. – Похоже наши. Про вас поют, Петр Иванович.
– Хорошая песня, – поддержал Сен-При. – Правильная.
Багратион промолчал. Ему самому понравилось, но говорить это подчиненным он не стал. Тем временем колонная взошла на пригорок.
– Каждый егерь – воин бравый. Смотрит соколом в строю. Породни… роднились мы со славой, славу добыли в бою, – пропели солдаты и смолкли, подчинившись жесту командовавшими ими офицера.
– Рота стой! – крикнул тот. – На-пра-во! Смирно! Ружья – караул!
Егеря выполнили команду слаженно. Перед генералами встал строй солдат в видавших виды, но чистых мундирах. На блестящих штыках ружей играло солнце. По всему было видно, что перед генералами стоят не новобранцы, а опытные бойцы. На начальство смотрят лихо и без боязни. Багратион довольно крякнул. Тем временем офицер слез с лошади и, заметно хромая, направился к генералам. Остановившись в паре шагов вскинул ладонь к киверу.
– Ваше сиятельство! Командир третьей роты первого батальона 6-го егерского полка штабс-капитан Спешнев. В сражении под Салтановкой был загнан в лес артиллерийским огнем противника. Потерял от него большую часть нижних чинов роты и всех офицеров. Сам был ранен в ногу. По этой причине отстал от своих. В настоящее время с остатками роты следую на соединение с частями вверенной вам армии.
– Вольно! – приказал Багратион. Спешнев повторил его команду. Егеря опустили ружья к ноге, но продолжили есть глазами начальство.
Услышанное от Спешнева командующего армией огорчило, но одновременно и порадовало. С одной стороны потери Раевского под Салтановкой оказались велики, но с другой это позволило 2-й армии оторваться от противника и беспрепятственно выйти к Смоленску. Эти вот тоже выбрались, да еще верхом.
– Откуда у вас лошади, штабс-капитан? – спросил Багратион.
– По пути к Смоленску был атакован ротой польских шеволежеров из гвардии Наполеона. Разгромив оную и уничтожив неприятелей всех до единого, взяли богатые трофеи, в том числе лошадей. Приказал солдатам сесть в седла – так идти скорее.
– Роту кавалеристов? – удивился Багратион. – А вас сколько было?
– Сорок пять строевых против шестидесяти пяти поляков. Потерял троих убитых и пятерых ранеными. Последних взял с собой, в повозках везем, – Спешнев указал рукой. – Тяжелых нет, все поправляются.
– А ты не заливаешь, штабс-капитан? – не утерпел Вистицкий. – Чтобы неполная рота егерей разгромила в поле полуэскадрон шеволежеров, да еще с такими крохотными потерями? Ни за что не поверю!
– Что скажешь, Спешнев? – сощурился Багратион.
– Прошу, ваше сиятельство, и вас, ваши высокопревосходительства, пройти со мной, – штабс-капитан указал в сторону вставшей под пригорком колонны. – Кое-что покажу.
Генералы переглянулись и, не сговариваясь, кивнули. Всех троих разбирало любопытство. Следуя за штабс-капитаном, который хромал впереди, они спустились с пригорка. Там Спешнев, подведя их к одной из повозок, сорвал с нее прикрывшее груз рядно.
– Ого! – воскликнул Сен-При, узрев груду сабель в ножнах.
– Оружие поляков, – пояснил штабс-капитан. Взяв одну из сабель, он протянул ее Багратиону. – Взгляните, ваше сиятельство! Дорогая вещь, такие на дороге не валяются. Принадлежала капитану шеволежеров.
Багратион взял саблю и вытащил клинок из ножен. Как любой кавказец он любил холодное оружие и отлично разбирался в нем. Этот клинок ковал мастер, украшал тоже.
– Славная сабля! – заметил, задвинув клинок обратно в ножны.
– Примите от нас в дар, – поклонился штабс-капитан.
– Не откажусь, – улыбнулся Багратион. – Вот побьем французов, прикажу повесить на ковре рядом с другими трофеями. А им дашь? – сощурился, указав на спутников.
– С удовольствием! – ответил Спешнев. – Пусть сами выберут – какая глянется. Можно и по две – у меня много. А мало будет – у французов отберем.