Штуцер и тесак

Дроздов Анатолий Федорович

Грохнул залп, позиция русских окуталась дымом. Рядом с майором, застонав, упал капитан. Закржевский оглянул. По переднему ряду батальона словно коса прошла. Солдаты и офицеры, выронив ружья и шпаги, валялись на утоптанной земле улицы: кто, свернувшись клубком, кто, рухнув ничком в пыль. Второй ряд притормозил, ожидая команды.

– Напшуд! – крикнул майор и выхватил из ножен шпагу.

Повернувшись к русским, он с удивлением увидел, что шеренг более нет. Вместо них, колесо к колесу стояли четыре пушки, и фейерверкеры уже подносили к запальным отверстиям дымящиеся фитили пальников. Проклятые русские обманули! Их хлипкий строй прикрывал орудия. «Матка Боска!..» – успел подумать Закржевский, и мир исчез. Рухнувший в пыль майор не видел, как картечь выкосила передовые ряды наступавшего батальона. Тот затоптался в нерешительности. Тем временем впереди пушек встали егеря, успевшие перезарядить ружья. Их залп вновь снес передовую шеренгу батальона, затем русские юркнули за подготовленные к стрельбе орудия, а те не замедлили выпалить. После чего лишившийся офицеров батальон (те, как надлежит, шли в первых рядах) заметался между заборами и побежал. Видеть такое слишком тяжко для храброго шляхтича, так что Матка Боска проявила милосердие и уберегла майора от горького зрелища…

* * *

День в пламени и дыму… Горели подожженные огнем французских пушек дома. Высушенные летним зноем, они вспыхивали, как облитые бензином, и выбрасывали высоко к небу прозрачные языки племени. Вместе с ними взмывали в горячий воздух и головешки. Падая на крыши соседних домов, поджигали сухую дранку [113] . В дыму и пламени метались люди в мундирах, стреляли, кололи штыками, убивали и умирали сами. Французы перли вперед, как паровой каток. Захватив ворота крепости, растеклись по улицам, где наткнулись на баррикады. Возле них закипели ожесточенные схватки, которые закачивались одинаково – взятием преграды. Врагов было слишком много – по десятку на одного защитника, а то и более. Остановить эту волну было невозможно – только придержать, чем мы и занимались. Паскевич использовал роту, как пробку для упавшей бутылки с вином, вернее, как две пробки. Мы подлетали к прорвавшемуся противнику и давали несколько залпов, заставляя того притормозить. В рукопашную не лезли – нас бы просто смели. Полчаса, иногда четверть часа передышки давали возможность обороне соседних улиц оттянуться назад и уберечься от фланговых обходов. Мы стреляли, стреляли и в нас. Визжавшими пулями, казалось, был напоен воздух. Теряя людей и коней, рота отступала к Днепру. Плохо было с лошадьми: они выбывали быстрее – слишком крупная мишень. На последний рубеж обороны катить пушки пришлось вручную. Едва успели – строй поляков отделяла от перекрестка пара сотен шагов. Несколько залпов заставили их побежать. Но не приходилось сомневаться: полчаса, четверть часа – и они вернутся.

113

Дранка или гонт – кровельный материал из пластин древесины.

– Платон Сергеевич! – подковылял ко мне Ефим. – Заряды кончились. Новых взять негде.

– Заклепывай пушки! – приказал я.

– Грех это! – насупился старый фейерверкер. – Столько раз нас выручали. А теперь бросить?

– Не успеем увезти. Упряжек нет, вручную не дотащим.

– А этих запрячь? – он указал на верховых лошадей.

– Люди с ног валятся, – покачал я головой. – Не дойдут. Нам их сберечь надо, пушки дело наживное.

Ефим вздохнул и отдал команду артиллеристам. Застучали молотки, вгоняя гвозди в запальные отверстия орудий. Не обрадуются французы, получив такой трофей. Через минуту, взгромоздившись на оставшихся лошадей (на некоторых по двое), рота потрусила к переправе. Скоро копыта лошадей застучали по доскам наплавного моста. На том берегу нас встречал Семен со своим отрядом.

– Наконец-то! – обрадовался, обнимая меня. – Уже не чаял дождаться. Где пушки?

– Заклепали! – махнул я рукой. – Заряды кончились, лошадей убили. Решил бросить.

– Ну, и ладно! – сказал он. – Тяжко пришлось?

– Семнадцать человек потерял, – вздохнул я. – Это только убитыми. Раненых не считал.

– Я – двадцать пять, – поделился Семен. – Но пушки вывез. Вон стоят, – он указал на батарею у переправы. Возле нее суетились артиллеристы. – И зарядов есть маненько. Паскевич, как узнал, велел оборонять переправу до тех пор, пока последние защитники не выйдут. Похоже, что вы ими и были. Глянь! – он протянул руку.

Я повернул голову. Противоположный берег Днепра заполняла толпа. Даже отсюда хорошо различался синий цвет мундиров.

– Штабс-капитан! – закричал Семен. – Огонь по противнику! Не позволяйте им захватить мост.

Пушки выпалили. Ядра ударили в синюю волну, прорубив в ней просеки. Метко стреляет Зыков! Французы отхлынули к стенам. Ага, не нравится. Тем временем получившие приказ саперы выкатили на мост бочки и ударами топоров выбили их них днища. На деревянный настил хлынула черная смола. Саперы побежали назад, последний бросил в сторону бочек факел. Сухое дерево, политое смолой, занялось вмиг, и мост затянуло черным дымом.

– Вот и все, – сказал Семен. – Отходим.

В этот миг с балкона церкви, сооруженной на месте башни в крепостной стене, выпалили пушки. Ядра ударили в берег у нашей батареи, едва не зацепив орудия.

– Метко палят! – заметил Спешнев.

– Подзорную трубу! – потребовал я. – Быстро!

Видимо, было что-то в моем голосе, потому Семен мгновенно подал мне требуемое. Я раздвинул трубу и поднес к глазу окуляр. На балконе церкви мелькали фигуры, артиллеристы перезаряжали орудия. Стоя в стороне, за ними наблюдал офицер в синем мундире и форменной шляпе с плюмажем. Лица не разглядеть… Я повел трубой к подножию церкви. Белый конь, которого держит под уздцы солдат, вокруг несколько офицеров. Характерные шляпы с плюмажами, блеск эполет… Он! История повторилась. Я сунул трубу Семену и побежал к батарее.

– Штабс-капитан! – закричал, подлетев к командиру артиллеристов. – Стреляйте по балкону церкви. Скорей!

– Зачем? – удивился тот. – Просто уведем батарею из-под огня.

– Там Бонапарт! Я его разглядел.

– Но бить по церкви… – замялся штабс-капитан.

– Она не освящена [114] . Сейчас это просто груда камней.

– Но…

– Исполняйте, Зыков! – рявкнул подбежавший Семен. – Живо!

– Заряжай! – приказал штабс-капитан.

– Точно он? – спросил меня Спешнев в полголоса.

114

Это так. Церковь Богородицы, построенную взамен разобранной Днепровской башни, к тому времени не успели освятить.

– Зуб даю! – прошипел я.

Он покосился на меня, но промолчал. Тем временем пушки с балкона выпалили во второй раз. В этот раз прицел оказался точнее. Одно ядро угодило в зарядный ящик, разметав его в щепки, вторым убило упряжную лошадь. Я глянул на пушкарей. Они закончили заряжать, и сейчас стояли у орудий с пальниками. Зыков, переходя от пушки к пушке, возился с прицелами. Медленно. Да что ж он!..

– Пали! – приказал наконец штабс-капитан.

Орудия плюнули огнем и дымом. Балкон церкви брызнул каменным крошевом. Одна из французских пушек повалилась на бок. Метко стреляет штабс-капитан!

– Трубу! – потребовал я.

Семен сунул ее в мою руку. Я поднес окуляр к глазу. Ага, засуетились! Так попали или нет? Офицеры в эполетах ломанулись в церковь. Спустя несколько секунд показались обратно. Впереди шагал невысокий человек в мундире и без шляпы. Вот он что-то сказал свите, вскочил в седло подведенного к нему коня и скрылся за стеной.

– Ну что там?

Семен едва не прыгал рядом. Рядом, не сводя с меня взгляда, замер Зыков.

– Не попали, – сказал я, возвращая ему подзорную трубу. – Ускакал Бонапарт. Промедлили.

– Упустил ты свой случай, Зыков! – Семен уничтожающе посмотрел на штабс-капитана. – Могли кончить войну одним залпом. Эх! – он махнул рукой и пошел к лошадям. Я догнал его.

– Не переживай, – сказал, кладя руку другу на эполет. – В другой раз не промахнемся.

– Будет ли он, этот раз? – вздохнул Спешнев. – Сколько еще воевать? Под Салтановкой больше половины роты положил, здесь, считай, тоже столько. Сам едва уцелел. Подо мной коня ядром убило, мундир прострелили в двух местах, от штыка чудом увернулся. А тут один выстрел – и все бы кончилось.