Штурм Бахмута. Позывной «Констебль»
Шрифт:
– Пошли, – сказал я ему, и мы поднялись на третий этаж.
– Тут нужно обустроить жилье. Все необходимое можно брать у местного старшины. Буржуйки и другие стройматериалы у него есть. Нужно все организовать и подготовить к вечеру.
– Сделаем.
Чтобы понимать, с кем я имею дело, я стал собирать информацию – как привык это делать в своей работе психологом. Когда слушаешь человека, важно наблюдать, как и что он про себя рассказывает. Какие факты упоминает и на чем делает акцент. Это может подсказать, что для него важно и ценно, а что неприемлемо.
Я вспомнил
«Адик. Позывной “Сезам”. Характер дерзкий и хитрый. Пользуется авторитетом у других заключенных. Говорит быстро, что свидетельствует о сообразительности, наличии интеллекта и нетерпеливости. Держится уверенно. Внешне спокоен и саркастичен».
– Как ты сюда попал?
– Так еще когда сидел на «централе» на «котловой хате».
– Где? – не понял я его фени.
– Такая «хата», которая смотрит за корпусом. «Греет» его по нуждам: носки, трусы, мыльно-рыльные, зубную пасту, щетку там, сигареты. Все в этой хате собирается и раздается, чтобы всем поровну.
«Хата» – это камера. Это понятно. А «греть» – это дарить, или раздавать, – переводил я его рассказ с русского блатного на русский литературный.
– И?
«Сезам» улыбнулся. Видимо, разговор со мной ему тоже был интересен.
– Я подумал про себя: «Да у тебя без пяти минут “особый”, – продолжил Адик, – тебе минимум на старте пятнадцать лет дадут. Лучше на войну пойти». Я прям мечтал об этом. И получается, когда в лагерь приехал этот режимный, то уже был готов.
«Особый» режим. Такое дают только за серьезные преступления. Но спрашивать «Сезама», за что он сидел, я не стал.
– По тюрьме уже «прогон» был, что «Вагнер» ездит? – вставил я слово на фене.
– О! Командир, ты что по фене ботаешь? – засмеялся он.
– Чтобы ты не думал, что я вас не пойму, – улыбнулся я. – Рассказывай.
– Так вот. Привезли к нам в зону ребят с Тулы. Карантин и пандемия закончились и этап разрешили. И они приезжают и на следующий день звонят в тульскую зону, общаются, и им говорят: «Там какой-то “Вагнер” приехал и на войну забирают». Я говорю: «Да, ладно?». Нахожу в «телеге» номер «Берлинца». Отписываюсь ему. А он мне в ответ: «Из колоний не берем».
А в конце дает намек, что этим занимается другая спецгруппа. И все! Мы уже начали кубатурить между собой, кто, чего.
В итоге реально к нам через два месяца приезжают.
– Тем же, кто по «понятиям» живет, вроде нельзя на государство работать? – решил уточнить я скользкий идеологический момент.
– Ну да. По идеологии воровской запрещено быть «рожей автоматной». А, с другой стороны, если расставить приоритеты, то тут вопрос спорный. Потому что в основном-то цепляются за слова, чтобы бабки вытащить. Ну и все – пошла возня и терки за понятия. Ну просто у кого-то не хватает речитатива отстаивать свое. А у кого-то просто духа не хватает отстреляться. Ну вот, элементарно. Ко мне – когда заход был. А у нас на тот момент уже положенец заехал. И возня пошла. Качели пошли.
– То есть, ты можешь объяснять и отстаивать свою позицию?
Довольный «Сезам» утвердительно и как бы нехотя кивнул.
–
«Сезам» стал очень энергично объяснять мне суть жеванины:
– Я ему говорю: «Хорошо. Дети есть? Ну давай или ты пойдешь, или твой сын пойдет. Вопрос ребром! Давай. Ты или дети»? Там все близкое, важное и родное подчеркивается. Одной чертой: все, что не чуждо, – людское. Двумя чертами: все родное. Тремя: все, что связано с Богом. И я говорю: «Значит, получается лицемерие. Значит, вы противоречите сами себе. Это ж родные. Чем моих родных въебут, я лучше сам пойду!».
Он смотрел на меня, как бы требуя, чтобы и я признал его правоту.
– Ну вот такие качели: «Если ты готов отказаться от своих родных – базара нет. Я тебя пойму. Если не готов – нахер ты мне рассказываешь»?
– В общем, рассказал ты им политику партии.
– Кто смог, тот смог, – подтвердил он. – А, в итоге, когда «Вагнер» приехал, там тоже пиздоболов хватало, которые на публику играли. Нас записалось двести с чем-то, а уехало пятьдесят девять.
– То есть часть струсило? И тут только те, кто действительно очень замотивирован?
– Угу. – кивнул он – А как было? Там нас построили на плацу, когда «Вагнер» приехал. «Все, здорова, пацаны, – говорят. – Это легальное ОПГ. Нам нужны убийцы, разбойники, бродяги, грабители». В цвет прям преподнесли все. Было видно, что они знали, на что давить. Тоже сидельцы. Типа: «Добро пожаловать. Вам здесь понравится». И рассказали, что вот у нас четыре столпа, за что идет наказание. Он говорит: «Назад дал – санкции. Любой секс с флорой и фауной – санкции. Алкоголь и наркотики – санкции. Мародерка – санкции». Ну все по-людски, в общем. Ничего лишнего.
– То есть с «понятиями» расхождения нет?
– Никакого. Ясность полная. Вечерняя проверка закончилась, а наш отряд первый заходил с вахты. Я вижу, «локалка» открыта, я к отряднику поворачиваюсь и говорю: «Сергеич. Слышь, я пошел». Он говорит: «Не надо!». А я пошел. Я знаю, у нас в отряде, наверное, человек двадцать пять собиралось идти. Ну я вышел, получается, первым с лагеря и пошел. Пообщался. Мне говорят: «Готов?». Ну, там еще пару вопросов.
Я говорю: «Готов, конечно!». Смотрели в основном на внешний вид сперва и на физику. Приседать заставляли, отжиматься.
И все, выхожу и понимаю, что все, кто собирался, – зассали. Говорили, а внутри душка нету. «Парфен» и другие – вот эта чепуха вся. Залетаю и у меня реакция такая: «Ты раз сказал, соответствуй своим словам, ты же мужик!». Локалку открываю, говорю: «Ну все, молитесь Богу! К утру я вас всех в гарем загоню!». Ну я так, чисто шугнуть – и спать лег. А они всю ночь, бедолаги, не спали. В итоге набралось нас двести человек.
А на следующий день, как «Вагнер» уехал, все эти шавки побежали отказную писать. Они вроде как рисанулись, а потом, видать, с этой мыслью переночевали и понеслась. Все на вахту ломятся – просто пачками – «отказуху» писать. У меня там мама, у меня там сразу сердце заболело, ноги заболели. Короче, в итоге нас поехало пятьдесят девять человек с лагеря.