Штурман по имени Ма

Танилина Татьяна

– Я ни на что не намекаю! Не разбираетесь в психологии, так и не кидайтесь на людей!

– Ты большой псих, как я погляжу!

– А вы…

– Замолчите! – взвизгнула Надя и, сорвав с двери плакат, разорвала его в клочья.

– Вам любой психолог подтвердит, что лучше всего запоминается то, что вызывает сильные эмоции, – заявил тёще Павел. – Вот я и хотел, чтоб вы не забыли.

– Спасибо! Теперь не забуду! – пообещала Марья Ивановна, сверля «заботливого» зятя ненавидящим взглядом.

– Всё, успокойтесь! Это было недоразумение, – торопливо произнесла Надя. – Вы просто не поняли друг друга.

«И никогда не поймём», – без труда прочитал бы даже самый

бездарный психолог на лицах тёщи и зятя.

* * *

С каждым днём зять нервировал тёщу всё больше. Нервировал тем, что часами лежал на диване у телевизора и ничего не делал по дому. («Сколько же можно слонов гонять, лодырь ты, лодырь!») Нервировал тем, что был сух и неласков с дочерью. («Хоть бы доброе слово девчонке сказал – ходит, как мурло!») Нервировал и тем, что был подчёркнуто вежлив с ней. («Слова-то любезные говорит, а сам глядит так, будто сейчас каменюку из-за пазухи вытащит». ) Нервировал также внезапными исчезновениями. («До чего же хитрющие эти мужики! Ловко устроился. Поди узнай, где он шляется? И что за работа такая, прости господи, внештатный корреспондент!»)

«Мурло», вне всяких сомнений, платило тёще той же монетой. Чем именно она не угодила зятю, Марья Ивановна, конечно, знать не могла. Но в том, что нервирует его она крепко, сомнений не было ни малейших. Дней десять она крепилась, а потом взяла билет домой.

– Завтра, дети, я уезжаю, – сообщила она за воскресным завтраком.

Молодые уставились на неё: дочь с искренним, а зять с притворным огорчением.

– Куда ты торопишься? Мы так редко видимся, – с грустью вымолвила Надя.

– Действительно. Погостили бы ещё. – Зять фальшивил, как бездарный оперный певец, отхвативший по блату коронную партию.

– Зачем же вам надоедать! И к тому же у меня дома дел полно. – Марья Ивановна говорила нарочито бодрым тоном, стараясь не смотреть на дочь – ведь обманывать голосом легче, нежели взглядом.

– Знаете что, дамы? Предлагаю… – Павел запнулся, подыскивая дипломатичную формулировку.

«Это дело отметить, – мысленно договорила за него тёща. – Ишь, как обрадовался! Морда аж сияет!»

– …куда-нибудь пойти развлечься, – продолжил зять. – Говорят, в парке новые аттракционы поставили. А потом в киношку можно заглянуть.

* * *

Утро по воскресным меркам было раннее – около десяти часов, – аттракционы ещё не работали, и старый парк дремал, наслаждаясь тишиной. Солнечные лучи тянулись к земле сквозь «оконца» в кронах раскидистых деревьев – казалось, что испещрённые тенями и солнечными бликами дорожки устланы коврами с незамысловатым двухцветным рисунком. Ещё не опалённая летним зноем шелковистая зелень нежилась в утренней прохладе. Уходящий май радовал солнечными деньками, словно извиняясь за хмурую, дождливую весну.

Шагая по аллее вместе с дочерью и зятем, Марья Ивановна вдруг вспомнила другой поход в парк, совсем не похожий на этот: вместо раскидистых деревьев – саженцы; аттракционов – раз-два и обчёлся. Было это почти четверть века назад. В Дубровинке только открылся новый парк, и Марья Ивановна повела туда своих девчонок. Дочери бегали по дорожкам и смеялись, а она еле сдерживала слёзы. Терзала обида на мужа, который недавно бросил её. А ещё больше мучил страх. Как же она будет теперь одна с тремя детьми? И не на кого надеяться, не от кого ждать помощи. Но она не хотела выглядеть перед своими девчонками угрюмой и несчастной и заставляла себя улыбаться бегающим вокруг неё дочерям. Именно в то майское

утро, на залитой солнцем аллее, она – женщина, которой было чуть больше тридцати, – впервые в жизни почувствовала себя старухой. А когда на притворную улыбку не осталось никаких сил и рыдания уже подступили к горлу, пятилетняя Надюшка подбежала к матери и, глядя на неё восторженными глазёнками, воскликнула: «Мамочка, ты такая красивая!». Жизнь мгновенно преобразилась: тоска отступила, душа ожила. Мария почувствовала себя молодой и счастливой.

– Мама! – голос взрослой дочери вернул её в настоящее. – О чём ты задумалась?

– Вспомнила, когда вы были маленькими. Ты помнишь, как мы первый раз пошли в новый парк?

– Смутно. Больше всего запомнилось, как нам не хватило денег на мороженое, и ты стала предлагать продавщице свой проездной билет. Она отказалась, и мы начали плакать. Тогда один мужчина купил нам всем мороженое. А тебе было так неудобно…

Павел перебил жену:

– Касса уже открылась. Идёмте покупать билеты.

(«И тут он влез! Поговорить с дочерью и то нельзя!») Марья Ивановна украдкой вздохнула и с деланной улыбкой произнесла:

– Пойдёмте.

* * *

После аттракционов Павел повёл дам в кафе. «Ты гляди, разошёлся! – поразилась Марья Ивановна, глядя на стол, накрытый с царственной щедростью. – Решил откормить напоследок». А когда зять прямо-таки с отеческой заботой в голосе заметил: «Мама, что-то вы мало едите», – она чуть не подавилась.

Обходительность зятя в этот день не знала границ. Он лично закупил продукты тёще на дорогу. («Ты гляди, даже мои любимые булочки с маком не забыл». )

А когда Павел изъявил готовность подвергнуться жесточайшему испытанию, коим для мужских нервов является просмотр мелодрамы, тёща решила сделать ответный жест благородства: предложила посмотреть идущий в соседнем зале боевик. Зять воспротивился – должно быть из упрямства, которое накатывает на человека, если ему не дают совершить подвиг. Поединок великодуший на фоне слёзно-кулачных афиш затянулся, но до рукопашной, к счастью, не дошло – тёщин дух противоречия оказался более уступчивым.

Только они, купив билеты, отошли от кассы кинотеатра, как перед ними, прямо на улице, разыгралось представление в жанре комического боевика. Актёрским составом – неожиданно для себя и уж тем более для окружающих – стала ничем не примечательная пятёрка мирно шествующих по улице обывателей. Возглавлял пятёрку пожилой, коренастый мужчина с таким властным лицом, что любой режиссёр не колеблясь доверил бы ему роль диктатора. Сопровождали «диктатора» две женщины лет пятидесяти, парень и девушка. «Диктатор» с умным видом разглагольствовал, остальные почтительно внимали. Когда компания проходила мимо киоска с мороженым возле кинотеатра, парень – высокий широкоплечий детина – просительным тоном обратился к «диктатору»: «Папа, дай денег на мороженое». Тот вытащил из кармана пиджака портмоне и стал отсчитывать деньги.

Вдруг одна из женщин – маленькая, кругленькая, с мелкими кудряшками – взмахнула кулачком и с воплем: «Не бывать больше этому!» – схватила парня за руку и потащила к дороге. Девушка бросилась за ними.

– Что ты делаешь, мама? – пролепетала она дрожащим голосом.

– Я делаю из вас людей! Такси, такси! – закричала женщина, взмахнув свободной рукой.

Напротив них затормозил автомобиль с «шашечками». Кругленькая женщина открыла заднюю дверцу и втолкнула в машину парня, а затем и девушку. Сама же уселась на переднее место, но закрыть дверь не смогла – помешал «диктатор».