Штурмовики
Шрифт:
– Я видел фотографии, что происходит после разрушителя.
– Ну вот. И мы полетели. Погода! Прежде чем лететь, Семенюк говорит: «Распогодилось, солнце. Нас же сразу засекут – и истребители нас собьют. Нам спрятаться негде. Дайте сопровождение». Лебедев нам: «Вам задание ясно? Шагом марш выполнять!» Вот так сказал, представляете? Семенюк пожал плечами. Конечно, начальник штаба – все лётчики тогда были им недовольны – послал нас на смерть. Все ж погибли, кроме меня! Я остался…
Ну вот, послал. Пошли, он подходит к самолёту, я – к самолёту Сучкова… мой – стоит. Я же на его «Иле» летал. Он подготовлен к полёту:
– Противотанковые авиационные бомбы.
– Небольшие, кумулятивного действия. Они любую броню прожигали! Маленький, 2,5 килограмма, а танку – конец. Поэтому заряжали вот эти ПТАБы прям в люки навалом. Люки открывались – они сыпались, как горох. Кучей со стабилизаторами летели – и накрывали большую цель. Вот таким ПТАБом мы и уничтожили этот разрушитель пути.
А вот в этот последний бой начальник штаба ещё распорядился:
– Много болтаете!
Взяли – все станции наши сняли. Только ведущим оставили. Поэтому нас сбили. Не могли даже по обстановке принять манёвр общий. Ну, это целиком виновато командование. Начальник штаба – этот дурак! – распорядился… Я с ним уже не мог больше.
Короче говоря, приходим на стоянку. Семенюк страшно недоволен. Я вижу: он просто потерян. Достаёт вещи, а девчонка стоит. Ей какой-то брелок отдаёт. «Тебе – вот, возьми, мой ножик перочинный». Я говорю: «Ты чего раздаёшь?» – «А что – последний день живём». Я говорю: «Ты что хочешь сказать… я – хочу жить. Я не собираюсь помирать!» – «Ну ты сам знаешь, какое задание дали! На тот свет – и всё». Вижу, он так говорит, с таким настроением. Я говорю: «Да брось ты. Ну, будем делать с тобой манёвр…» (вот так навстречу – называется «ножницы» [показывает]: чтобы тебе в хвост не зашёл истребитель, мы друг на друга вот так вот выходим – и двигаемся в сторону к себе… медленно, но верно). Он – всё, как потерянный стал. Знаете, я его не узнавал!
Ну, полетели. Взяли курс на Эргли, долетели до озера Лубана, это Латвия. Ясное небо. Нас зенитки встретили – обстреляли там. Ну, это для нас была ерунда, мы вдвоём прошли и – прям по железной дороге шпарим, ищем этот разрушитель. Она – одноколейка. Спрятаться некуда. Мы идём и ищем его. Летим чуть не до Риги. Уже до Риги почти долетели – нашли разрушитель. Накрыли его бомбами. Уничтожили. Потом наши его взяли, и фотография есть: он разбитый стоит.
Повернули обратно… у меня – стрелок. Я ему всегда говорил: «Сверху смотри всегда – и докладывай». Ну, он мне по СПУ говорит (это так самолётно-переговорное устройство называлось, т. е. связь у меня только с ним вдвоём: не радиосвязь, а просто как телефон): «Фоккера», 5 штук». Я думаю: «Ёлки! «Фоккера»…» А у Фоккера – 4 пушки и 2 пулемёта, представляете? Он и истребитель, и штурмовик ещё.
Ну, а Семенюк продолжает обратно по этой же линии! Где все противозенитные?! Мы с Дубенко – всегда ходили как? Цель выполним, а уходим быстро: тут же сворачиваем, когда обратно идём, раз-раз да через речку, и – сразу наши! Зачем нам идти далеко по немецкой территории, где все зенитки, где идёт удар по линии главного направления? Согласны?
– Разумно.
– А этот, не думая ни хрена… или разум потерял… прёт по самому невыгодному маршруту. Ну а что я могу сделать? Я обязан, как ведомый, сзади идти немного – и охранять. Как «Фоккера» появились – они сразу как залп дали! Сразу убили на хрен моего стрелка. Я вот так вот кручусь, только снопы трассирующих снарядов и пуль летят мимо меня. Они меня бьют, а этого ещё не бьют. А его стрелок – Загуменный Иван – отстреливается, у него один пулемёт против… – считайте, сколько?
– Тридцати…
– Одних пушек 5 на 4 – сколько? Двадцать! Да этих [пулемётов]… Что он с одним пулемётом сделает? Тридцатикратное превосходство, больше даже: пушка – не пулемёт. Что делать-то? Я как-то там меж деревьев… Ну, опушка кончается – я вылетаю. Мне в это время как дали по радиатору! У меня броня сзади – стучат эрликоновские снаряды. Но – не пробивают. Там 12-миллиметровая броня, а эрликоновские снаряды – они 20-миллиметровые. Не пробивают, хотя, вообще-то, могут. Броня двигателя – там меньше: 5-миллиметровая, и у стрелка.
Загорелся мой самолёт. Пробили руль управления: болтается ручка, не работает. И вот так он идёт [показывает], со скольжением, прямо в землю. Бреющий полёт. Можно спастись в этом случае?!
– Ну, постараться прыгнуть…
– Как прыгнуть – с бреющего?!
– Ну, низко, да… а так – на пузо только постараться сесть. Хотя если рулей нету…
– Представляете?! А я – жив остался. Каким образом – расскажу.
Вот в голову – как выстрел (голова работает, когда опасность): у меня в самолёте есть такой штурвальчик, крутится. Это изменяет центровку самолёта. На руле глубины есть такие флаттеры маленькие. Вот сам руль управления стабилизатора. На нём рули глубины – они вот так работают. Если он вниз отклоняется – тебя пикирует. Если вот так вверх – то хвост опускается, он кабрирует. Понятно? И управление вот этим флаттером – вот эта рукояточка: крутишь её – задираешь вот так – он кабрирует! А так как у меня рули перебиты, я взял вот эту вот – сообразил – на себя, и он у меня свечкой полетел вверх. Самолёт. Горящий.
Уже в кабине проблески пламени появились. Думаю, сейчас вспыхнет – и конец мне. Всё сообразил в доли секунды. Но это ещё не всё: я же высоко-то не мог взлететь. Это же – не истребитель, согласны?
– Да.
– Вот я взлетел. [Показывает.] Не знаю, может быть, 200 метров добрал. Потому что мощный мотор. Машина самой лучшей была в полку. 30-го завода последний выпуск. На 100 километров скорость больше всех остальных. Уже – высота. Вылезаю, чтобы выпрыгнуть – и забываю отстегнуть шлемофон! Прыгнул – и завис: половина туловища на улице, а половина – меня воздушной струёй прижало. Но я вижу – у самолёта уже скорость кончается, сейчас в штопор свалится. Представляете? И горит, гудит… как форсунка огромная, мощная. Гул и пламя такое там кругом! Внизу масло из радиатора вытекает – и горит. Ну, что я думал – ни хрена я не успел додумать, всё действовал. Выкарабкиваюсь – не могу вылезти. Самолёт вот так встал [показывает], прям – ууу! Меня и выкинуло.
– Набок свалился?
– В штопор как падают – знаете? И в это время я поднапёрся – и вылетел в пламя. Этот шлемофон у меня отлетел. Глаза закрыл. Не могу в пламени открыть парашют: он и сам сгорит, и спалит мне спину! Потом смотрю – пусто. Над моей головой летит чехол от парашюта. С сиденья вылетел – крутится вот так вот… помню всё – до мельчайших подробностей! Земля – близко, я дёрнул, парашют раскрылся. Земля – вот, на меня летит! Я чувствую – разобьюсь…