Штурмовики
Шрифт:
…и тут подо мной взорвался самолёт. Упал – и меня взрывной волной самортизировало. Вы можете себе представить? Вот сколько случайностей одновременно сложить надо, чтобы мне спастись, а?!
– Это да…
– Но всё равно настолько была низкая высота – и взрыв, наверное, сильный был. Бензобаки взорвались, тут же всё горит! И меня не знаю обо что ударило. Такая вот голова [показывает] – двойной величины! В два раза эта сторона была разбита вся. Контузия там…
…а очнулся – в могиле.
–
– Хоронили. Во время похорон. Закапывали. На мне комбинезон был – не позарились, прям в нём в могилу бросили… а там то ли булыжник попал по голове – я застонал. Ну, меня и вытащили.
– Немцы?!
– Я ничего ещё не понял. Глаза у меня – в земле. Я открываю – и ничего не вижу. Но – уже очнулся. Потом смотрю – меня тащат. Я уже открыл глаза. Стоят четыре человека. Все – гражданские. Я ничего не понимаю, молчу.
Один говорит: «Ты жив?» Это переводчик оказался. А я – не знаю. Промычал… не помню, что ответил. Они, значит, так посмотрели на меня… Смотрю – тут немцы подходят. Меня сразу рассматривать. Берут меня, ведут – я хромаю. Лицо разбито, тошнота какая-то… Наверное, сотрясение мозга, чёрт его знает.
Этот переводчик говорит: «О, жив! Ты знаешь, это фантастика!» Я: «Чего фантастика уже?» – начинаю так понимать. «Мы, – говорит, – смотрим: вас сбили, горящий самолёт падает в землю, взрывается, и из взрыва вылетает парашютист». Это он мне говорит! То есть они что видели – вы можете себе представить?!
Самолёт взорвался, и из взрыва – купол парашюта, и на нём болтается лётчик! Я уже, по сути, погиб, и меня спасает – что?! Взрыв. Элементарно интересно, да?
А повели – как раз прямо в этот Сунтажу. Рядом – батарея зенитная, которая после меня сбила Семенюка, и они все тоже погибли, как и стрелок мой. Меня сбили на западной стороне этого городка, а их – на восточном. Они [немцы-зенитчики] слышат – гул, бой. И уже подготовились. Как он только появился, высота 50 метров – чего тут сбивать? Бах! – и готов. Сбили, он ударился о землю, а мотор улетел на 200 метров. Они разбились, конечно, все. Стрелка даже с ремней сорвало, на 100 метров выкинуло. Удар был о землю сильный.
А я, вот видите – остался жив таким чудесным макаром. Из могилы – вытащили. Тут же пришли немцы – и повели под руки. Рядом какая-то будка стояла. Немцы там сидели, два или три. Видимо, Красный Крест какой-то. Меня подвели, сели. Сняли сапоги. С одной ноги – она, видно, разбита – кровь текла. На правой была кость сломана, там рана: то ли от осколка… – я не знаю. Они мне забинтовали. Подъехала машина – меня посадили и повезли. Знаете, джипы эти ихние… не джипы… ну, в общем, легкооткрытые машины. И в это время налетела наша эскадрилья штурмовать! Теперь наши начали меня бить вместе с ними…
Ну, немцы, конечно – в кювет сразу, спрятались в песке вместе со мной. А наши… Вот в первый раз я услышал нашу штурмовку – страшно, верно! Гул, рёв моторов, стрельба из пушек, взрывы бомб, ракет! Представляете, что это такое – пулемёты?! Вот один штурмовик – сколько мощи у него было! Ракеты, бомбы, пушки, пулемёты! И вот это всё – ревёт. А там – 5 самолётов. Грохот – страшнейший! Я сам увидел когда – думаю: дааа!..
А немцы с батареи – попрятались. Они боялись. Они ж звали знаете как наши самолёты? Чёрная смерть. Schwarzen Tod.
Потом перчатки с меня сняли, в которых хоронили, а вот орден – нет.
– Вы попали в плен – и вас отправили в лагерь для военнопленных?
– Ну, не сразу так быстро всё… там – ещё интересней. Вот у меня даже записано: допросов – не было! А была встреча с лётчиками, кто меня сбил. Всё у меня есть… и даже как Семенюка немцы под салют хоронили – и написали: «Здесь захоронен лётчик – Герой русский». И как наши, которые ездили по местам выясняли, рапорты написали – и наврали: что над Семенюком издевались немцы, допрос ему делали. Я, например, «сдался в плен» – а его, вот видите? – «допрашивали и убили». Ну всё наврали!
– Когда вы вернулись из плена – там же была проверка…
– Ну а как же! Несколько. Я коротко могу сказать. Во-первых, на месте, ещё когда я был в партизанах, к нам приезжали, прилетали в партизанский отряд из 8-й воздушной армии – полковник Голобородько – начальник авиационной разведки Хрюкина [так у автора. Хрюкин Тимофей с июля 1944-го – командир 1-й воздушной армии. – Прим. ред.] И он говорил: «Какие вы герои!» Мы даже фотографировались в партизанах! Потом из этого отряда именно он нас – русских лётчиков, которые там командовали, – вывез из Торнау в Чехии – в 8-ю армию, где решался наш вопрос. Нас, когда вернули, проверяла контрразведка. «Смерши» проверяли, Лубянка проверяла… Всё проверяли. И – полностью, как говорится: мы – герои.
– А после проверки вас оставили в армии или уволили?
– Кто из плена бежал и которые прошли проверку у «смершев», направляли в 5-ю воздушную армию. И там нас обмундировали всех заново. Аттестаты выдали – и направили в отдел кадров в Москву. Не только меня, большую группу. И я в отделе кадров ВВС в Москве опять проверку проходил. И после этой проверки было написано: «Рекомендован направить для продолжения воинской службы на должность лётчика в свой же полк, 622-й». Это я рассказал без подробностей. Но документы – все есть.
– Как к вам относились в полку? Тот же Смерш…
– Ведь я же туда не просто приехал: я приехал со всеми проверками. Но – всё равно ещё проверяли… Первый и главный вопрос «смерша», где бы ни проверяли: «Почему ты не застрелился?»
У нас был «смерш». Отличный человек. Свой. Но и он тоже спрашивал: «Почему ты не застрелился?» А я ему говорю (я же его хорошо знал): «А чего ты такие глупые вопросы задаёшь? Я же всё-таки пользу принёс. А если бы я застрелился?! Вот у меня написано в моём офицерском личном деле в Министерстве обороны: сколько я после своего пленения уничтожил фашистов. И сколько под моим командованием. Там написано прямо и количество, и трофеи взятые! Вот почему я не застрелился. Чтобы помочь своей Родине, где бы я ни находился». Правильно я ответил?