Штык ярости. Индийский поход. Том 2
Шрифт:
Из приятных дум меня вывел толчок в плечо. Я обернулся вбок и зажмурился.
– Что, солнце глазки слепит? – спросил Юра. – Твои пронырливые хитрющие глазки? У, гнида, так бы и выколол тебе их кончиком сабли.
Из-за маниакальной подозрительности Павла в стране в ту эпоху чрезвычайно развилась охота на ведьм, вернее, на шпионов и заговорщиков. Что же, надо признать, что у Павла были все основания бояться интриг врагов, поскольку он сам от них в итоге и погиб. Вот только почему его подданные, уверившись в паранойе императора, видели козни даже там, где их не было?
Взять, к примеру, меня. Это же надо было придумать, будто бы я, невинный учитель истории и лекарь-самозванец, могу вынюхивать что-либо в пользу иностранной державы!
– Вы чего здесь потеряли в песках? – хрипло спросил я. – Заблудились, что ли?
Юра протянул мне знакомый конверт, на котором было что-то начеркано затейливыми завитушками.
– Держи, женишок, выронил из кармана во время поездки. Это ты потерялся, а не мы. Я, слава богу, не шляюсь по стране, заглядывая в каждый угол, а выполняю поручение командующего и веду дальний дозор, чтобы вылавливать соглядатаев, вроде тебя.
Я совсем забыл про письмо Ольги, дурья башка! Столько событий прошло, что поневоле и голова забудешь, не то, что послание от девушки из далекого прошлого.
– Мне что же, зубами его рвать? – спросил я недобро, указав подбородком на связанные руки. – Чего вы меня спеленали, как каторжника? Куда я денусь с этой пустыни, со скорпионами и фалангами сбегу танцевать?
Казак, ехавший рядом, вопросительно поглядел на есаула и тот кивнул, разрешая снять с меня путы. Когда мне развязали руки, я тут же, как коршун, выхватил письмо из ладони Юрия.
– Полегче, проныра! – смеясь, упрекнул он. – Не убежит твоя суженая, все равно скоро узнает, что ты разоблачен.
Пустынная местность к тому времени сменилась хоть и засушливой, но степью. Всюду, куда не кинь взгляд, до самого края горизонта росли пыльные кусты репея и полыни. Неподалеку казаки обнаружили мелкий прудик с мутной водой и решили устроиться здесь на ночлег, все равно поблизости не было других водоемов.
Пока служилые люди готовились ночевать, я уединился и вскрыл, наконец, конверт. Это что же получается, у меня теперь по женщине в каждой эпохе, самодовольно думал я, разворачивая исписанные ровным красивым почерком листы бумаги. Надо же, не ждал, не гадал, а заделался вдруг казановой и разбивателем женских сердец.
«Милый, дорогой мой друг Виктор», – писала Ольга и от этого душевного начала у меня дрогнуло сердце.
Графская дочь, как водится, не сразу приступила к самому главному. Согласно правилам этикета, сначала ей требовалось поведать все новости, что произошли в провинциальном городе за время нашего отсутствия.
Так, я вынужден был прочитать, опасаясь, что как что-нибудь действительно важное, что в Оренбурге готовятся к проведению ежегодной ярмарки, что недавно сгорела часть крепостной стены, что вытье собаки по ночам предвещает сильную беду и позавчера Ольга проснулась посреди ночи, потому что пронзительно и тоскливо выли все городские псы.
С замиранием сердца и тревогой на душе Ольга слушала собак всю ночь, гадая, к чему эта дурная примета и молила Бога, чтобы не получить утром весть о моем ранении или, того хуже, смерти. Утром обнаружилось, что от меня до сих пор нет вестей, ни плохих, ни хороших и в соседнем поместье крепостные устроили бунт, наподобие миниатюрного Пугачевского и туда спешно выслали два полка казаков из оренбургского гарнизона, которые сурово карали за малейшее неповиновение. В общем все закончилось хорошо, виновных крепостных повесили, некоторых перед смертью хорошенько мучали, предварительно отрубив руки и ноги, а затем подвесив на крючьях.
Интересное, кстати, зрелище, Ольга ходила посмотреть на сон грядущий, чтобы немного развеяться. Кроме мужчин, наказали и некоторых непокорных женщин, их били кнутами, оторвали ноздри и навеки сослали в Сибирь. После такого справедливого решения Ольга вместе с подругой, говорят, долго восторженно хлопали в ладоши.
Что же вот такие произошли основные события, писала девушка. В целом, живется в городе скучно, развлечений почти нет, раз в месяц устраивается костюмированный бал, но последний прошел недавно и там не было ничего интересного, кроме как утомительных танцев, во время которых легко можно подвернуть ногу или подхватить лихорадку.
В общем, совершенно бессмысленное занятие, Ольга никак не могла взять в толк, почему только это мероприятие приводит в дикий восторг ее подруг по пансиону, а еще для этого нужно заказывать платье. Это такое утомительное занятие, надо ехать к портнихе, сидеть в очереди с подругами, выслушивать все местные сплетни и рассказывать самой, а Ольга ненавидит так делать. Хотя перед последним балом пришлось так сделать и Ольга так засиделась, что не заметила, как настала ночь и папенька прислал камердинера, узнать, почему она так задержалась.
Папенька, кстати, все время постоянно мотается по городу, оформляет бумаги и у него совершенно нет времени поговорить с родной дочерью. Приходится ужинать все время одной, жалея, что армия уехала в поход и не осталось никого из достойных людей, кого можно пригласить на трапезу.
Кстати, недавно, чтобы немного скрасить свой скромный и однообразный быт, Ольга нас брать уроки танцев, а ее партнером оказался весьма достойный и обходительный молодой человек, он недавно приехал по делам из Петербурга. Продолжая читать про это, я и сам не заметил, как девушка перешла наконец к сути послания.
Оказалось, что этого шустрого молодого человека зовут Сергеем, что он великолепно поет и танцует, а также чертовски остроумен и весьма эрудирован. При этом свои достоинства он умудряется не выпячивать, а скромно старается избежать излишнего внимания к своей персоне.
В общем, сей столичный ферт уже который день посещает их ужины, гуляет по саду, играет на пианино, в общем, ведет себя в их доме, как в своем собственном. Так-так-так, подумал тут я, кажется, я уже слышал где-то эту историю.