Штык ярости. Южный поход. Том 1
Шрифт:
– Две трапезы, – и добавил, поглядев на меня, но не обращая внимания на незнакомого человека. – Это название. Я долго ломал голову и оно пришло мне как раз во время обеда. Надо же, какая удача.
Он тряхнул согнутый лист, выпрямляя его в руке и начал декламировать:
– Кричит какой-то стиходей,
На праздник приглася премножество людей:
«Я две трапезы дам для милых мне гостей -
Сперва духовную, потом плотскую.»
Сказали гости все: «Мы будем на вторую!»
Он закончил, поглядел сначала на Суворова,
– Ну, каково вам? – спросил Хвостов. – Не правда ли, хочется слушать еще и еще? Вы погодите, я вам прочту другую мою вещицу, набросал совсем недавно…
Он перевернул лист, собираясь читать другое свое произведение, но Суворов поспешно воскликнул:
– Митя, ты превзошел самого себя. Но только повремени, не все же сразу! Ты вылил на бедного юношу целый ушат ледяной воды и даже не дав ему обтереться, хочешь окатить еще одним ведром?
– Но я полагал, что он захочет услышать еще, – сказал Хвостов, доставая из кармана еще кипу бумаг, отчего я и Суворов пришли в ужас. – Вот, смотрите, какая прелестная поэмка.
– Погоди, Митя, – прервал его генералиссимус. – Позволь представить тебе моего друга, Виктора. Он тоже знаком со многими поэтами и может рассказать такие прекрасные стихи, что тебе и не снилось. Давай послушаем его, прошу тебя.
Он махнул мне, приказывая читать любые стихи, не мешкая ни мгновения. Я чуток смешался и рассказал первое, что пришло в голову: «Письмо матери» Есенина. Когда я закончил, настала гробовая тишина. Суворов и Хвостов смотрели на меня круглыми от удивления глазами.
– Позвольте, молодой человек, – пробормотал Хвостов, комкая бумаги в руке. – Позвольте… Но ведь это прекрасные стихи. Кто их написал, разрешите узнать?
– «Пусть струится над твоей избушкой тот вечерний несказанный свет», – мечтательно повторил Суворов и глянул на родственника. – Эх, Митя, до чего же душа-то затрепетала! Я маменьку вспомнил сразу же. Вот что такое настоящая поэзия, Митенька!
– Эти стихи написал поэт Сергей Есенин, – сказал я, ничем не рискуя, потому что Хвостов скончается прежде, чем познакомится с певцами Серебряного века. – Он живет очень далеко от столицы, в другой стране.
– Прекрасно, просто прекрасно, – сказал Хвостов. – Если вы знакомы со столь талантливым сочинителем, сударь, не сочтите за труд познакомить его с моим другим стихом. Вот, пожалуйста, послушайте.
Суворов закатил глаза, а я не мог придумать ничего иного, кроме как покорно слушать хозяина дома.
– Называется «Собака без ушей», – провозгласил мучитель и продолжил тягуче читать с натянутой дрожью в голосе. —
О горесть! о беда! свирепы души
У датска кобеля отрезали вмиг уши.
Тоскует, плачет пес,
Пришло мне спрятаться в дремучий лес;
Как я таким уродом
Предстану
На этом месте Хвостов вдруг вгляделся в листок и усиленно заморгал. Потом сконфуженно сказал, сбавив голос и покраснев щеками:
– Покорнейше прошу прощения, господа, но дальше еще не придумал. Обещаю доделать в самое ближайшее время и обязательно прочту вам.
– Скорее мне самому впору отрезать себе уши, – пробормотал Суворов вполголоса, а вслух воскликнул: – публика желает видеть твои творения, отточенные до высшей степени сияния. Так что умоляю, не спеши. Пусть пока наш гость прочтет что-нибудь еще от своих гениальных знакомых.
Я, как назло, не мог вспомнить ни одного стиха, хотя пытался изо всех сил. Так бывает именно тогда, когда пытаешься что-нибудь усиленно вспомнить. Вертится, зараза, на языке, а наружу вылетать не желает.
– Вы вспоминайте, а я пока прочту вам еще одно, – с радостной улыбкой сказал Хвостов, перебирая бумаги. Суворов погрозил мне кулаком, а я был готов провалиться под землю.
– А, вот, нашел! – выкрикнул Хвостов и тут же начал читать:
– Название «На самого себя»! А вот и сам стих:
Поэт, который век с Пегасом обходился
И в рифмах возглашал земель дальнейших весть,
Сорокалетний, он, желав на лошадь сесть,
Садясь, не совладал и – до смерти убился.
Я едва сдержался от смеха. Хвостов принялся дальше копаться в бумагах и чтобы удержать его от дальнейших декламаций, я был готов читать стихи Агнии Барто про бычка на досточке или игрушечного мишку со сломанной лапой. Но в это время внизу снова послышался шум и голоса нескольких людей.
– Нет, только не это, – скривился Суворов. – Снова эскулапы ни свет ни заря пришли терзать хромого льва. Иди, Митя, задержи их.
Хвостов вчитывался в свои стихи, не в силах от них оторваться, но внизу послышался повелительный женский голос:
– Митенька, где ты? – и служитель музы тут же встрепенулся.
Оглянулся, пробормотал: «Аграфена Ивановна изволили встать» и выскочил вон из комнаты. Стоило ему выйти, в комнату снова заглянул Прохор и заговорщицким шепотом сообщил:
– Идут, ваш сиятство, вот те крест. Целых трое-ж собралось, мучителей.
– Ох, нет мне покоя, – заворочался на кровати Суворов и я удивился, что его кто-то может напугать. – Витя, голубчик, сделай милость, замени меня.
– Это как, ваше сиятельство? – не понял я, но полководец уже сполз с лежанки.
– Прошка, забери меня и прикрой покрывалом, – приказал он. – Уложи Витю на мое место, пусть его асклепии мучают.
Камердинер и я помогли отнести старичка на диван у стены и заботливо укрыли одеялом. Я не смел возражать и согласился на участие в розыгрыше. Прохор показал на кровать и сказал:
– Ложитесь, ваше благородие, прямож сюда. Накройтесь тоже с головой и ноги-ж вытяните. Изредка постанывайте, а там виднож будет.