Шумный двор
Шрифт:
И снова Валентина Григорьевна не понимала: такой бурный восторг из-за куска сатина… «Надо ее оградить от этого влияния. Она очень увлекающаяся. Раньше я этого не замечала… Пожалуй, самая пора ехать к морю. Отложить все дела и поехать…»
На первом этаже Лена повстречалась с Пенкой. Та поднялась наверх.
— Ну-ка, покажи… Ой, какой чудесный! Идем ко мне. Сразу и выкроим…
Ни разу не была Лена в квартире соседей.
В Сашиной квартире все было просто и скромно. И все же Лена смотрела на эти обыкновенные вещи с волнением. Вот этажерка с книгами. Саша, конечно, все их
А Пенка тем временем расстелила на столе материал.
— Ой! Да здесь две пилотки выйдет!
Лена порозовела от смущения и быстро сказала:
— Если тебе нравится материал, то сделай и себе пилотку. Хорошо?
— А бабушка тебя не будет ругать? Она строгая…
— Нет-нет, не бойся… Ну, пожалуйста, сделай…
Сшить пилотки оказалось для Пенки пустяковым делом. Выкроила два одинаковых прямоугольника, прострочила на швейной машине, и пилотки готовы. Девочки тут же принялись перед зеркалом примерять их.
Пенка сдвинула пилотку набок. И Лена сдвинула. Пенка подмигнула. И Лена ответила тем же. И, очень довольные, девочки расхохотались.
Неожиданно в двери щелкнул замок, и появился Саша. Он до того удивился, увидев Лену, что вместо того, чтобы обрадоваться, зачем-то принялся вертеть на пальце ключ.
— Здравствуй, — сказал он тихо и все продолжал вертеть ключ.
И Лена смутилась. Почему-то боялась посмотреть на него. «Хотя бы не молчал, — думала она, — говорил бы что-нибудь». И Саша будто услышал ее. Спрятал ключ и заговорил. А потом и смеяться начал, и расхваливать их пилотки, уверяя, что настоящие испанцы меньше похожи на испанцев, чем они. Девочки хохотали, но стоило Саше вдруг спросить: «Ты почему в анкете ничего не написала?», — Лена смутилась сильнее прежнего, что-то невнятно пробормотала и поспешила уйти.
А дома она обозвала себя глупой девчонкой и решила, что Саша на нее обиделся. И тогда ей стало грустно, и она опять играла «Подмосковные вечера». А когда за окном начали сгущаться тени и высокие облака, легкие, словно пушинки, загорелись золотистыми огоньками от ушедшего за горизонт солнца, Лена взяла пилотку и подумала, что было бы красиво вышить на ней такой же вот золотистый, как эти облачка, космический корабль.
Она разыскала шелковые нитки и нарисовала на пилотке корабль — каким его изображают в журналах и газетах.
Долго трудилась Лена. Давно погасли и пропали облачка, в окнах уже горел свет, а она все сидела над вышивкой. Зато корабль получился чудесный.
А когда примерила пилотку перед зеркалом, на душе у нее сделалось удивительно хорошо. Она посмотрела на часы и быстро разделась. «Завтра рано вставать», — подумала просто и спокойно, как о давно решенном.
С первым звуком горна она поднялась, надела платье, голубую пилотку и только тут увидела лицо бабушки — напряженное, встревоженное. У Лены что-то подкатило к горлу, она стремительно подошла к бабушке и горячо сказала:
— Ну, бабика! Не надо смотреть так. Я ничего плохого не делаю. Просто хочу пойти на зарядку. Слышишь — горн? Он зовет. Я хочу вместе со всеми…
Мальчики и девочки уже выстраивались в шеренги. Лена подошла и встала с краю.
— О! — сказал кто-то из ребят. — Будет дождь. Лена пришла.
— Отставить разговоры! — сказал Гриша. — Начинаем первое упражнение…
За те десять минут, пока делали зарядку, Лена не раз ловила на себе одобрительный взгляд Саши.
После зарядки Лена подошла к нему.
— Ты куда-то собрался?
— На рынок. Мама велела купить молодой картошки… А ты?
— Я?.. — Она подумала и сказала, удивляясь своей храбрости: — И я пойду на рынок. Можно?
Саша ничего не сказал, лишь тихонько кивнул. И это Лене понравилось. Она почувствовала себя легко и просто.
Он не спрашивал ни о бабушке, ни об анкете. Шли, говорили о площадке, о пустяках, обо всем, что приходило в голову. На тротуаре их тени шагали рядом — большая и поменьше. Саша показал на тени рукой.
— Ты и я.
Лена засмеялась и, сама не зная почему, стала рассказывать, что из-за секретной анкеты, которую бабушка нашла в почтовом ящике, вышла целая история.
— Но я не жалею. Случилось, и хорошо. Бабушка хочет сделать из меня какую-то необыкновенную пианистку и считает, если я возьму в руки иголку или щетку, то сразу сделаюсь самым обыкновенным человеком.
— А ты какой хочешь быть?
— Как все. Видишь, на зарядку пришла, пилотку надела, даже ракету вышила… — Помолчав, она печально продолжала: — Бабушка очень любит меня, но многого не понимает. И поступает неправильно… Она ненавидит моего отца… Помнишь, ты тогда сказал, что у меня какая-то тайна? Я могу сказать. Мой отец живет в Днепропетровске, откуда вы приехали. Только я никогда не видела его… И маму не видела. Моя мама умерла, когда я только родилась. Бабушка считает, что во всем виноват отец… Но мне кажется, он не виноват… Я этого еще никому-никому не рассказывала…
Она умолкла. И Саша, взволнованный ее сбивчивым рассказом, ничего не говорил. Он понимал: спрашивать ни о чем не надо.
В лодке под парусом
Теперь Герман Ильич спрашивал Костю:
— Ну, главный начальник погоды, как там, в небесной канцелярии?
А если куда-то собирался идти, просил совета:
— Надевать новый плащ или пусть висит в шкафу?
С тех пор, как Костя вместе с ребятами начал трудиться во дворе, Герман Ильич повеселел и, когда садились обедать, нетерпеливо потирал руки.
— А ну-ка, Софьюшка, чем покормишь ударных работничков?.. О, зеленые щи! Со сметаной! Чуешь, Константин, — щи! Значит, клянчить нам с тобой добавки…
Аппетит у Кости и в самом деле стал лучше. Добавки, правда, не просил, но маме не надо было чуть ли не со слезами упрашивать — «скушай еще хотя бы ложечку». Она смирилась и с тем, что он стучит во дворе трамбовкой, копает землю. Ладно, только бы ел хорошо.
И Герман Ильич был доволен внуком. Даже просидел с ним два вечера — мастерили жестяной флюгер и вертушку с круглыми чашечками для определения силы ветра.