Шуньята под соусом демиглас
Шрифт:
– Да иди ты в пизду, – возмутился я. – Не буду я это читать!
– Значит, просто подпиши, – с той же неизменной улыбкой сказала Майя.
Но вы же понимаете, мне не хотелось надевать себе на шею рабский хомут. У каждого человека должна быть какая-никакая свобода выбора. И моя выражалась в том, чтобы покончить с этим безумием прямо сейчас.
Я взял ручку и написал на листе размашистыми, крупными буквами: «Suce ma bite» [9] . После чего вскочил и опрометью кинулся к двери. Проскальзывая по плиточному полу, вылетел в коридор и, не оглядываясь, бросился
9
Отсоси (фр.)
Не знаю, гнался ли за мной вьетнамец или кто-нибудь ещё, в тот миг я об этом не думал. В голове пульсировала единственная мысль: пиздец вам, гниды. Я заставлю людей узнать правду. Расскажу им всё, что успел вынюхать. Пусть моё выступление потом вырежут на монтаже, а мне самому выпустят кишки, но я донесу истину до других участников. И хрен меня кто остановит!
О, ребятки, что вы знаете об отчаянии? Оно мгновенно гасит страх, позволяет без опаски ринуться в самую бездну, pardonnez-moi за пафос. Делает человека неуязвимым. И главное – очищает сознание. Освобождает, если угодно. А разве не этого мне хотелось?
Я влетел в первый попавшийся на пути торговый центр, обезумевший, перемазанный кровью, со всклокоченными волосами, и заорал что было мочи:
– Вы все живёте в реалити-шоу! Ваша жизнь – иллюзия! Ничего этого нет! Очнитесь!
Народ в ужасе отшатнулся от меня, будто от прокажённого. То ещё зрелище, наверное, было, ха-ха. Представьте, да, гуляете вы такие, кеды новые покупаете, сковородку – мамаше на день рождения, в руках – пакеты всякие с брендовыми логотипами, а тут я залетаю: опа, bonjour, а не хотите истину в ебальце?
Ну ладно, ладно, я и не спрашивал вообще-то. Мне не приходила в голову мысль о том, что разрушать чьи-то привычные устои может быть бестактно, невежливо и всё такое. В тот миг я ощущал себя пророком. И готов был умереть за свою правду.
– Что вы мне сделаете, мрази?! Хотите угандошить – давайте, блядь! Вперёд!
Я отпихнул каких-то тёток и вбежал в магазинчик, где торговали посудой: кастрюлями, там, ковшиками, турками кофейными – они блестели и сияли в свете софитов, будто экспонаты в музее. Но вершиной композиции было знаете что? Правильно, ножи. Те самые, из рекламы, чёрные, один из которых таскал с собой Ван.
Нож – это высокое искусство, облачённое в простую форму. Крепкое, надёжное оружие, разрубающее узлы противоречий. И способное быстро и красиво вспороть человеческое брюхо, обнажить вязь блестящих кишок.
Я схватил один из ножей и выскочил обратно в вестибюль. Руки тряслись, словно у пьяного.
– Васиштха? – воззвал я к голосу разума. – Ты тут?
Мне хотелось, чтобы она ответила. Сказала что-то типа: «Да, котик, c’est la vie [10] ». Или в крайнем случае: «Тупой осёл, какого хера ты творишь?» – я бы обрадовался чему угодно. Уверился бы в том, что не один, почувствовав твёрдую почву под ногами.
10
Такова жизнь (фр.)
– Васиштха! Ну скажи хоть что-нибудь!
Но она молчала. В голове не отдавалось ни единого звука, кроме бешеного биения сердца.
В целом мире не осталось никого, кто мог бы отстоять правду вместе со мной. Я был одинок, беспомощен, как ребёнок, забытый родителями в отделе детских товаров. Который поначалу вдохновенно рассматривает игрушки, бегает туда-сюда с пластиковым мечом, представляя себя рыцарем, а потом вдруг замирает посреди магазина. Становится холодно, тревожно и темно, ведь никто за ним не приходит, некому забрать его домой.
Меня охватил приступ экзистенциальной тоски, о которой пишут в книгах.
– Жизнь бессмысленна! – взвыл я, придавленный этим осознанием, как бетонной плитой. – Ничто не имеет смысла! Вот же срань!
Всё было напрасно: никто не собирался воспринимать мои слова всерьёз. Видимо, люди ещё не дозрели до понимания того, с чем столкнулись. Не верили. Или не хотели верить, что, в общем-то, одно и то же. Ведь лучшее шоу получается лишь в том случае, когда его участники на время забывают об искусственности всего происходящего и полностью отдаются своим ролям. Только тогда оно становится по-настоящему увлекательным и захватывающим. Или же абсурдным, как сейчас. Без этого зрелища человек не в состоянии выжить. И готов пойти на любые уловки в надежде его сохранить.
В общем, неудивительно, да, что в ебало получил именно я?
Выпуск третий
Гори, горюй
Как вы знаете, ребята, именно на этом моменте повествование оборвалось. Прекрасный клиффхэнгер, не правда ли? Герой оказывается в безвыходной ситуации. Что же он будет делать? Удастся ли ему преодолеть внутренний кризис? Сохранить рассудок и жизнь? Столько вопросов и ни одного ответа!
О да, рейтинги были запредельные. Даже несмотря на то, что мои слова про реалити-шоу эти ублюдки вырезали на монтаже, как и визит к Майе. Со стороны всё выглядело так, будто я, потрясённый внезапной смертью нового знакомого, залетел в торговый центр и стал орать о тщетности бытия. Эк расчувствовался, да?
Вы вытирали скупые слёзы умиления.
Вы спрашивали: «А что же будет дальше?»
Вы обсуждали выпуск с приятелями, наперебой споря о том, поедет ли Придурок крышей или останется в добром здравии.
А я в это время сидел на асфальте, разглядывая запачканные в крови кеды, и не понимал, зачем вообще живу. Досада и отчаяние сменились растерянностью. Весь мой маленький мирок вдруг рассыпался, как карточный домик.
– Знаешь, в чём твоя проблема, котик? – спросила Васиштха, чей голос я уже и не надеялся услышать. Настолько спокойно, обыденно, будто никуда и не уходила. Хотя, наверное, так и было: она решила понаблюдать со стороны. Посмотреть, как я буду себя вести, к каким выводам приду. И, поняв, что мозгов у меня не прибавилось ни на грамм, сказала: – У тебя слишком беспокойный ум. Суетливый человек хуже осла.
– Ну спасибо, – огрызнулся я. Делать комплименты Васиштха, конечно, умела, этого таланта у неё было не отнять. Ей недоставало только отзывчивости и пунктуальности.
Я по-прежнему злился из-за того, что она бросила меня в одиночестве. Не мог простить ей внезапного исчезновения. Разве я многого просил? Мне хотелось только поговорить. Болтовня всегда была единственной вещью, которая успокаивала мои нервы, помогала структурировать мысли. В молчании я чувствовал себя крайне неуютно.