Шурка Ремзиков
Шрифт:
– Я не хватал его нигде!
– рванул Шурка своё ухо из липких толстых пальцев.
– Он сам пришёл... Чего вы хватаете меня за ухо?
– Сам пришёл?! Знаю я, как к вам всё само приходит. Твоя и мать такая!
От последних слов Шурке стало больнее, чем от цепких пальцев.
– Что вы знаете?
– глотая слезы, крикнул он.
– Спросите у Казика, он всё видел...
Но
...Это был первый привод Шурки Ремзикова в отделение милиции.
Вечером того же дня Шурка получил дома - которую уже за свою короткую жизнь - взбучку. После "науки" отчима Шурка долго не мог, как все ученики, сидеть за партой.
Петух ещё больше испортил Шуркины дела в школе. Как-то так случилось, что никто из учителей особенно не удивился, услыхав о новом проступке Шурки Ремзикова. Никто не заступился за Шурку, никто искренне не поинтересовался, как произошло всё на самом деле... Так незаметно к Шурке-"лентяю" прилипло и другое, ещё более обидное, прозвище - "вор".
Второй привод был связан с соседскими яблоками. Эти краснобокие, лучистые житники так дразнили взгляды мальчишек, что, в конце концов, стало невмоготу. Налёт состоялся ночью, когда, по донесениям разведки, хозяин должен был отлучиться из дому.
Неслышно исчезли по ту сторону высоченного забора одна за другой три тени. Шурка перебросил ногу через забор четвёртым. В этот самый момент где-то под ногами зарычал соседский пёс, послышался отчаянный детский крик и всё потонуло в общем плаче и собачьем лае...
Двое "налётчиков" на другой день были приведены хозяином сада в отделение.
Вновь приходила в милицию и забирала Шурку домой мать. Вновь широкий ремень отчима до крови "учил" Шурку, как надо жить на свете...
Теперь Шурку ждала третья встреча с матерью в милиции.
– Тётя, не надо вызывать маму, - просил он инспектора милиции, и в голосе его звучали слезы.
– А что же делать, Ремзиков? Что же будет с тобою? Вот ты взял и поехал, а не подумал, что будет с матерью?
Шурка молчал. Вряд ли приходили ему в голову такие мысли.
– И скажи мне, что бы ты делал там, на целинных землях? Что бы вы все там делали?
– спрашивала у Шурки инспектор.
– Нашёл бы дело, - угрюмо отозвался Шурка.
– Выучился и шофёром работал бы...
– Так ты же ещё мал.
– Подрос бы, - так же уверенно, как когда-то он говорил мне, что никогда не постареет его мать, сказал Шурка и, помолчав, всхлипнул: - Я всё равно не буду... с ними... Всё равно убегу...
– Убежишь и будешь бродяжничать по свету, - строго остановила его инспектор.
– А ты не убегай, а заслужи, добейся, чтобы тебя послали туда люди... Какой из тебя сейчас шофёр? А вот поступил бы, скажем, в автомеханический техникум, окончил его - тогда едь куда хочешь: на целинные земли, на строительство каналов... Автомеханику всюду работа найдётся. Было бы только желание работать.
– Меня не примут, - глухо проговорил Шурка, уставясь в землю.
– Сдашь переэкзаменовку и поступишь. Только бы ты захотел поступить, так и мы, и школа поможем тебе. От тебя же самого всё зависит.
– Если б приняли...
– вновь так же угрюмо произнёс Шурка, однако на этот раз в голосе его звучала слабая нотка надежды.
Мать не пришла за Шуркой в отделение милиции. Чтобы защитить мальчишку от побоев, мы с инспектором решили сами пойти с ним домой.
Мать мы не застали дома. Она была ещё на работе. Шурку встретили малыши. Они навалились на него со всех сторон, с писком и криком повисли на нём, закружились с ним по двору...
В углу двора, в теньке под вишней, уткнувшись лицом в рукав, спал "Митька" - так за глаза звал Шурка отчима.
Он не поднял головы, не проснулся даже от шума.
Малыши беззаботно объяснили:
– Папка спит пьяный...
Шурка сделал выразительный жест: пошли, малыши, на улицу.
Он был рад им, своим мучителям! С ними он забыл о своём неудавшемся путешествии, забыл, что вечером ждёт его ещё встреча с матерью, что во дворе спит пьяный Митька...
Нет, и сейчас Шурка не казался мне пропащим человеком!