Шурка
Шрифт:
– Не, утром с мамой будем стирать. Забыл?! – Маруся развела руками. – Пойдём к бабе Груне. У Ляли день рождения, восемь лет. Ты что подаришь?
Шурка в недоумении пожал плечами. В прошлом году Мишке подарил самолёт, Гришке – мяч. Что же подарить Ляле?
Вечером забежала баба Груня, о чём-то в сенях шепталась с Авдотьей. Когда гостья ушла, матушка достала из сундука отрез ткани голубого цвета.
– На платье в самый раз. Баба Груня сошьёт, – погладила дочку по волосам: – Ещё купим, правда, Маруся?
Маруся прильнула к матушке: –
На том и порешили. Шурка думал: «Сабля и футбольный мяч девочке не зачем». Вспомнил, что зимой плёл корзины. Залез на подловку, выбрал самую лучшую. «Ляле понравится» – успокоился Шурка. В саду набрал золотисто-красные ранетки, старательно вымыл уши и отправился к бабе Груне. Ляля ликовала, что у неё появились друзья.
– Шурка! Твой подарок в самый раз к шляпке с кружевами! – именинница достала из сундука плетеную шляпку, похожую на тарелку, и нацепила на голову. – Смотри!
– Сам, – смутился Шурка, разглядывая странную тарелку: «Сплету Марусе, – подумал он. – Пусть как городская, с тарелкой на голове бегает».
Дома пригорюнился: – Ляле восемь, а мне тока семь.
– Вырастешь. Наживёшься ашо, – буркнул сонный дед, – Мне тоже когда-то семь годков было. А топерьша и не помню, как долго землю топчу. Лучше скажи, чаго вкусненького цведал на празднике?
– Торт. Вкуснющий, как сладкий пирог, – невольно поморщился Шурка. – Девчонки по два куска съели. Мороженное сладкое и белое. Мне не по нраву сладкое.
– Эх, не цведал мороженое, – дед чмокнул губами.
Засыпая, Шурка вспомнил торт с цветами, странное мороженое, Лялю и шляпку-тарелку. Всё было удивительным.
Как Шурка болел
Шурка не сводил глаз с двери. Плюхнулся на крыльцо. Как назло, дед копошился в сенях, что-то искал в походном сундуке. Наконец, грохнула крышка, скрипнул ржавый замок, на крыльце появился дед Яков: – Доржи.
Шурка сжал в кулаке денежку, выбежал со двора. На завалинке позёвывали Мишка с Гришкой. Вскоре по пыльной дороге засверкали их босые пятки. Вот и клуб с красным флагом на крыше.
– Здрасьте! Проходьте, ребятки, проходьте! Ох, сказка про цвяточек! – на крыльце Тихон опирался на клюку, в нарядной рубахе и начищенных сапогах: – Кидайте пятачки в коробку, отрывайте билетики,
Как обычно, Шурка присел в первом ряду для «детворы». Огляделся. Уже все места заняты, сельский народ перешёптывался: – Новую сказку казать будут, «Аленький цветочек».
К ребятам подбежал взволнованный Тихон: – Ребятки, подсобите-ка!
Мальчики торопливо ставили в проходы высокие лавки, скрипучие табуреты. Наконец-то заиграла музыка, закрутился мультфильм. Усталый Шурка прислонился к стене. Дивился, как по морям-океанам плавают огромные корабли. Вдруг лента перестала крутиться, зрители повернулись к кабинке завклуба. Тот чуть слышно выругался, слегка прихрамывая, направился к щитку. Но, рыжий Гришка опередил его. Тихон истошно завопил: – Не тронь малец… под напряжением!
Но Гришка не слышал. Открыл щиток. Казалось, страшное мгновение длилось вечность. Раздался громкий крик и детский плачь в глазах зрителей застыли ужас и боль.
Тревожно тикали старые часишки. На печи охал дед Яков, ревели Маруся с Татьянкой, перед иконами застыла мать. Шурка открыл глаза. В ушах противно звенело, старый полушубок щекотал пятки. Хотелось пить.
– Мамка, что было в клубе? – пропищал мальчик, морщась и облизывая бледные губы. – Пошто ревёте?
– На радостях, что ты жив. Ничего, поправишься, – мать опустила голову на подушку и разрыдалась. – Что помнишь, сынок?
– Ой, мамка… Гришка побег к щитку, – вздохнув, Шурка медленно закрыл глаза, – больше ничего не помню.
– Спи-спи сынок! Ну и ладно, что не помнишь, – сквозь слёзы мать пыталась улыбнуться. – Всё будет хорошо. Поправляйся.
Шурка метался: «Гришка… Гришка… не тронь». Очнувшись, лежал с потупившимся взглядом, испариной на лбу и бледными губами. Ждал друзей, но никто не пришёл. Неужели о нём позабыли?!
– Деда, слышь! Сходи к Гришке, Мишке. Покличь их. Деда, хочу их увидать. Можно? – пропищал мальчик, опираясь на трясущиеся руки. Огляделся. Испуганно вытаращив глазёнки, на сундуке всхлипывали Маруся и Татьянка. Шурка показал им язык и натянуто улыбнулся. С радостным визгом сестрёнки подбежали к нему, защебетали о пушистых цыплятах, слепом щеночке и новой кукле.
– Эка, кого кликать-то? Все хворые по домам валяются! Такое пережить, страху натерпелись ребятки! А Гришка больнице, Тихон тоже, – дед подошёл к иконам, перекрестился и прошептал молитву: – Выздоравливай, внучок.
– Дядя Тихон не разрешал открывать щиток, а Гришка побег, – уронив голову на подушку, Шурка зарыдал. Скрипя зубами, накрылся одеялом.
Дед отвернулся. Кряхтя и кашляя, вышел в сени. Дверь тихонько скрипнула. Мальчик заснул. На огромной птице летал над ромашковой поляной. Противно гогоча, мимо пронёсся рыжий Васька, следом Гришка с Мишкой. Все скрылись за пушистыми облаками. Шурка хотел их догнать, но свалился на землю. Странный сон. Друзья его бросили? Как так? Закричал, резко проснулся. Подскочил, потные волосы прилипли к лицу, от испуга перехватило дыхание. Напуганная Маруся тихонько захныкала: – Шурочка, не плачь! Слышишь?! Не реви…
– Ой, маманя! Послушай! Страшный сон приснился, – всхлипнул Шурка, боязливо озираясь по сторонам.
Уже стемнело. Пахло гречневыми блинами и пареной тыквой, в печи потрескивали дрова. Маруся негромко что-то напевала, в сарае дед Яков стучал железным молотком. Нет! Реветь нельзя! Маруся и Татьянка редко ревели. И он не рёва. Хотя, иногда слёзы сами щекотали лицо. Ничего, скоро выздоровеет и побежит в первый класс. Эх, как жаль, что мечта о школе не сбылась. Всё равно, хочется поплакать, совсем немножечко. Но он не будет.
Конец ознакомительного фрагмента.