Шустрая рыжая лисица
Шрифт:
Однако Дэна разгадала мой ход.
– Не пытайтесь дурачить меня, Макги. Если бы вы действительно узнали от него что-нибудь важное, вы бы так себя не вели.
Мне пришлось сдаться. Проглотив еще один коктейль, я рассказал ей то немногое, что узнал от Карла. Он был совершенно уверен, что никто не следил за Лайзой Дин на пути в домик Чипманов, никто из их компании не мог никому сообщить, что она там, поскольку, встретившись с ними в городе. Карл не говорил, с кем живет, а потом никто не отлучался до окончания оргии; телефон же был отключен. Кэсс – это Кэзуэлл Эдгарс, художник из Сан-Франциско. Абель не знал ни о том, что Нэнси Эббот уехала вместе с Сонни Кэттоном, ни о том, что Сонни погиб. Он подтвердил, что раньше Нэнси гостила у Макгрудеров в Кармеле, а также сообщил, что Вэнс Макгрудер дружит с Алексом
– И больше ничего? – спросила Дэна.
– Только недостоверные предположения. Напуганный до смерти человек старается угодить и ведет себя как загипнотизированный. Но в одном я уверен: Карл действительно не знает, кто был мишенью шантажиста. Придется порассуждать самим. Исключим ребят из Корнелла, а также Кэсса Эдгарса и официантку. Судя по словам Абеля, можно исключить и Лайзу Дин – ее меры предосторожности были надежными. Кто же был им нужен? Нэнси Эббот? Вэнс Макгрудер? Пэтти Макгрудер? За ними стоят деньги – главная цель шантажистов. В этом-то смысле и мисс Дин – вариант беспроигрышный... Что еще? фотографии, присланные отцу Нэнси, несколько отличались от тех, что получила Ли. О'кей, допустим, этот парень отснял дюжину пленок. Или даже две дюжины, то есть от двухсот пятидесяти до пятисот кадров. Возможно, у него был припасен еще один комплект снимков для Вэнса, и еще один – для Пэтти; может быть, у него были наборы снимков для каждого из этой компании, пока он не выяснил, у кого есть деньги. Да может, он просто охотился за гнездами водоплавающих птиц, а тут подвалила эта удача на террасе, всего в какой-то сотне ярдов от него.
– Но ведь вам не верится в то, что это произошло случайно?
– Нет. Отправляясь в домик Чипманов, вся компания уже знала фамилию хозяев. Если это было заранее подстроено, любой из компании, слоняясь в толпе народа, мог предупредить фотографа. Или же за ними следили. Судя по тому, как раскручивалась вечеринка, мне больше нравится первый вариант.
– Карл помнит, кто начал все это безобразие?
– Он сказал, что все получилось само собой. Напились. Затеяли игру. Кому-нибудь завязывают глаза, он начинает медленно ходить по кругу, и первый, до кого он дотронется, должен неподвижно замереть, не издавая ни звука. Если его отгадают на ощупь, он снимает с себя что-либо из одежды, и наступает его очередь завязывать глаза. Угадал неправильно – сам разоблачайся и угадывай еще раз.
– Довольно примитивно.
– Они придумывали правила по ходу игры.
– Конечно, умирая со смеху...
– И вот что еще интересно. Абель абсолютно не подозревал, что кто-то их фотографирует, но испытывал ощущение смутной тревоги. А он не слишком-то чувствительное существо. Когда же компания распалась и он снова остался вдвоем с Ли, у него опять возникли тревожные предчувствия.
– А разве у любого на его месте они бы не возникли после такой оргии? Естественная реакция психики.
– Для психики неискушенного человека. Но Абель участвовал в групповых развлечениях и до, и после того, и никогда не чувствовал ничего подобного. Что-то должно было вызвать у него это ощущение... Что-то или кто-то. Но этот жеребчик не склонен к анализу, да и был тогда слишком пьян. Так что ничего более определенного сообщить мне не мог. Это было, как я понимаю, просто предчувствие, что рано или поздно кому-то эта вечеринка выйдет боком.
– Куда мы теперь отправимся, Трев?
– Хочу выяснить, как попали снимки к отцу Нэнси Эббот и связывались ли с ним еще раз.
Я отставил в сторону серебристый кубок... Проснулся я от нежного прикосновения Дэны. Мне показалось, что я забылся на несколько мгновений. В комнате стоял восхитительный аромат пищи. Дэна, оказывается, уже побывала в расположенном неподалеку ресторанчике «Бревенчатая хижина», поела там и принесла мне огромную тарелку густой похлебки из морских моллюсков домашнего приготовления и поджаренный гамбургер толщиной с ее запястье. И все это имело вкус столь же изумительный, как и запах...
Когда я снова проснулся, в комнате было темно. Ботинок на мне не оказалось. На этот раз проснулся я от холода, хотя и был укрыт одеялом; Сквозь шторы с улицы пробивалось мерцание какой-то вывески, и мне были видны очертания Дэны, спящей на соседней кровати. Ее темные волосы разметались по подушке. Стараясь ступать как
Судя по имевшемуся у Дэны расписанию полетов, нам следовало вылететь из Сиракуз. Так что мы выехали пораньше и двинулись вниз к автостраде, а затем на запад, к аэропорту, сквозь холодное серое утро и небольшой снегопад. Она выбрала самый лучший путь: долететь сначала до Чикаго, а потом без посадок до Сан-Франциско. Наблюдая, как Дэна покупает билеты, распоряжается насчет багажа, возвращает взятую напрокат машину и разговаривает со стюардессами, я заметил, что без малейшей суеты она добивалась максимума услуг. Видно было, что она умеет обращаться с людьми – всегда приветливая, вежливая – просто невозможно было не обслужить ее по высшему разряду. Стоило ей лишь приподнять бровь – и вот уже сломя голову к ней спешит носильщик, стоявший шагов за сто от нее – редкий дар. Я попытался взять часть нудных забот на себя, но это вызвало у нее недовольство. Ведь это ее работа, она к ней привыкла и знает, как со всем управляться. Мне оставалось только пользоваться результатами ее деловитости, благодаря которой окружающие принимали меня за знаменитость и вели себя так, словно пытались вспомнить, почему им знакомо мое лицо. Такая способность получать именно то, что хочешь, в нужное время присуща знатным дамам, коронованным особам и самым лучшим секретаршам. Взглянув в красивое темноглазое лицо, исполненное такой необычной внутренней силы, каждый чувствовал, что просто немыслимо не подчиниться воле и обаянию этой женщины. Но, окруженный такой квалифицированной заботой, я начал испытывать комплекс неполноценности и чувствовал себя чем-то вроде молодой жены знатного вдовца в медовый месяц. Или мальчишкой, которого доставляет в оздоровительный лагерь его супермама.
Она даже попыталась уступить мне место у окна. После того как мы пристегнули ремни безопасности, она сверилась со своей маленькой записной книжкой и сказала:
– В Чикаго у нас будет час пятьдесят минут. Я позвоню оттуда в несколько мест. Вы всем довольны, Тревис? Может быть, вам что-то нужно?
– Сбегайте и помогите им составить список пассажиров, чтобы мы поскорее взлетели, дорогая.
Она поджала губы и слегка покраснела:
– Я ведь вам не навязывалась...
– Вы слегка подавляете, Дэна.
– Естественно, вы сами прекрасно справились бы со всем. Но зачем вам этим заниматься?
– О'кей, благодарю вас. Вы все прекрасно делаете.
С моей стороны это было неблагодарностью чистой воды. Большинство моих знакомых женщин мало на что годились вне дома. Я глянул на ее ничего не выражающий профиль, вздохнул и сказал:
– Ну что же ты, Майра. Продолжай.
Ее губы слегка дрогнули.
– Опять у тебя дурное настроение, Фрэнк.
– Я все время беспокоюсь, как там дела в конторе.
– Милый, да они вряд ли даже заметили твое отсутствие.
– Ну, спасибо. Премного благодарен. Утешила, нечего сказать.
Она смеялась вместе со мной. И глаза ее тоже смеялись. Я думаю, напрасно недооценивается такого рода разрядка.
Когда Дэна смеялась или широко улыбалась, было заметно, что один из ее глазных зубов, тот, что слева, растет косо и слегка заходит на соседний. Это маленькое несовершенство почему-то вызывало у меня умиление. Я вспомнил идеально совершенные зубы Лайзы Дин, и мне стало неприятно – настолько они были лишены всякой индивидуальности. А Дэна вдруг перестала смеяться, приняла серьезный и деловой вид, в мгновение ока превратившись в недоступную секретаршу – модно причесанную, застегнутую на все пуговицы, прямую, решительную, с сильной шеей, холодным взглядом, крепко пристегнутую ремнями и готовую к отлету.
Александр Армитэдж Эббот, сотрудник американского института архитектуры, умирал в палате 310 университетского госпиталя в Сан-Франциско. Струи дождя, который, казалось, будет продолжаться вечно, стекали по окнам комнаты ожидания, заволакивали мутной пеленой панораму серых холмов. Была пятница, вторая половина дня. Нам с Дэной казалось, что ожидание не кончится никогда. Мы чувствовали себя отупевшими пассажирами поезда, забытого на запасном пути. Она положила потрепанный журнал обратно на полку и села на кушетку рядом со мной.