Шустрое ребро Адама
Шрифт:
Пока старый ученый все это разжевывал нам, мы открывали двери все новых камер. Меня уже стала настораживать та легкость, с которой все происходило.
Мне казалось, что Пахан мог быть и поосторожней, проворачивая свое многомиллионное дело, в которое втянута куча народа. По идее коридор должен быть просто нашпигован охраной, а он пуст. Мы нашли еще троих ученых и собрали рукопись целиком.
— Ох, не нравится мне все это, — пробурчала у меня над ухом Мариша, и я поняла, что ее терзают те же мысли.
Наконец наши поиски увенчались успехом. В
— Боже мой! — воскликнул он. — Глазам своим не верю!
— Лучше бы тебе сразу поверить, — прошипела Серафима Ильинична. — Потому что это и в самом деле я.
После чего закатила ему звонкую оплеуху, а потом еще и еще.
— Уф, — удовлетворенно выдохнула она. — Теперь я сделала все, о чем мечтала все это время. Мы можем идти. А этот, — и она указала на красного, как вареный рак, мужа, — пусть остается здесь.
Конечно, Валериана Владимировича мы все-таки забрали с собой.
— Дядя, ты не знаешь, где моя мама? — спросила Мариша.
— Что? — испугался тот. — Неужели они ее снова похитили?
— Нет, мама приехала добровольно. Дело, видишь ли, в том, что она немного свихнулась.
— И в чем это выражается?
— В том, что она влюбилась в их главаря, — с досадой сказала Мариша. — Она, которая всю жизнь внушала мне, что даже самый лучший мужчина все равно отъявленный лгун и подлец, — так глупо попалась.
— Знаете, в таком случае я догадываюсь, где она может быть, — сказал Валериан Владимирович. — Меня водили несколько раз для беседы в апартаменты Пахана. Думаю, что твоя мама там.
— Веди! — решительно сказала Мариша. — Без мамы я отсюда не уйду.
Было видно, что Валериану страшно хочется поскорей унести ноги, но остатки чести, а также присутствие разгневанной жены, которая вряд ли подобрела бы от того, что он трусливо бросил на произвол судьбы ее родную сестру, сделали свое дело.
— Пойдемте, — согласился он и повел нас по узкому боковому коридору.
Остановились мы перед внушительного вида бронированной дверью, которая, в виде исключения, не была снабжена снаружи засовом.
— Здесь, — сказал Валериан.
Мариша толкнула дверь, и та открылась. Нашим глазам предстала картина умилительная в своей несуразности. В этой холодной и мрачной дыре находилась роскошнейшая из всех когда-либо виденных мною комнат. Чего тут только не было! Мебель эпох всех французских Людовиков, сколько бы их там ни было; персидские ковры с разбросанными по ним турецкими бархатными подушками, вышитыми бисером и золотом. Тут же стояла отличная столовая мебель в стиле модерн, а у стены — трон. Точно такой же я видела в каком-то музее. Господи, а не тот ли самый? На троне восседала Маришина мама, а у ее ног сидел Гена и совершенно по-идиотски светился счастьем. Все это великолепие освещала люстра — висящая под потолком мощная лампа с бесчисленными подвесками из чешского хрусталя.
— Мама, — подавленно
Тамара Ильинична оторвалась от созерцания своего милого друга и увидела нас.
— Ой! — воскликнула она. — Вы?
— Мама, собирайся, и пойдем, — сказала Мариша, доставая из кармана руку с зажатым в ней «Макаровым».
— Куда это вы собираетесь увести вашу милую маму? — одним плавным движением поднялся с пола Пахан.
Издалека это было похоже на то, как если бы распрямилась туго сжатая стальная пружина. Зрелище захватывающее и столь же угрожающее.
— Гена, — умоляющим голосом обратилась к нему Тамара Ильинична, — не ссорьтесь, это ведь моя дочь.
— Вижу, что не сын, — пробурчал Пахан. — А что она тут делает? Помнится, я ее не приглашал.
— А я сама решила, что не стоит мне ждать особого приглашения, — нагло заявила Мариша. — Вы ведь тут, насколько я понимаю, предложение изволили моей маме делать?
— Можно сказать и так, — ничуть не смутился Пахан.
— Так вот, не знаю, чем вы ей голову задурили, только сейчас мы все уйдем, и мама уйдет с нами.
Кстати, не советую вам сопротивляться, потому что по первому моему знаку в ваш гадюшник ворвется целая рота хорошо вышколенных солдат. И тогда вам точно будет не до матримониальных планов.
— И кто же их сюда приведет? — спросил Пахан. — Случайно не он ли?
И Пахан указал в пространство за нашей спиной.
Лицо у него при этом было такое… Ну, словом, я уже заранее поняла, что оборачиваться не стоит, ничего для себя радостного мы там все равно не увидим. Но я все-таки обернулась и сразу же увидела полковника Земцова. Потом я перевела взгляд на его руки, явно не связанные. Впрочем, в этом не было никакой надобности, так как за ним толпилось без малого полтора десятка крепких молодцов с автоматами в руках.
— Теперь ясно, почему тут было так тихо, — пробормотала Серафима Ильинична. — Полковник, как же они вас поймали?
— Нет, нет, — засмеялся Пахан. — Вы не поняли, никто нашего бравого полковника и не думал ловить.
Дело в том, что ваша наивность, друзья мои, просто очаровательна. Только такие недалекие люди могли всерьез предположить, что полковник и в самом деле не знал, что делается в подземном бункере, который находится на его собственном полигоне. Это военный человек! Вадим, ты только представь!
— Ах, вот как! — прямо-таки сочась ядом, сказала Серафима Ильинична. — Значит, вы, полковник, с самого начала замыслили предательство?
Тот цинично улыбнулся и пожал плечами.
— А сейчас прошу всю вашу компанию за стол переговоров, — сказал Пахан, указывая на огромный стол из палисандра, стоящий на чем-то, напоминающем вертящуюся сцену.
Нам ничего не оставалось, как подчиниться. В конце концов стол был очень даже неплох, он же был не виноват, что оказался в комнате, словно специально иллюстрирующей вопиющую безвкусицу. Да, переговоры за столом из палисандра были определенно лучше сырой камеры или пули в затылке.