Шут и Иов
Шрифт:
А пока посмотрим ещё на одно действующее лицо событий. Одновременно с Лермонтовым на Кавказ командирован личный эмиссар Бенкендорфа — чиновник для особых поручений подполковник жандармерии Кушинников. Срок пребывания жандармского офицера, назначаемого из Санкт-Петербурга в Пятигорске — 3 года в среднем (с 1840 г. функцию надзора выполнял некто Викторов). Но в апреле 1841 г. [101] прибывает Кушинников, а Викторова отзывают. С точки зрения результатов надзора следовало бы оставить прежнего чиновника, но поездка Кушинникова была особая. Она как раз и прекратилась в то время, когда судебное дело о дуэли было закончено.
101
Лермонтов выехал из Санкт-Петербурга 14/IV, а за ним 18/IV — Кушинников.
Уже в январе 1842 г. он снова в Санкт-Петербурге, а ещё в сентябре 1841 граф Бенкендорф отмечает его успешные действия всего за пять месяцев новой службы. Осуществляя только политический надзор, чиновник не имел бы отношения к расследованию дуэльного убийства. Но Кушинников оказывается в роли следователя, притом с особыми полномочиями (изъятие из материалов судебного дела протокола осмотра места происшествия, важнейшего юридического документа — дело его рук).
П. Мартьянов, собиравший сведения о дуэли ещё в XIX веке, прямо писал: «Я узнал, что натолкнул Мартынова на мысль о дуэли из-за сестры один из жандармских офицеров, находившихся тогда в Пятигорске». Когда рассмотрение дела о дуэли, проводимое гражданским судом, оказалось в стадии, за которой следовало уже разоблачение многих тайн поединка, полковник посоветовал Мартынову обратиться с просьбой об изъятии дела из гражданского суда (а Мартынов в то время уже был в отставке), и передачу его в военный. Но из Санкт-Петербурга успел прийти приказ о передаче дела военной комиссии.
Так, кто-то прятался на месте дуэли, а «некто» руководил, по меньшей мере, и это с точностью выяснено, последуэльным расследованием. Но, как видим, и до дуэли «некто» действовал. По официальным показаниям, данным участниками, — барьер устанавливался в пятнадцать шагов, но почти все, кто вспоминал о событии или исследовал его по рассказам, указывали меньшую дистанцию (Шан-Гирей говорила о 12-ти шагах, Бисковатый о 10-ти) [102] . То есть, стрелялись не больше чем с 10-11-ти шагов (а для сравнения — в дуэли с Барантом с 20-ти!)
102
А в «Литературном критике» № 10–11 за 1939 г. сообщается слух даже о 6 (!) шагах. Тот же Васильчиков, но уже в 1876 г., «вспомнил» о расстоянии в 10 шагов.
Такие условия даже не всегда сопровождали поединок, происшедший из-за «оскорбления действием», а в данном случае, что подтвердил и сам Мартынов, не имелось даже и «оскорбления чести». Далее многих запутало «дело о трёх выстрелах», которое непосредственно связано с хрестоматийным вопросом — стрелял Лермонтов вообще в Мартынова или нет. Но в записке, которую ещё не откорректировали «инстанции», Мартынов прямо пишет: «Я сделал один выстрел с барьера». Его поправляют: надо — «я первый пришёл на барьер». К тому же Мартынов на следствии показал совершенно прямо — «осечки у Лермонтова не было». А Васильчиков позже рассказывал, что разрядил пистолет Лермонтова он. К тому же анатомическое положение руки у мёртвого Лермонтова было таково, что говорило лучше всяких слов — поэт стоял с согнутой рукой, держа пистолет стволом вверх. Как эти противоречия совместить?
Именно тем «правилом о трёх выстрелах», которое запутало (а Кушинников здесь специально поработал, и тоже будет ясно, почему) исследователей. Даже простая логика подталкивает к единственному решению — оба противника стреляли. (И Васильчиков говорит как-то странно о том, что Лермонтов и Мартынов оба подошли к барьеру). К тому же «детская версия» о том, что Лермонтов не стал стрелять, а Мартынов «злодейски» подошёл к барьеру и застрелил поэта — несерьёзна уже тем, что более неестественного положения для Лермонтова и придумать нельзя. Отказ от выстрела в данной ситуации ставил Лермонтова в роль для него абсолютно невозможную — роль уклоняющегося от поединка. Вышедший на дуэль — не стрелять не мог, поэтому ещё в 1902 г. в Пятигорске лермонтовед В. А. Швамбергер слышал историю, которая как-то «странно» ныне забылась, о том, что соперники обменялись выстрелами [103] . После этого всё становится на свои места, и логика, и сословная мораль, и несообразности в записках Мартынова. А вот затем вступило в силу «правило трёх выстрелов». Мартынов целил в ноги Лермонтову, а так как он был плохим стрелком, то не попал и с такого расстояния, в силу узости своей задачи. Лермонтов же, не относящийся серьёзно к этой дуэли, но обязанный «показать лицо» перед стволом пистолета, имитировал выстрел в сторону Мартынова. И, разумеется, хотел закончить на этом дело. После того, как секунданты поставили их на второй выстрел — Лермонтов и поднял пистолет вверх, а Мартынов уже не знал, что делать. Тогда кто-то (Столыпин или Глебов) крикнули: «Стреляйте, или я развожу вас». Мартынов нажал на курок. И сделал огромную ошибку. Под конец жизни он хотел написать истинные воспоминания о дуэли, но так и не решился. Даже с условием огласки лишь после его смерти.
103
Фактически к этому пришёл ещё в 1916 г. исследователь Павлов.
Почему? Ведь ясно, что он уже просто стрелял лишь в направлении Лермонтова. И если убивал не он, а кто-то другой — почему же он не открыл это тогда, когда уже не только ему, но и его родственникам ничего бы не угрожало (да и знал он лишь то, что не он попал в Лермонтова). А потому, что была бы затронута его честь, к которой он трепетно относился. Вся механика дуэли была рассчитана так, что не только не давала шансов спасения Лермонтову, но и не оставляла широты манёвра в последующем расследовании и для «подсадной утки» Мартынова. Да и не для него одного.
Судьи логично спросили (и к тому же тактично) — почему не оказали сразу помощь Лермонтову, не привезли в город (не могли же они прямо поинтересоваться, по каким причинам Лермонтова просто бросили под скалой умирать). А начало ответа на эти вопросы кладёт «тема ран» Лермонтова. Раневой канал расположен под углом 45° по отношению к вертикальной оси тела, и к тому же специалистами отмечена его большая длина. Медик-судэксперт В. Стещиц и криминалист И. Кучеров пришли к выводу, что стреляли сбоку. Вообще о топологии ран Лермонтова осталось лишь краткое описание врача Барклая де Толли, где сообщается, что пуля попала в правый бок и вышла из плеча: «от неё мгновенно на месте Лермонтов помер».
Хирург-профессор Шиловцев воссоздал картину раневого канала и пришёл к выводу, что Лермонтов после ранения жил несколько часов. В материалах суда место дуэли описано подробно. Мартынов, Васильчиков, Глебов указали на дорогу, проходящую вблизи частого кустарника, в 4-х верстах от Пятигорска. Следователи осмотрели это место и признали его правильным (найдена кровь, следы дрожек и т. д.) и указали точные приметы: невысокий кустарник вдоль дороги, по правую руку — впадина, по левую — небольшая гора. Т. е. поединок произошёл между Перкальской скалой и Волчьей балкой. Рана в правом боку Лермонтова расположена очень низко, чтобы получить её необходимо было или иметь карликовый рост, или располагаться ниже площадки. В. Стещиц и И. Кучеров добросовестно исследовали все варианты, на которые указывали их оппоненты (а это были ведущие лермонтоведы во главе с И. Андронниковым, которые с удивительным упорством «почему-то» не хотели признать правоту специалистов!), и пришли к единственному решению — при определении точки выстрела оказалось, что он произведён с земли с расстояния не более 2-х метров!
Васильчиков вспоминал, что «рана на правом боку дымилась». То есть, при выстреле почти в упор помимо самой раны, в неё мог попасть и горячий пыж. Из гладкоствольного оружия (при официальной версии) пробить насквозь человека нельзя, так что усомнился в применении такого пистолета и суд [104] .
Получалась странная картина — пистолетная пуля пронизала человека насквозь, снизу вверх и, выйдя из тела, ещё сохранила такую силу, что прорезала мышцы предплечья.
104
В Институте русской литературы (Пушкинский дом) имеется богатое собрание материалов, прямо относящихся к дуэли и смерти Лермонтова. Большая часть из них «почему-то» не опубликована.
И если суд медленно продвигался к истине через множество несообразностей в ответах участников дуэли, то толпа, собравшаяся у домика Лермонтова, была убеждена, что поэт погиб не на дуэли, и требовала расправы с убийцами. Плац-майор Унтилов (помощник коменданта) несколько раз выходил из квартиры Лермонтова и доказывал, что это был честный поединок, а не убийство.
Именно Кушинников присутствовал при осмотре тела Лермонтова, после чего появился известный документ врача. Перед исследователями дуэли возник ещё один, на первый взгляд неожиданный, вопрос. Какое из отверстий считать входным, а какое — выходным (а проф. Шиловцев вообще утверждал, что пуля застряла в мышцах левого плеча). В. Швембергер, В. Стещиц и И. Кучеров с оговорками склонились к тому, что «входное» — левое отверстие, так как оно всё же меньше. И, поставив себя перед изначально ложной дилеммой или-или («левое или правое»), пошли по пути противоречий со своими же выводами (которые были выполнены профессионально).