Шванцкант
Шрифт:
Психолог: Что же случилось с вами, молодой человек?
Он: Когда мне было тринадцать, мой друг сделал себе наколку. Я тоже захотел. Мне накололи на плече череп самопальной машинкой и гелькой вместо краски. Мне понравилось. Я захотел ещё и наколол себе на правом плече значок инь-ян… (начинает всхлипывать) Я прятал их под футболкой, а однажды… (всхлипывает) я забыл и разделся по пояс на огороде, когда окучивал картошку… (начинает тихо плакать) Родители заметили и… и… (ревёт) заставили обколоть всё тело. Они накололи мне
Он и она, ревя и жуя сопли:
– У меня на лобке растёт табак!
– Я даже блэкворком не перебьюсь!..
– Этот кошмар не закончится никогда, – услышал я голос из-за стены.
– Чего? – я прижал ухо к стенке.
– Я говорю, этот кошмар никогда не закончится. Постоянно кто-то ходит, срёт, ссыт, курит, блюёт – это самый настоящий ад.
– Унитаз, это ты? – я не верил своим ушам.
– Я.
– А почему ты мне не ответил, когда я ссал?
– Я ответил, но ты в этот момент стал смывать, и я только булькнул.
– Ой, извини, – сказал я, опустив взгляд, и замолчал.
– Ничего страшного, я привык.
– А как ты с этим борешься?
– Не знаю, – наверное, унитаз пожал педалькой. – Иногда булькаю, но чаще терплю.
– Сочувствую, братан, – попытался я поддержать своего собеседника.
– Забей, брат, я не один такой. В общественных туалетах унитазам тоже несладко, они могут засориться.
– Да, чувак, говно это всё…
– И моча с блевотнёй.
– Извини, – я ещё раз попросил прощения у унитаза.
– За что? Тебе не за что извиняться.
– Я ведь такой же долбоёб и гондон по жизни – могу засорить толчок по приколу.
– Вряд ли. Если бы ты увидел тех, кто занимается подобным говном, точно бы себя с ними не сравнил.
– Гм… может, ты и прав.
– Почему ты считаешь себя гондоном?
– Что?
– Ты сказал, что ты такой же долбоёб и гондон, вот я и пытаюсь выяснить, что с тобой не так.
– Э-э-э-э… Ну-у-у-у… я… когда-то очень давно я работал в конторе у одного редкостного мудака, я там открывал офис. То есть не в смысле – это была моя обязанность. Я приходил самым первым на работу. Я работал с восьми, а все остальные – с девяти. И я снимал с охраны офис, – затараторил я. – А потом звонил генеральному директору и просил его отключить сигнализацию, которую только что отключил сам. Таким образом он меня контролировал, во сколько я приходил и уходил. Он никак не мог признаться, что это не он снимает офис с охраны. И однажды мне стало лень звонить по утрам, я забил хуй и не звонил целый месяц, пока он как-то мне не предъявил за это. У него было хуёвое настроение, и он спросил: «Хули ты мне не звонишь по утрам?» А я сказал, что не вижу в этом смысла, ведь я же сам отключаю сигнализацию, он заорал, что ни хуя, это он делает после того, как я ему звоню. И пригрозил, что как-нибудь ко мне приедет с утра охрана и сначала мордой в пол меня ткнёт, а потом дрюкнет в попчанский. Он уехал, а я ахуел.
– Невероятно, – изумился унитаз.
– Это ещё не всё.
– Извини.
– Потом я стал бродить по офису с мыслью что-нибудь разъебать и наткнулся на дорогой велик его дочки, который был прислонён к стенке. В офисе были везде натыканы камеры, и мёртвая зона была только в толчке и у толчка, где и стоял велик. И я со всей дури пнул велик. Он упал, раздался грохот. Я быстренько его поднял и притих. Затем пнул его ещё раз и ещё. А потом поднял его, отошёл с ним на несколько шагов назад и бросил велик со всей силы об стенку. Хе-хе-хе-хе, с удовольствием бы ещё раз проделал этот трюк.
– Ну просто боевик, а не история! – восхитился унитаз.
– Это тоже ещё не всё.
– Вот как? Не может быть!
– Да.
– А-а-а-а, вот оно что, – задумчиво протянул унитаз. – Я мало что понял, но могу с уверенностью сказать, что это ерунда, – мой собеседник казался вежливым и интеллигентным.
– Это же охуенно! Я прихожу, звоню ему, а он такой: «Э-э-э-э-э-э-э-э…» – завыл я, пытаясь изобразить своего бывшего начальника, который только что проснулся. – «Алло… Всё нормально… мммм… зы-хы-ди…» – может, я даже слегка перестарался.
– Действительно, ты ужасен, – похвалил меня унитаз. – Вот пока ты это не изобразил, я не мог себе представить до конца, насколько серьёзно это всё выглядит.
– Просто я слегка разволновался, поэтому не совсем понятно объяснил. Да и опыта общения с унитазами у меня немного. И, кстати, если дирик по какой-нибудь хуйне потом срывался на мне, я молчал, ждал, когда он съебёт из офиса, а потом с огромным удовольствием подходил к велику его дочки и ебашил по полной. А он потом спрашивал: «Сергей, ты не знаешь, кто-нибудь трогал велосипед? У него педаль сломана. А я отвечал: «Не знаю. Лично я не трогал».
– Хе-хе-хе, ну просто мститель без маски, не иначе. А почему ты долбоёб? – унитаз будто поставил себе задачу вселить в меня уверенность, не считая все мои недостатки, о которых я ему поведал, за недостатки.
– Я жалуюсь унитазу на свою жизнь, а он меня подбадривает, хотя сам по уши в говне. Этого мало?
– Это ничего не значит, и не суди меня по внешнему виду. Есть ещё что-нибудь? – задал новый вопрос унитаз.
– Да много чего… э-э. Ну вот, например: как-то я одевался и сначала взял коричневые носки, потом увидел зелёные и поменял коричневые на них. А когда стал натягивать первый зелёный носок, он порвался прямо на пятке. Охуеть? Я снова взял коричневые носки, оделся и вышел из дома. А пока шёл, то подумал, что коричневые носки прокляли зелёные, потому что я их поменял на те, вот они и порвались. И если они прокляли зелёные, то либо коричневые носки тупые, либо им похуй, либо они круче зелёных и не боятся, что проклятие вернётся в троекратном размере. Улавливаешь мысль? Я к тому, что у носков тоже есть свои авторитеты. И если ты когда-нибудь решишь на педальку натянуть носок, натягивай коричневый. Он и крутой, и в цветовую гамму впишется.
– Ха-ха-ха-ха, – засмеялся унитаз и случайно булькнул: – Ой.
– А-а… – мне вдруг стало казаться, что я сейчас наговорил унитазу много бесполезной хуйни, отчего я почувствовал себя неловко. – И-и-и-и… Я ещё всегда всем желаю говна, много матерюсь, дрочу и… и… люблю извращения, ещё я некрофил, – попытался я снова убедить унитаз в том, что я долбоёб и гондон по жизни.
– Некрофил? – не поверил мне унитаз. – Поподробнее, пожалуйста.
– Я дрочу на мёртвых тёлок.
– Ха-ха-ха-ха, – унитаз истерично засмеялся и снова булькнул.
– Знаешь, сколько порномоделей дохнет? Да они пиздец какой вымирающий вид. А ведь среди них немало пиздатых, фильмы с которыми до сих пор смотрятся на одном дыхании. Мне кажется, если ты дрочишь на умершего человека, это отдаёт некрофилией.
– Это смешно, – ответил унитаз.
– Писяпопа – смешно, – сказал я немного раздражённо.
– В смысле? – не понял унитаз.
– У тебя никогда не бывает такого, когда ты постоянно повторяешь какое-нибудь слово или словосочетание очень быстро до тех пор, пока оно тебе не начинает казаться бессмысленным и очень смешным?