Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)
Шрифт:
Глава IV
Буй-Тур понимал, что из этого оврага ему не выбраться. От сотни остались рожки да ножки: сперва нарвались на засаду, потом сотню пощипали «ястребки», и, наконец, в нее вцепился со своей группой этот чекист Малеванный. Отчаянное упорство Малеванного известно всем лесовикам, от него не уйти.
Тянулись пятые сутки, как их свинцом гнали по бескрайнему лесу. И негде отсидеться — на хуторах тоже наверняка предупреждены и встретят сотню огнем. Была думка — оторваться от погони и уйти в самую глушь, где и бог не увидит, и черт не достанет. Но разве оторвешься от Малеванного? Идет след в след, огнем пропалывает сотню, осталось уже пятнадцать стрельцов. А у Малеванного, судя по огню, четыре «дегтяря», и на каждом хуторе к нему то один, то два «ястребка» подсоединяются — всем хочется поскорее покончить с ним, Буй-Туром.
Звонко ударил выстрел, и тут же в ответ ему — пулеметная очередь. Трескучая, будто палкой по штакетнику провели.
Буй-Тур склонился над картой. Прижал все-таки его Малеванный, вцепился в хвост, будто шулика [9] . За спиной — болото, через него узенькая топкая стежка, известная только охотникам. И конечно, Малеванному, не такой он дурак, чтобы не знать эту тропу, проводники у него из местных. Справа, километрах в пяти, село. Большое село, через него не прорваться. Да и не выберешься из оврага — хлопцы Малеванного обложили остатки сотни с трех сторон, стерегут каждое движение.
9
Шулика — коршун.
А солнце выперлось на горизонт, будто и не думает садиться. До спасительной темноты часа четыре: вполне достаточно, чтобы Малеванный положил в овраге всех пятнадцать.
Ясно было Буй-Туру, что отсюда никуда не уйдешь. Пришло время казаку сложить голову. Погулял — и хватит, смерть не перехитришь.
Его люди, лихие в налетах на беззащитные села, внезапных и жестоких, как удар ножом, в обороне не выдержат, побегут. А куда бежать? В болото… Не от пули погибнут, так в трясине утонут.
Буй-Тур прислушался: Малеванный недалеко, даже слышны команды. В полуденном лесу голоса далеко разносятся, и сосны вторят им приглушенным эхом. Позвал сотник адъютанта, которого все звали Щупаком. Пожалуй, один Буй-Тур и знал его настоящее имя — Степан Рымар, бывший студент Львовской политехники.
— Что будем делать, Степане?
Щупак, удивленный необычным обращением — давно никто не звал его по имени, все «друже Щупак» да «друже Щупак», — глянул на сотника.
Буй-Тур был невысоким, сухощавым и крепко сбитым. Стоял, прислонившись к светлому сосновому стволу спиной, затянутой в защитный френч. На голове — мазепинка с трезубом, в память о славных днях, когда вручал ему этот символ УПА сам проводник Рен. «Носи с гордостью, отныне ты рыцарь нашей славной неньки-Украины», — напутствовал краевой проводник. Нет Рена — обложили чекисты зимой его схрон, не ушел живым.
За пояс френча — широкий, из добротной кожи — заткнуты две немецкие гранаты с длинными деревянными ручками. Такая цацка летит будто нехотя, кувыркается, а о землю шлепнется — сеет осколками метров на пятнадцать по кругу. В руках у Буй-Тура ППШ. Почему-то из всех автоматов предпочитал Буй-Тур этот. Хоть он и тяжелее немецкого «шмайссера», зато незаменим в затяжном бою.
Сотник давно не брился, оброс мягкой русой бородкой, низко опустились кончики гайдамацких усов. Усталый, с покрасневшими от бессонницы глазами, выглядел он почти стариком, хотя совсем недавно разменял третий десяток.
— Так какое примем решение?
— Не вырваться нам отсюда, друже сотник, — тоскливо сказал Щупак.
— Это я и сам вижу, — недовольно проворчал Буй-Тур.
Загнали карася в сеть. Осталось погибнуть «героями». Но погибать даже «героями» не хотелось.
Солнце жгло нещадно, и сквозь сукно френча проступил бурыми пятнами соленый пот. Буй-Тур потянулся к фляжке и сплюнул: теплый, вонючий самогон казался отравой.
Боевики укрылись за деревьями, за пнями, лежали, равнодушно поглядывая на, склон оврага, по которому пойдут на них в атаку хлопцы Малеванного. И вид у боевиков был угнетенный, даже не матерились, просто упали в густую траву за первым попавшимся укрытием — не все ли равно, за каким пнем голову положить? Не вояки, нет, ждут, чтоб скорее все кончилось.
— Передай по цепи, Щупак, — решился наконец Буй-Тур. — Будем пробиваться через болото.
— Згода, друже сотник.
Щупак, пригнувшись, подошел к одному из боевиков, передал ему приказ, тот повторил соседу. Боевики ожили, задвигались, стали подгонять амуницию, собирать положенные под руку для последнего боя гранаты.
«Лучше уж такое решение, чем никакого, — подумал Буй-Тур. — Из ста шансов нет и одного, что на том конце болота не сидит засада».
— Гей, Буй-Туре! — крикнули сверху, с обрыва.
Это было так неожиданно, что Буй-Тур вдруг откликнулся:
— Слухаю!
— Это я, Малеванный! Прикажи своим хлопцам не стрелять, хочу у тебя кое-что спросить.
— В переговоры з ворогами Украины не вступаю! — ответил Буй-Тур.
— Я тоже, — слышно было по голосу, что Малеванный смеется. — Да и на кой бес мне переговоры с тобой? Ты ж не новичок, знаешь, что отсюда, где я, «дегтярями» твое воинство можно в три минуты успокоить.
— Так чего же тянешь?
— Жалко кровь проливать. — Голос у лейтенанта стал строгим. — И так уж земля наша полита кровью, засеяна горем. Ну да ладно, об этом как-нибудь в другой раз, при лучших обстоятельствах. А сейчас… Вижу, ты через болото решил прорываться…
Буй-Тур ошеломленно молчал. Он теперь убедился окончательно, что оттуда, сверху, Малеванному видно каждое движение его недобитой сотни. Лежат они, как дохлые мухи на стекле, осталось лейтенанту только метелочкой пройтись.