Схватка за Амур
Шрифт:
– Я на это могу сказать лишь одно: моему милому пажу Николаше необыкновенно повезло с женой.
От таких слов на глаза Екатерины Николаевны навернулись слезы, и это не укрылось от глаз великой княгини.
– Что с вами, милая Катрин? – встревожилась она.
– Что со мной? – Екатерина Николаевна хотела спокойно промокнуть непрошеную влагу и ответить что-нибудь в духе: «Не волнуйтесь, ваше высочество, это минутная слабость», – но голос дрогнул, и все ее спокойствие рассыпалось-разлетелось в мелкие дребезги, как оконное стекло под порывом ветра. Она неудержимо разрыдалась.
– Боже мой, да что же это такое?! – Елена Павловна так разнервничалась, что топнула ногой на слугу, появившегося с подносом, на котором стояли и графинчик, и рюмки, и тарелки с закусками. Слуга от нежданной резкости своей всегда деликатной госпожи остолбенел, снова молча открыл и закрыл рот, потом поставил поднос на стол и исчез. – Ну что же вы молчите, дитя мое?
– Простите, ради бога! – Екатерина Николаевна вытерла лицо насквозь промокшим платком и глубоко, с дрожью, вздохнула, загоняя в глубь души не успевшие вырваться рыдания. – Это от вашей незаслуженной похвалы. Николаю Николаевичу вовсе не повезло: что я за жена, если не могу самого простого – родить ему ребенка?!
– Не можете? Но почему?! – Елена Павловна села рядом и заглянула ей в лицо. Екатерина Николаевна сидела, опустив глаза, и комкала в пальцах мокрый платок. – Расскажите, Катрин, вам станет легче, и, может быть, я чем-нибудь смогу помочь.
Екатерина Николаевна отрицательно помотала головой.
– Боюсь, что тут уже ничем не помочь. Я думаю, в этом повинна моя первая любовь, – начав вполголоса, почти шепотом закончила она.
– Это как же так? – удивилась великая княгиня.
– Да вот так, – вздохнула Екатерина Николаевна. – Сидит она во мне, как злой дух, и не позволяет родить.
– Глупости! – возмутилась Елена Павловна. – Какие глупости вы говорите, девочка моя! Любовь не может быть злым духом, это исключено! Иначе это – не любовь!
– Нет, дорогая Елена Павловна, это правда. Однажды я забеременела, но случилась встреча с Анри, и я… – Екатерина Николаевна запнулась, ей было стыдно и страшно облечь в слова то, что произошло почти два года назад.
– Вы с ним снова… сблизились?
– Нет! Нет! – почти вскрикнула Екатерина Николаевна. – Я слишком переволновалась и… и скинула дитя. – Все-таки она это произнесла, и, как ни странно, ей стало легче. По крайней мере, легче говорить. – Вот с того времени ничего не получается. И я не знаю, как теперь быть. Наверное, надо рассказать все Николаю Николаевичу и – будь что будет!
– Не торопитесь. – Елена Павловна даже пальчиком покачала из стороны в сторону, затем встала и прошлась по комнате, что-то обдумывая. Екатерина Николаевна следила за ней с затаенной надеждой: а вдруг и впрямь поможет!
Великая княгиня остановилась перед ней:
– Скажите, Катрин… только честно, как на исповеди… – Екатерина Николаевна согласно кивнула. – Вы мужа любите?
– Мне кажется, что я люблю его с каждым днем сильнее и больше.
Елена Павловна удовлетворенно кивнула.
– А где сейчас ваш прежний возлюбленный?
Екатерина Николаевна пожала плечами:
– Не знаю. Наверно, во Франции. Мне это неинтересно.
– Ну, тогда все будет хорошо. На вас действует не злой дух, а психологический шок от выкидыша, он со временем пройдет. Обязательно пройдет! А теперь давайте все-таки выпьем!
– О-о-о! А-ах-х! – Элиза выгнулась дугой, раскидывая руки.
Дзинннь! Задетый бокал с приготовленной на ночь брусничной водой улетел с прикроватной тумбочки куда-то в угол и разбился.
Иван всем обнаженным телом воспринял судорожную дрожь, потрясшую Элизу, – мелькнула мысль: что-то слишком быстро сегодня все получилось, – приподнялся на руках, открыл глаза (обычно во время близости веки его были плотно сомкнуты) и в неровном свете одинокой свечи на столе ужаснулся при виде отнюдь не любовного наслаждения, а самого настоящего страдания на лице любимой.
– О-о-ох!! – Элиза оттолкнула Ивана, вывернулась из-под него, и ее вытошнило прямо на пол.
Иван вскочил с кровати, заметался по комнате, не зная, что делать, причитая: «Что с тобой, милая?» – в то время как его подруга с мучительными стонами выплескивала из себя все возможное и невозможное. В какой-то момент тошнота ее отпустила, и она прохрипела:
– Принесьи воды и позовьи: пусть придьот Лиза, de chambre [43] …
Иван, как был, метнулся к двери, но его остановил стон:
– Одьенься, me chagrin [44] !
Иван набросил халат, ломая спички дрожащими пальцами, зажег свечу и, прикрывая ладонью огонек, помчался в комнату Лизы. Поднял ее с постели, наказал принести воды, а сам почти на ощупь – свечу отдал Лизе – добрался до малой гостиной и рухнул в кресло. Он ничего не понимал и потому просто сидел, тупо уставившись на слабо освещенный молодым месяцем прямоугольник на ковре.
43
Горничная (фр.).
44
Мое горе (фр.) , в соответствии с русским «горе мое».
Время шло, светлое пятно медленно передвигалось, углы его изменялись.
В доме было тихо.
Сколько так продолжалось, Иван не знал. Сидел, откинувшись на спинку кресла, потом задремал. Разбудил его, как ни странно, легкий шорох Лизииых войлочных чувяков. Она шла по коридору в его сторону, он это понял по нарастающему свету в проеме двери.
Иван вскочил и ринулся навстречу с такой скоростью, что напугал горничную: она шарахнулась от него, выскочившего в коридор, и едва не уронила свечку.
– Что там?! Как там?! Что с ней?! – трижды выстрелил он вопросами.
– Уснула барышня, – сказала Лиза, зевнула сама и, переложив свечку в другую руку, перекрестила рот.
– Да что с ней было-то?! – чуть не в полный голос закричал Иван. – Отравилась чем?
– Ничем не отравилась, – удивилась Лиза и снова зевнула. – Ничего особенного не случилось. Беременная она.
Известие его не удивило, вернее, не успело удивить, потому что он был переполнен волнением о другом.
– А почему ее так рвало?!