Схватка за Амур
Шрифт:
– Да им, вашбродь, начхать на наше отечество в целом и на кажного из нас в отдельности. – Матрос Сидоров криво усмехнулся и цыкнул зубом. Все смотрели на него: он слыл заводилой в этой команде. Один Чуфаров дернулся что-то сказать, но Невельской вовремя заметил и остановил его жестом руки, одновременно кивнув Сидорову: мол, продолжай. Тот и продолжил: – Они нас не звали, любить им нас не за што, так што самый резон нам поворачивать штурвал и уходить восвояси, покудова не получили и в форштевень, и в корму.
Что тут скажешь – удар был не в бровь, а в глаз. Невельской помолчал, прошелся перед строем. Бошняк следил за ним настороженным взглядом: неужто спасует, не ответит? Но Геннадий Иванович отлично понимал: от того, что он сейчас скажет, может быть, зависит все будущее экспедиции.
– Да, Сидоров, твоя правда – нас не звали. Но эти земли двести лет назад открыли русские, и мы сюда пришли по их следам. Пришли, потому что нас послала Россия и потому что это нужно России. А если мы, как ты предлагаешь, повернем штурвал, сюда придут другие – Англия, Франция, Америка или соседняя Япония. Свято место пусто не бывает.
– А нам-то, вашбродь, на хрен енто место спонадобилось? От Урала-камня до Якутска мы шли да ехали – конца-краю сибирскому не видать, потом до Охотска цельный месяц добирались – по горам, по лесам дремучим да болотам, теперича сюда пришли, на Амур-реку – ну и што? Всюду пусто – ни кола, ни двора! Ежли енто все Расее нужно, пошто ж тады так-то пусто везде?
– А вот потому и пусто, Сидоров, что нету выхода у России к теплым морям, по которым можно торговать с другими странами. Издревле известно, что все богатство государства начинается с торговли, а в богатом государстве и народ охотно умножается, и земли пустые заселяются. Не сразу, конечно, но понемногу, постепенно. Так что, считай, мы здесь будущему народу российскому служим.
По тому, как Сидоров презрительно скривился, Невельской понял: не прошло. Но отступать не собирался. Правда пауза образовалась: капитан обдумывал, что еще сказать, а команда с любопытством глядела, что куда выйдет. Тишину нарушил Чуфаров:
– Ваше высокоблагородие, дозвольте мне сказать?
– Ну, говори, – кивнул Невельской.
Чуфаров повернулся к заводиле:
– У тебя, Сидоров, есть мать?
– Ну, есть. Старуха в деревне под Рязанью.
– Ты откажешь ей, болящей, подать стакан воды?
– Ну, как… – смешался матрос, – …нет, конешно… мать же все ж-таки…
– Правильно, не откажешь. Потому что сын. А мы все – дети России, и ей, нашей матушке, для жизни нужна эта вот вода. – Чуфаров широким жестом показал на реку и виднеющийся вдалеке простор лимана. – Неужто мы ей откажем? А, товарищи?
Матросы неуверенно загомонили, переглядываясь. Сидоров сопел и ничего не говорил.
Вмешался Бошняк:
– Ну так как, господа матросы, откажете матери?
– Никак нет! – грянули матросы хором. Правда, не все, заметил Бошняк, но не стал на этом задерживаться: со временем все образуется.
Сидоров потоптался, потом махнул рукой:
– Ну, ладно, тады и я согласный…
Невельской усмехнулся, но не добродушно, а жестко, и сразу весь подобрался:
– Тогда слушай мою команду! Дисциплину держать постоянно. Караул при флаге и фальконете держать постоянно. Строить жилье. Помогать приказчику Березину в расторжке с гиляками. Вопросы есть? – обратился он сразу к лейтенанту и матросам.
– У матросов нет вопросов, – откликнулся все тот же Сидоров, и по строю пробежал легкий смешок.
– Отставить смех! – Невельской снял фуражку и перекрестился. – Ну, тогда Бог вам в помощь, товарищи! А мне необходимо вернуться в Петровское. Чуфаров, со мной!
– Ваше высокоблагородие, разрешите остаться? Для пользы дела.
«А ведь прав матрос, подумал Невельской, – он тут будет хорошим противовесом Сидорову. И усмехнулся: этому народному стороннику графа Нессельроде».– Хорошо, оставайся. Будешь старшим по команде.
После всех расстройств и волнений по поводу своей никчемности Катенька выбрала для себя поприще организации отдыха, развлечений и праздников членов экспедиции и была чрезвычайно обрадована, когда муж со всей серьезностью похвалил ее выбор.
– Это очень важно, Катюша, во всех отношениях. Нас мало, а задач очень много, и выполнить мы их сможем, если только будем трудиться дружно и спаянно. А ничто так не спаивает людей, как общие праздники.
– Да ну тебя! – махнула рукой Екатерина Ивановна, уловив в его глазах и под усами хитрую усмешку. Звать мужа на «ты» она стала после высадки с затонувшего «Шелехова», и это получилось как-то само собой. Возможно, где-то в глубине сознания уверовала наконец, что Геннадий Иванович не только ее герой, но и муж – один на всю оставшуюся жизнь! – Опять я попала впросак! – И на ее огромные голубые глаза навернулись слезы, естественно, тоже огромные.
– Да что ты, Катюш, что ты! – всполошился муж. – Какой просак?! Придумка твоя преотличная! Жаль, Коли Бошняка нет – вот у кого получается все открыто: и радость, и печаль – все на виду. А я – человек замкнутый, потому порой и вспыльчивый: что-то в себе коплю, коплю, а потом – ка-ак вырвется! И пыль – штопором!
Катенька представила, как это выглядит, и ей стало смешно. Звонкий смех рассыпался по всему новопостроенному флигелю, две комнаты в котором заняли Невельские, две – Орловы, а кухня была общей. Из кухни, благо дверь оставалась открытой, на смех выглянула Харитония Михайловна – тридцатилетняя женщина, полная, круглолицая, на голове короной толстая русая коса:
– Екатерина Ивановна, голубушка, поделитесь весельем.
– С удовольствием! – Катенька крутнулась на каблучках по комнатке перед мужем, сидящим за рабочим столом. – Берите, сколько хотите. У нас теперь будут общие праздники и первый – мой день рождения. Пятнадцатого октября мне стукнет девятнадцать лет! Представляете? Целых девятнадцать!
– Вот и славно! Вот и хорошо! – расцвела улыбкой добрейшая Харитония Михайловна. – Все вместе – это замечательно!
Однако всем вместе собраться никак не удавалось, хотя отметили и день рождения, и именины Катеньки, которые были 7 декабря. (У Геннадия Ивановича день рождения был 5 декабря, поэтому его присоединили к именинам.) Невельской в угоду праздничному единству не отменял запланированных командировок. Едва Чихачев с двумя матросами вернулся с юга лимана, как Геннадий Иванович тут же отправил его и закончившего строительные работы Орлова на шестивесельной шлюпке вверх по Амгуни – необходимо было добраться, насколько возможно, до верховьев этого притока Амура и опросить население, откуда он берет свое начало. Невельскому было важно выяснить точно направление Хинганского хребта, с которого стекали в Амур Амгунь, Горин и другие реки: если уж решать с китайцами пограничные вопросы, так с полным знанием географии. Разумеется, если таковые возникнут. А в том, что они со временем возникнут, капитан не сомневался, хотя китайские власти пока никак не проявлялись, и маньчжурские торговцы вели себя вроде бы осмотрительно.