Схватка
Шрифт:
Толпа зашумела не слишком одобрительно. Абстрактная демагогия насчет того, что «жить будем по закону» тут не слишком ценилась. Но перечить архканцлеру не решились.
Как только я двинулся к карете, послышался цокот подков, и ко мне подъехал отряд конных стражей. Они не посмели теснить Алых, но остановились рядышком. Начальник стражей взглянул на меня, отвесил короткий поклон.
— Бургомистр Таленк приглашает архканцлера Торнхелла отужинать в его доме!
О, еще один хочет встречи. Есть ли у него векселя имперского дома? Или в ужин рискнут подсыпать яд? А ведь наглый паренек —
— Архканцлер занят. Он будет рад увидеть бургомистра Таленка в Варлойне в любое время завтра. Или послезавтра. Или послепослезавтра. Так ему и передайте. Обеда не обещаю, а вот о делах — поговорим.
У стражника вытянулось лицо: я только что посмел сбросить его патрона с золоченого трона, где он восседал, весь в сиянии градоправительной славы. Я пожал плечами и забрался в карету.
В карете Шутейник посмотрел на меня с усмешкой. Он придерживал парня на лавке, ласково нажимая ладонью на его горло.
— Мастер Волк, а у вас губа не дура и глаз-алмаз. Это не парень никакой, а ухватистая девка!
Глава двадцать вторая
Карета двинулась к «Утехе».
Рыжая девчонка смотрела на меня вопросительно и дерзко. Адреналин от знакомства с веревочной петлей еще гулял по ее венам.
— Ну… — сказала на выдохе. — Давайте, все вместе! Навались! Благородные господа…
Тело ее напряглось, напружинилось, она была готова рвать и кусать и всячески сопротивляться насильникам.
— Цыть, девка! — гаркнул Шутейник и легким нажатием на горло заставил воровку присесть. — Никто тебе плохого не сделает и насильничать не станет. Ты в карете архканцлера, и он тебе, ладушки-воробушки, жизнь спас, единственную твою неповторимую. Имей благодарность!
Она сощурилась, глаза юрко обшарили мое лицо. Узнала и немного расслабилась, как пантера, в любой момент готовая обнажить клыки и когти.
У меня природное чутье на людей, определенный талант, развитый десятком лет работы. Я знаю, на кого можно делать ставку, на кого опереться. При этом ошибок в выборе я за все время допускал немного. Девица была из тех, на кого можно опереться с вероятностью в девяносто девять процентов.
— Отпусти ее, Шутейник, — велел я. — А ты сиди спокойно. Ну или ломись в дверь, если захочешь. Вообще-то я хотел предложить тебе работу.
Ее брови иронично изломились: знаю я ваши работы, благородные господа.
— Не эту работу. Другую. Как тебя зовут?
— Эвлетт, — ответила без паузы, а значит, сказала правду.
— Ты под кем ходишь? Палачи, Страдальцы или Печальники?
Покусанные губы презрительно скривились:
— Я сама по себе. Ни одна из этих гнусных банд мне не указ! Мне никто не указ! И пусть твой желтоглазый филин уберет руку с моего горла!
— Тиу! Ну хоть малышом не назвала. Я, между прочим, с тебя росточком!
Дядюшка Бантруо Рейл сделал рот трубочкой и покачал головой, обрамленной остатками седых, покрытых копотью волос:
— Вот не можете вы, громады, удержаться, чтобы не поименовать нас каким-нибудь прозвищем обидным… — Взгляд его, однако, обшаривал девчонку отнюдь не с праздным интересом. Старый селадон.
Шутейник убрал руку.
— Кусаться не будешь?
— Нет.
Жаль, что она не связана ни с одной из банд Норатора. Я рассчитывал с ее помощью выйти на кого-то из главарей и вызнать кое-что о Хвате. Но у меня есть еще одно дело, для которого девица подходит как нельзя лучше. Дело, которое планировал с самого начала, как только узнал, что буду окружен в Варлойне толпой врагов.
Я взглянул на Эвлетт. Она играла в гляделки с Шутейником. Это было забавно — будто в море встретились два корабля, нос к носу, и никто не хотел уступать другому путь. Характеры, однако… Пришлось хлопнуть в ладоши, чтобы они расцепились.
— Ты себе добра желаешь, Эвлетт?
— Спрашиваешь тоже!
— В Варлойне на людях будешь называть меня «ваше сиятельство».
Конопушки на носу дрогнули:
— Ты хочешь взять меня в Варлойн?
— Не для постельных утех.
Она цокнула языком, потерла шею, на нежной коже которой отпечаталась не только веревка, но и пальцы Шутейника. Бедные рыжухи. У них и правда очень нежная кожа…
— Хм-м… Для чего же?
— Сначала скажи: будешь на меня работать?
— Без постели? На архканцлера всего Санкструма?
— Без. На.
Она откинулась на спинку сиденья, скрестила ноги в тяжелых мужских ботинках. Штанина задралась, обнажив светлую кожу лодыжки, к которой немедленно приковались взгляды Шутейника и дядюшки Рейла. Черт, и мой взгляд отправился в ту же копилку, хотя я сразу же его отдернул. Женская чувственность иногда творит вещи просто непостижимые… Это какая-то запредельная магия, обладают которой только женщины. Но не все, не все…
— И чем же я займусь, ваше сиятельство?
— В основном будешь говорить и слушать.
— Это как?
— Переоденешься служанкой. Твоя работа будет — шпионить. Заводить знакомства среди слуг Варлойна, распространять и собирать слухи, затем пересказывать слухи двум этим хоггам или мне.
Она фыркнула насмешливо — вот еще работенка!
Я сказал тихо:
— Работа тяжелая и только человеку ушлому под силу. Платить буду много. Друзей в Варлойне у меня почти нет. Все, кого встретишь, считай, мои враги.
Ее взгляд стал серьезным:
— Это значит, и убить могут, коли узнают, что я для вас шпионю?
— Конечно. Родственники у тебя есть?
— Братик. Бабушка.
— Сможешь их обеспечить.
Я попал в точку. Она подалась вперед — заинтересованно. Ясно было: коли человек промышляет воровством, да без прикрытия банд — он не богат.
— Грамоте обучена?
Молча потупилась.
— Ладно. С этим разберемся. Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Золотой возраст… Сможешь оставить родичей на какое-то время? Ты не будешь в Варлойне взаперти, но дней десять придется обживаться, потом сможешь бывать в Нораторе наездами — по крайней мере, до летнего бала ты мне будешь нужна во дворце.