Схватка
Шрифт:
— Деревня Дырка, Опупиль, Серая Грязь… Вот три помню точно! Ну и Рыбьи Потроха, конечно! Не Потроха, ой, Голубые Фиалки!
Я плюхнулся на стул, схватил гусиное перо и придвинул к себе рулон бумаги и одну из чернильниц.
— Отлично. Бернхотт — пиши указ. Переименовать Дырку в Золотое солнце. Шутейник, на тебе Опупиль, переименуй его как тебе захочется. Ну а я займусь Серой Грязью. Назову ее, пожалуй, Милочкой. Деревня Милочка, звучит, а?
Молча и недоуменно они написали указы. Я скатал их в трубки и положил в один из ящиков стола.
Сегодня будет много указов для Коронного совета. Нам
— Бернхотт, пиши новый указ: «Пусть всем будет хорошо!». Шутейник — пиши: «Приказываю снизить подушный налог вдвое». Ну а я, пожалуй, запрещу давить кошек каретами после полудня. Готово? Теперь так. Бернхотт: «Запретить держать в накладных карманах городской стражи ржаные сухари под страхом смерти!» Шутейник: «Указ о немедленном аудите армейских складов»… Побольше слов, друг, побольше витиеватости! А я напишу вот что: «Запрещаю после восхода солнца кричать петухам. Пусть всякое подворье, на котором живут петухи, платит пени, ежели петух закричит после восхода!»
— Э-э-э? Мастер Волк, что это? Это же какой-то… идиотизм?
— Так точно, мессир, ведь большая часть указов… какая-то чертовская глупость!
— Осознанная глупость в законотворчестве, — кивнул я с улыбкой. — Моим почерком и почерком Бернхотта составляются дурацкие указы. Твоим почерком, Шутейник, составляются указы нужные и необходимые.
— Но зачем, мессир?
— Да, мастер Волк, зачем?
— Для завтрашнего представления указов Коронному совету. Кое-что они завизируют, я надеюсь.
— А если нет?
— Я придумал способ, чтобы визы поставили.
Мы составляли указы битых три часа. Затем я взял один указ Бернхотта («Запрещается крестьянам есть морскую рыбу на берегу Оргумина» с добавлением тридцати подпунктов, с перечислением многочисленных сортов рыб), и добавил среди прочих подпунктов мелким-мелким почерком кое-что весомое.
Очень важное.
Очень нужное.
Магия мелких букв, которыми заполняются поля в земных контрактах, еще не была освоена в Санкструме.
Я надеялся стать первопроходцем.
Глава двадцать девятая
Работа спорилась, да как спорилась! За три часа мы накатали примерно сотню указов, по большей части — кретинских донельзя. Но среди них были и настоящие, серьезные, давно продуманные мной указы. Послезавтра, если все пройдет гладко, настоящие указы пойдут в дело, потому что я обрету настоящую власть — шаткую, конечно, ибо у фракций свои армии, но — власть. И я, наконец-то, начну формирование официального правительства и совершу, тем самым, маленький и плавный переворот внутри правящих элит, закосневших в своем самоценном элитизме, не способных думать о нуждах страны, а только о собственном возвышении и пухлом кармане.
Но — очень осторожно. Повторяю: кирпичики из стены местной власти следует вынимать с предельной аккуратностью, чтобы не обрушить весь дом под названием «государство». И следить, чтобы не началась паника и из страны не исчезли деньги.
Под конец работы мы, разогревшись, разлили по чаркам дивное вино из фиников. Шутейник вкушал его с видимым удовольствием, Бернхотт — морщась и поминая Свет Ашара, и только я пил эту сладкую гадость через силу, просто, чтобы успокоить нервы и прочистить засорившиеся чакры.
Указ с мелкими буквами я положил так, чтобы Коронный совет изучил его в числе последних.
В прихожей раздался звук жестяного камнепада. Я догадался, что капитан Бришер привез Законный Свод, как и полагается, со словами благодарности и любви ко всему сущему. В кабинет проскользнул брат Литон, распахнул обе дверные створки. Законный свод был размером с атомный авианосец. И ему, как кораблю на суше, полагался стапель в виде железной тачки-стойки с двумя ржавыми цельноковаными колесами, издававшими охи и стоны. Пыхтя, Бришер ввез главную законную книгу Санкструма, и, выдвинув ржавый же упор, поставил на тачке в простенок между камином и шкафом, где дрых кот-малут. Полтора метра в высоту, в ширину Свод достигал метра и был обит потертой, как сказали бы в мире Земли — винтажной, винного цвета кожей, окованной по краям бронзовыми позеленевшими завитушками. Листать такую книгу можно только с тачки, благо, она для этого и предназначена; Свод лежит торцом на стальной полке тачки, и никакой стол его не выдержит, слаб в коленках. Свод был скреплен серебряными цепями крест накрест, и по центру эти цепи соединял могучий вороненый замок. Я посмотрел боковой срез, лохматый от разнокалиберных, торчащих там и тут листов бумаги и, кажется, трухлого пергамента. В толщину Свод имел, пожалуй, около метра. Три тысячи страниц, четыре? Кто знает…
История многих сот лет правления Растаров… Вот она, классическая литература, что от возраста делается только вкуснее, как коньяк. Надеюсь, здесь я отыщу оружие против Баккарала Бая и пойму кое-что о посте архканцлера. Ну и из истории многое почерпну, не открывая свой облик каждому встречному. Но читать придется долго, очень, очень долго.
Пахнет гарью от Свода, но не сильно. Видно, что Сегерр и Диос выкатили его в начале пожара, как и было договорено. А вот кто затем прирезал — или удушил, не суть — обоих? Впрочем, и правда не особо важно. Я знал, что когда зазвенит даже самый тихий звоночек опасности для вороватых мразей на самом верху — эти самые мрази бросятся заметать следы.
Взгляд капитана выражал ярость и неистовство, будто он только что победил опасного врага.
— Спаси Ашар, это тяжелее глыб льда, что я таскал в юности с ледников Шантрама!
Он передал мне знак архканцлера, я же — сердечно пожал капитану раскаленную, будто она в домне побывала, натертую рукояткой тачки ладонь.
— Вы сделали важное дело, Бришер. Были трудности?
— Кгм! Кха-а-а… Сенешаль Грокон на месте пожара выражал, да, выражал неудовольствие… что вы Свод берете без санкции Коронного совета. Его стража думала воспрепятствовать… Резво!
Ишь ты. А с утра сам прямо горел желанием принести мне Свод.
— А вы?
— А я сказал им, чтобы вдаль ходили и не кашляли! Кха, кхгм!
— Разумно, глубоко правильно. А Грокон?
— С ним люди были … ну как люди, людишки: стража Варлойна, простая, имперская, и еще народ, дворяне из Умеренных — все при оружии, рыл двадцать с гаком… Пытались заслонить мне путь. Но тут явился Трастилл Маорай от Умеренных — видная фигура! — и сказал Грокону что-то… Тогда, кхгм, они все пошли вдаль, впрочем, кхгм, без видимой охоты, а меня пропустили. Трусы!