Схватка
Шрифт:
Значит, Бришеру позволили увезти Законный свод. Маорай остудил пыл Грокона, который надеялся устроить господину архканцлеру небольшую проблему в ближайшие часы… Отсюда вывод: разобраться со мной думают иначе, не так, как хочет Грокон, а на Свод махнули рукой — все равно к ним вернется. Но, черт его дери, как они планируют меня убрать, и когда? Не сегодня ли ночью, на берегах Оргумина? Придется усилить караулы вокруг моей персоны… Я-то думал, фракции порешили арестовать и казнить меня завтра, это ведь проще и легче, чем в очередной раз подсылать убийц… Значит, внутри фракций разногласия даже по вопросу убийства
— Пожар закончился, кстати?
— Так точно! Дым, гарь из Архивов, чад. Туда не пошел. Взял Свод — и назад. Ключа нет. Сенешаль Грокон уверил, что ключ сгорел при пожаре, расплавился, мол, он…
Ну да, поверил, как же…
— Я открою, мастер Волк! — Шутейник сорвался с места, вынул из кармана какую-то загогулину, похоже, отмычку, поковырял в скважине и презрительно хмыкнул. — Замок открывали недавно, смазанный… — Раздался щелчок. — Во! — Гаер стянул серебряные цепи и с видимой натугой распахнул тяжелую обложку. Поднялось облачко пыли. Кот-малут, чихнув, бесшумно переметнулся на другой шкаф — даром что весил добрых двадцать кило.
Титульный лист книги был склеен из разнокалиберных лоскутов. Приглядевшись, я увидел, что это разные указы прежних времен, склеенные вместе, видимо, для экономии места. Некоторые указы дополнялись цветными и крайне примитивными картинками, с которых частично осыпалась краска и позолота.
Я отпустил Бришера, попросив прикомандировать к каждому своему человеку — а таковых пока четверо, включая Блоджетта и Шутейника, нелюдя, по четверке Алых, и ко мне лично, на всю ночь — тридцать гвардейцев, чтобы стояли на постах там, где скажу. Бришер кивнул, понимал, что да как.
— А зачем вы таскали глыбы льда, капитан? — спросил я напоследок.
— Глыбы? Когда? Какие глыбы? Кгхм… Ах, да! В юности, в юности таскал. Было! Мы гоним из хорошей пшеницы и ячменного солода особый напиток… Очень вкусный напиток! — Капитан облизнулся. — И вот для перегонки необходим лед, да, лед! Иначе будет плохо капать! Или вообще не будет капать! После мы выдерживаем напиток в дубовых бочках, иногда по нескольку лет, и только тогда, когда он наберет вкуса… Скажу вам по истинной совести — вы такого не пивали! Да я вас угощу, у меня есть еще немного в казармах! Принесу вот вскорости, попробуете!
— О! Его еще можно подкрашивать жженным сахаром, — сказал я.
— Да? Свет Ашара, не думал…
— Он станет мягче и вкуснее.
— Так вы в курсе? Пробовали?
Я сказал мечтательно:
— Я пил ваш эликсир жизни.
— О! И вы знаете толк…
— Немного, капитан, совсем немного… Вы можете выдерживать свой напиток в бочках, обожженных изнутри — так он обретет другой вкус, а можете смешивать напитки, привозя бочки из разных винокурен, так вкус тоже будет иным, но одинаково приятным.
— О!
Я тоже сказал — «о!», вернее — мысленно выкрикнул. У них есть виски, практически неизвестный в Санкструме напиток. И единственный алкогольный, который я смогу — думаю, что смогу — пить без отвращения. Если у горцев Шантрама нет каких-то религиозных запретов, я закажу экспорт виски в империю, а Бришера сделаю дилером, думаю, воину будет не зазорно торговать благородным напитком горцев для поправки своих финансовых дел.
— Еще, ваше сиятельство, вот что Грокон передать вам просил после разговора с Маораем… — сказал Бришер, сощурив левый глаз. — «Скоро все случится». Вот так и сказал, плешивец. Не знаю, чего он имел в виду-то… нет, не знаю. Хитрый!
Я знал.
Бришер взглянул на меня с глубоким сочувствием, и ушел, отвесив молчаливый кивок.
Пленный челядинец был отправлен в казармы к капитану. Холуй нужен мне живым, как свидетель против козней Умеренных. Но использую я его не сразу, нет, не сразу.
Следующие шесть часов я занимался изучением Свода и — одновременно — приемом просителей. Выглядело это так: я на стуле, возле книжной глыбы, читаю, листаю, чихаю от пыли, одновременно беседую с теми, кто жаждет меня видеть. Да, невежливо, но время поджимает. Если прошение или жалоба серьезны — Шутейник записывает, я обещаю разобраться в ближайшее время.
Взяток мне пока не предлагали. Пошли горемычные, зачастую нищие просители — разорившиеся купцы, отставные чиновники, военные, ветераны — офицеры и простые солдаты, которых выбросили на улицу, лишив пенсий; им терять было нечего — они шли к опальному архканцлеру и цеплялись за соломинку — авось поможет. Картина разрухи и чудовищной коррупции всех, имеющих сколь-нибудь значительное касательство к власти предстала в неприглядной, уродливой наготе…
И плевать было этим просителям на утренний пасквиль и на то, что архканцлер, якобы, разносит чуму — они шли за последней надеждой.
Шутейник записывал, я листал Свод, смотрел на людей, сочувствовал искренне, обещал помочь. Ни одной плутоватой физиономии — осунувшиеся, серые лица даже у купцов, которым закрыла доступ к торговле дешевыми товарами Морская Гильдия. Военным и морякам уделил внимание особо. Многих пригласил на завтра со своим оружием. Выброшенные на обочину жизни, эти мужчины в возрасте за пятьдесят и шестьдесят были еще крепки и могли поработать на благо страны — для возрождения армии. И для кое чего другого — тоже.
Сделал пометку: ревизовать военный флот. Судя по рассказам, дела там еще хуже, чем в сухопутной армии.
Кое-кто из ветеранов осторожно заговаривал про лимес — мол, все пропало. Лимес — он же защитный периметр против Степи — почти уничтожен, ибо денег на его содержание не отпускают уже несколько лет. Крепости лимеса не чинены, голодающие солдаты разбежались по стране, большей частью осели в экономическом центре — в Нораторе. Тут можно прокормиться… Другие подались к дэйрдринам в Китрану. Понятно, что ветераны так или иначе связаны с дезертирами, которых в общем-то и дезертирами назвать нельзя — люди сбежали, спасаясь от голодной смерти. Кто сапожничает, кто в рыбаки подался да контрабандисты, кто — к Страдальцам, Палачам либо Печальникам… Я мягко намекнул нескольким ветеранам, что подготовлю указ о поголовной амнистии всем, кто завтра снова явится под знамена Растаров. Запустил небольшую информационную бомбу, увидел, как загорелись глаза… загорелись почти утерянной надеждой! Сказал, чтобы дезертиры приходили завтра — вместе с ветеранами. Чтобы выстраивались на площади перед зданием Коронного совета. С оружием! Непременно — чтобы с оружием. Архканцлер гарантирует им свободу, деньги, и абсолютное почтение, и — зачисление в ряды новой, крепкой армии.