Схватка
Шрифт:
Именно ох. Зал вскипел. Таренкс Аджи стал похож на бешеный огурец, плюющийся семенами слов, и слова эти были сплошь ругательствами.
— Все правомочно, капитан? — спросил я.
Бришер пошевелил губами.
— Все правомочно? — спросил громче, ибо Аджи слишком разошелся.
— Болван! Крейн тупой! — орал он, прибавляя к моему титулу увесистые площадные эпитеты. — Вы не смеете распускать совет! Древнее уложение запрещает!
Я развел руками в недоумении:
— Разве я сделал что-либо против уложений? Вы сами себя распустили! Все правомочно,
Бришер кивнул:
— Правомочно, господин архканцлер. Указ — вот, печать — вот… Как же не правомочно? Я дам в рыло… кхм… докажу неправоту всякого, кто скажет, что указ — неправомочен!
Я кивнул, сказал зычно, выпрямившись и глядя на трибуны:
— С этого момента и на два месяца — Коронный совет сам себя распустил, и слова его вне закона.
Зашумело, заволновалось дворянское море. Скрестились на мне недоуменные, озлобленные взгляды. Эти дяди могли обмануть кого угодно, и внезапно сами оказались обмануты. С трибун Умеренных понеслись в адрес Таренкса Аджи проклятия — как же, купился, дал себя обмануть, спустил Коронный совет в канализацию.
Я осторожно забрал указ, сложил, спрятал за пазуху. Взгляды послов Сакрана и Армада мне не понравились. Это были нехорошие взгляды очень умных, очень опасных людей.
— Свет Ашара! — вдруг вскричал Аджи. Он не утерпел, перемахнул трибуну и ринулся ко мне, подписав себе смертный приговор согласно указу, который только что завизировал. Я выхватил кастет и ударил местного Кромвеля в скулу. Придержал его за руку, и вырвал из нее печать Коронного совета. Затем приложился к челюсти Аджи снова, от души, так, что он отлетел к трибунам.
По рядам прокатилось шевеление. Шум усилился многократно. Почти все члены Коронного совета вскочили.
— Назад! Бришер, отходим!
Капитан заслонил меня телом, отдал краткие команды. Алые по сторонам обнажили оружие. Я деловито спрятал печать в карман. Без нее никто не сможет восстановить полномочия Коронного совета.
— Болван! Крейн тупой! — орал с пола Аджи, плюясь зубами. — Это тебе не поможет. Двадцать минут! У тебя ровно двадцать минут полномочий! А потом… ты станешь простым человеком, и я позабочусь…
Тик-так, шшшух-шух…
Действительно, двадцать минут. Мы успеем. Я подбежал к трибуне и схватил песочные часы.
— Бришер. У меня двадцать минут полномочий. После этого я перестану быть архканцлером. Вы согласны, капитан?
— Определенно.
— Но всякий, кто попытается воспрепятствовать мне в эти двадцать минут, повинен смерти.
— Определенно.
— Бежим!
— Держите их! — завопил Аджи. Но Алые заслонили ему путь.
Простые начали кричать. Им вторили Умеренные, гнев которых был направлен больше на Аджи, чем на архканцлера. Вскочил Хэвилфрай, поднялся с места анемичный Мармедион — единственные, кто мог мне воспрепятствовать, не рискуя своей головой, ибо я не мог казнить наследников трона. Одди Кронкер перемахнул трибуну, чтобы помочь своему патрону встать. Ревинзер смотрел на меня пустым совиным взглядом. Но никто больше не попытался меня задержать.
С часами в руках я начал пятится к двери. Бришер отпер ее, и мы выскочили наружу. По лестнице сбежали, практически скатились кубарем. Алые сопровождали нас. Толпа ветеранов приветствовала меня криками. Великие, Умеренные, Простые стояли сбоку, смешавшись, и смотрели, как мы пробегаем мимо.
Песок сыпался слишком быстро.
Вот и Варлойн. Я, Бришер, и десяток Алых ворвались в имперскую часть дворца.
Под дверями покоев Растара ждали Шутейник, Атли, несколько степняков.
— Все в порядке, мастер Волк! — воскликнул мой гаер. — Дверь они, конечно, заперли, только я ее отпер, замок уж больно простенький… Повозюкаться, правда, пришлось. А вот и ваши указы…
Я распахнул дверь пинком. Большая имперская печать подмигнула мне золоченым боком…
В другой комнате, за тяжелыми дверьми, возлежала на шелках и мехах хорошо пробальзамированная, прекрасно выпотрошенная мумия плешивого старца, обряженного в нечто вроде савана.
В нижнюю чашу начали ссыпаться последние песчинки.
Я сунул часы в руки капитана, схватил мумию, и — она весила сущий пустяк — легко поднял.
Бришер напряженно сопел над ухом.
— Никто не смеет касаться Большой имперской печати, — напомнил взволнованно. — Кроме его величества… И даже указ Коронного совета не дает вам права, Торнхелл…
Я не слушал. Мигнул Атли. Она сняла прозрачный купол с печати. Я сграбастал ледяную руку старца и, поднеся к рукоятке печати, начал сгибать мертвенные заклякшие пальцы. Отчаяние придало сил. С жутким хрустом мертвая рука сомкнулась вокруг рукоятки печати. Я обхватил ее и поднял рукой мертвеца Большую имперскую печать, не смея ее касаться, хотя был уверен, что рукоятка заляпана отпечатками самого Аджи.
Шутейник поднес подушечку с чернилами и первый, заранее подготовленный указ. Мое помилование.
Я успел себя оправдать… на последних песчинках.
Глава 36
Глава тридцать шестая
Я не только оправдал себя. Я вернул все полномочия архканцлера. Для верности я шлепнул своей уже рукой и печать Коронного совета. Так оно надежнее.
Лист с указом был передан капитану наемников.
— Бришер, все по закону?
Капитан задумчиво пошевелил губами, кивнул. Взвесил в руке часы с опустевшей верхней колбой, поставил их себе под ноги. Борода его снова раскалилась.
— Хитрость, конечно… — проронил тихо, отстегнул фляжку и хлебнул изрядную порцию виски. — Но ведь и закона, эту хитрость запрещающую, не имеется покуда! Значит — все правомочно вы сделали, Торнхелл, господин архканцлер, ваше сиятельство! Вот был бы закон, воспрещающий хитрость эту, вот тогда бы я сказал — нет! А так говорю — да!
— Значит, я по-прежнему архканцлер?
— На означенные два года — безусловно!
— Ну и чудесно. Я не собираюсь приписывать себе года. Пусть все будет по старым уложениям. А через две недели власть возьмет новый император.