Шведский стол
Шрифт:
Но это было слишком грубо.
Тогда, остыв, он перешел к мыслям о ядах.
В конце концов в них он хорошо разбирался. Намного лучше местных. И пока еще не использовал этот козырь. Да, Шуйских потравили. Но сделали это очень топорно, что прямо вопило об безыскусности в подобных делах. Дилетантстве. Тут же, в Москве, опираясь на более развитую агентуру, можно было исполнить заговорщиков очень аккуратно и осторожно. Месяца за два-три выбив их самым деликатным образом…
Однако и эту мысль он тоже прогнал от себя.
Эмоции в таких делах — плохой советчик.
Вот
Вот перебил он всех заговорщиков. Считай свыше семидесяти процентов всей высшей аристократии царства. И кем их заменять? Ведь, несмотря на все свои недостатки, они выполняли важные административные функции.
Да, Федор Алексеевич отменил местничество. Но то на бумаге. А на деле? За два века с гаком широкой практики применения этого приема он крепко укоренился в России. На всех уровнях. Людям было очень важно кто именно над ними стоит. Абы кому они подчинятся не станут, даже если его лично царь назначил. Может прямо отказываться и не будут, но саботируют все что только можно. В отдельных случаях это было не важно, но в масштабах системы требовалось еще довольно много времени, чтобы переломить эту традицию.
Это с одной стороны, а с другой, как это не прискорбно, но именно высшая аристократия получалась самой образованной и подготовленной частью населения. В комплексе. И над войском поставить, и над городом, и еще над чем. Кого как не их?
Понятно дело, этот уровень, по мнению самого Алексея, был смехотворен в основном. Но встречались и исключения. Например, Василий Голицын был образован на очень хорошем мировом уровне. Он бы и в Европе таковым считался. К счастью, этот бывший сподвижник Софьи не влез в заговор, хотя и крутился вокруг…
В других социальных группах с этим вопросом все обстояло сильно хуже. Критически хуже. Дворяне в основной своей массе не умели читать и писать. Большая часть священников тоже. Ремесленники находились в еще более печальном положении.
Купцы считали и писали хорошо. Но сверх того нередко плыли. Да и их мало было. С заводчиками дела обстояли лучше, но имелось их буквально наперечет.
Крестьяне? Не смешно.
И ничего удивительного в такой ситуации не было. Церковных или каких-то иных школ попросту не было. Во всяком случае в каком-то значимом количестве. Обучение грамоте и счету в основном шло в частном порядке. Даже в монастырях.
Да, учредили при Алексее Михайловиче Заиконоспасскую школу, которую позже превратили в Славяно-греко-латинскую академию, а потом, силами царевича и Лейбница в Московский университет вполне современного типа. Ну и Академию наук учредили, больше фиктивную покамест. Сверх того, царевич сумел организовать с десяток разных начальных школ, в основном для рабочих.
Однако этого выглядело совершенно недостаточно.
И высшая аристократия в тех условиях совмещала в себе функции не только властной элиты, но
Переломить же эту ситуацию ни за год, ни за десять реальным не виделось. Требовалось создать сотни, тысячи начальных школ. Какое-то количество средних. С тем, чтобы наполнить факультеты Московского университета так сказать разночинцами. А потом их прогнать через мал-мало значимый опыт управления… По самым скромным прикидкам раньше 1720–1730-х никакой замены этой высшей аристократии ему просто не подготовить. Даже если прикладывать все силы. В идеальных условиях…
А ведь рано или поздно они догадаются… а ведь, если это делать особенно рьяно, форсируя события, то высшая аристократия начнет не менее отчаянно этому противодействовать…
Убить их хотелось всех.
Очень.
Ну почти всех.
Однако Алексей сумел взять в руки первые эмоциональные позывы. И сел думать — как разрулить ситуацию. Убивать было нельзя, во всяком случае устраивать резню. Спускать тоже.
Одно радовало — все эти заговорщики не имели промеж себя единства. На какой-то момент Шуйские как знамя их стали объединять. Но их смерть опять привела к распаду заговора на фракционные течения. И теперь они вновь представляли собой классику из басни Крылова о лебеди, раке и щуке…
Постучались в дверь.
— Войдите.
Заглянул слуга.
— Алексей Петрович, ты просил сообщить, когда люди соберутся.
— Народ уже для разврата собрался?
— Что, прости? — удивился слуга.
— Да так, шучу. Хорошо. Спасибо. Ступай.
Дверь закрылась.
Царевич сложил бумаги, с которыми работал, в папку. Убрал ее, вместе с двумя другими, лежащими у него на столе, в железный шкаф. Здоровенный такой. Тяжеленый. Технически несгораемый, потому что имел внутренний корпус, который отделялся от основного трехдюймовым слоем песка. Так-то сгореть содержимое могло. В теории. Но обычный пожар вряд ли ему был угрозой.
Закрыл замок на ключ.
Пока обычный, хоть и лучший, что ему удалось достать. До нормального кодового замка руки еще не дошли.
Потушил керосиновую лампу. Первую. Еще опытную, которую сам и испытывал, устав возиться со свечками.
И направился на выход…
Алексей в отсутствие Петра был назначен управлять делами Москвы. В силу возраста, понятное дело, под присмотром Ромодановского. Хотя тот не лез.
Царевич вообще везде и всюду, где выступал официальным лицом, действовал под присмотром некоего куратора. Пусть даже и фиктивного. Все-таки годиков телу было немного. И определенные «приседания» требовалось выполнять. Тем более, что с семи лет именно Федор Юрьевич выступал его сначала неофициальным, а потом, с 1699 года — официальным наставником.