Шведский стол
Шрифт:
— Боже, — тихо выдохнул Василий Васильевич, когда закончил.
— Тебе так нравятся эти невесты?
— Но неужели все так плохо?
— Хуже некуда. Карл II, из-за которого началась большая война в Европе, не был случайностью. Династический брак с их домом с довольно высокой вероятностью влечет за собой подобное и у нас. Политические же выгоды… — царевич усмехнулся. — Их приобретают они, а не мы.
— Это не совсем так.
— А как? Габсбурги за нас будут воевать? Только честно.
— Не думаю. Но поддержат в возможной войне с османами, если она произойдет.
— Если им это будет выгодно,
— Возможно.
— А в остальном это мы окажемся вынуждены поддерживать Габсбургов в их войнах за их интересы. Не так ли?
В дверь постучались.
— Войдите. — громко произнес царевич.
Внутрь шагнули Арина и Герасим.
— Дело сделано, — тихо, но отчетливо произнесла Миледи, скосившись на Голицына.
— Какое дело? — не понял он.
— Изменник Родины казнен. — пояснил Алексей. — И я очень надеюсь, что вы сможете донести до этих придурков, что шутки кончились. Им объявили правила игры. Или они играют по ним. Или у России будет другая аристократия.
— Как казнен? — растерялся Василий Васильевич.
Алексей вопросительно посмотрел на Герасима.
Тот на языке жестов отчитался.
— Кирасиры вошли на его подворье. Разоружили охрану. А этого идиота утопили в бочке с водой. Я приказывал утопить в бочке с помоями, но она оказалась пустой. Недавно опорожнили.
— Утопили? Как утопили?
— Мне показалось это подходящей формой казни. Официально можно будет сказать, что он подавился косточкой урюка. Он ведь любил урюк, не так ли? Ну и спокойно отпеть в церкви, хороня в открытом гробу. Надеюсь, вы сможете донести до остальных, причину казни?
— Да, да, — закивал Голицын, напряженно глядя на этого кошмарного подростка.
— Дополнительно передай, что я требую возмещения за мои хлопоты. Семья поваренка, взятая в заложники, должна быть доставлена мне в целости и невредимости. А сверху того остальные рода высшей аристократии должен будет выплатить в казну пятьдесят тысяч рублей. В течение недели. Сами разделите промеж себя — кто по сколько скинется. По родовитости. Повторюсь. Плата налагается только на высшую аристократию. Кто к таковой себя не причисляет, тот и не несет ответственности за случившееся. Я думаю, что это справедливо — отвечать за своего собрата, пусть даже тот с жижей в голове. И да, если семья этого поваренка убита или изувечена — то сто тысяч.
— Это большие деньги.
— Покушение на царевича вообще дело не дешевое и опасное. Не так ли? А вы, я уверен, знали, что он делает. Пусть не все, но многие. И не предприняли ничего. Даже не предупредили меня. Наказание понятно?
Голицын молча кивнул.
— Ступайте, — кивнул Алексей этой парочке из Герасима с Миледи.
Дверь закрылась.
— Ты, Алексей Петрович, начал очень опасную игру. — тихо произнес Василий Васильевич.
— Я начал?
— Эти законы всех разозлили…
— Эти законы ответ на попытку этих «всех» устроить переворот и убив меня с отцом утвердить на престоле Софью. Я к тому моменту им не сделал ничего. Вообще ничего. Я тихо учился и занимался обычными делами, приличествующие моему положению.
— Они за это заплатили кровью.
— Они? — хохотнул Алексей. — Были убиты только те, кто изгваздался, будучи на виду. Политически изгваздался. Большая часть организаторов
Голицын нахмурился, но промолчал.
— Я шаг за шагом искал попытки внутреннего примирения. Тебя вытащил из ссылки, потому что — толковый человек и думал, что ты мне поможешь. А что на выходе? Как пытались свергнуть, так и пытаются. Хоть кол на голове теши. Дебилы,… — подытожил царевич.
— Все не может измениться быстро.
— Может. Может Василий Васильевич. Если бы моя служба безопасности прозевала этого отравителя, то меня бы убили. А потом и моего отца, который во многом небрежен в вопросах безопасности. В сущности, его и не трогают в первую очередь, понимая, что я ничего никому не прощу. Так бы давно отравили.
— Ты сгущаешь краски. Этот… — махнул рукой Голицын, — действительно дурак. Во всяком случае его поступок иным я объяснить не могу. Но остальные то тут при чем?
— А я остальных трогаю? Я обозначил правила игры. Дал простой и довольно легкий путь обхода формальных ограничений новых законов. И предложил сотрудничество. Такое, от которого все они выиграют. Много выиграют. То, что вы сейчас выбиваете с крестьян и воруете будут жалкими грошами по сравнению с тем, что сможете зарабатывать со мной. Причем честно. Ну, относительно честно, разумеется. И я надеялся, что меня услышат. Если же я ошибся и меня не услышали, то у России будет другая аристократия. Или ты тоже сомневаешься в моих словах?
— Нет… — тихо ответил Василий Васильевич.
— Нет? А мне кажется, что вы все там обманулись моим возрастом и видом. Навыдумывали себе всякое.
— Поверь, не все. — твердым тоном возразил Голицын. — Но… хм…да, все быстро переменить не получиться. Люди привыкли к другому. К тому что с ними считаются.
— Если бы мы с отцом с ними не считались, то их бы давно схоронили. Или хуже того. Что мешало кирасирам пройтись по подворьям. Изрубить изменников. А потом скормить их свиньям, чтобы даже могилы их не осталось? Что? Не знаешь? А я скажу. Наше с отцом человеколюбие и здравый расчет. Вы все нам нужны. И мы пытаемся из этого субстрата, которым сейчас является наша аристократия, слепить хоть что-то, похожее на уважаемых людей. За которых не стыдно. Что ты так на меня смотришь? Отдельные представители — прямо самоцветы. Как, например, ты. Но их еще пойди найди в этой субстанции…
Помолчали.
— Я могу это взять? — спросил Голицын, указав на папку с невестами из Габсбургов.
— Зачем тебе?
— Хотел обсудить.
— Зайди дня через три-четыре. Я тебе скопирую сводку по всем невестам, которых моя разведка изучила.
— А вот так, подробно?
— Тебя только Габсбурги так интересуют?
— Было бы славно о всех, про кого ты что-то выяснил, почитать. Это неплохая пища для размышлений.
— Ведь утечет. К Габсбургам и утечет. И породит международный скандал с нашими союзниками. Пусть и временными. Этим, — кивнул он на папку, — вообще светить не стоит.