Швейцарские горки. Испанский сапог (сборник)
Шрифт:
Ледников остановился.
– Ты ему доверяешь абсолютно?
Пару секунд подумав, Немец твердо сказал:
– Во всяком случае, пока у меня не было оснований в нем сомневаться. Кстати, ты его недооцениваешь. Из твоих вопросов он может сделать далеко идущие выводы. Он мужик хваткий. Ладно, а мне ты можешь объяснить, на кой тебе сдались все эти прокуроры, министры, сенаторы и судьи?
– Как оказалось, сенатороми скандалом с Винерами интересовалась Разумовская, а Крошахер и Грохер от этого дела тоже не стояли в стороне. Обрати внимание и на то, что Председатель
– Думаешь, это может быть как-то связано с аварией? Что-то сомнительно…
– Не знаю пока. Но мелочей в таких делах не бывает. Это азы следственной работы – выяснять, что творится вокруг, с кем человек встречался, кем интересовался… Кстати, есть еще один персонаж, которым надо заняться. Причем в первую очередь. Надо попытаться выяснить, кто такая некая госпожа Элис, которая была последней, с кем встречалась Разумовская перед аварией.
– И откуда дровишки? В смысле информация?
– От Евгении Всеволодовны Абрамовой.
– Ого! Звучит внушительно. Значит, Элис… И это все, что нам известно?
– Она сотрудница фонда, в котором работала Разумовская. К тому же, видимо, она американка.
– Это уже кое-что.
Глава 8
Latet anguis in herba
В траве скрывается змея
При инсценировке преступник мыслит рефлексивно – стремится оказать влияние на следователя, направить его по ложному пути.
Немцу понадобилось на все про все полчаса. Несколько звонков по мобильнику, которые он сделал за столиком первого попавшегося бара, и он бодро, по-солдатски доложил. Элис Грюнвальд – руководитель восточноевропейского департамента фонда. Назначена на эту должность совсем недавно. В настоящее время действительно пребывает в Берне. Телефоны такие-то.
– Ну, и что мы будем с этой дамой делать? – поинтересовался Немец. – Установим слежку?
– Ну, так уж сразу, – попридержал его Ледников. – Может, она вообще тут ни при чем, просто коллега… Для начала надо спокойно поговорить.
– И в качестве кого мы к ней заявимся? Как горячие поклонники демократии и защитники прав человека?
– У меня есть удостоверение специального корреспондента известного российского журнала. Допустим, журнал поручил мне заняться расследованием этого дела…
– А кто тогда я?
– Ты?.. Ну, ты будешь представителем редакции в Западной Европе. И заодно моим переводчиком. Устраивает?
– Ну, если ничего лучше ты предложить не можешь… Тогда я звоню, шеф.
Госпожа Грюнвальд согласилась встретиться, причем немедленно, потому что смерть госпожи Разумовской потрясла ее. Так что она ждет господина Ледникова с переводчиком в офисе фонда и охотно ответит на все интересующие его вопросы.
До офиса фонда было минут десять ходьбы.
– Так все-таки чего мы хотим добиться от этой самой мадам? – не унимался Немец.
– Нам надо попытаться установить, имеет ли она какое-то отношение к аварии.
– И как мы это сделаем?
– Я буду грязным, скандальным журналистом, который готов ради сенсации на все, – усмехнулся Ледников. – В том числе и придумать эту самую сенсацию. И буду задавать ей всякие подлые вопросы, провоцируя ее. Может, удастся вывести ее из себя, заставить нервничать. А ты будешь внимательно следить за реакцией мадам. Если она причастна, то она как-то выдаст себя.
– Жаль, мы мало про нее знаем, – озабоченно сказал Немец. – Может, позвонить госпоже Абрамовой?
– Зачем?
– Глядишь, она еще что-нибудь вспомнит. Обычное дело – люди многое вспоминают не сразу, а вдогонку.
– Да ты, брат, прямо сыщик, – усмехнулся Ледников. – Но все, что можно, я из госпожи Абрамовой уже вытащил.
Госпожа Грюнвальд больше всего походила на пожилую учительницу. Приземистая, полноватая женщина с короткой прической, широким простоватым лицом и ласковыми все понимающими глазами. На Ледникова с Немцем она смотрела с чуть снисходительной улыбкой, словно заранее знала все, что они ей скажут. Выслушав вопрос, она не торопилась с ответом, держа многозначительную паузу, во время которой собеседник невольно начинал чувствовать себя то ли недалеким, то ли в чем-то виноватым.
Сначала она долго рассказывала, каким ценным сотрудником была госпожа Разумовская, которую ей удобнее называть просто Анна. Как она верила в идеалы, которые защищает и продвигает их фонд, в котором они, кстати, живут, словно одна большая семья, и как потрясены все сотрудники фонда случившимся…
Когда Ледников с нарочитой резкостью и даже хамовато сказал, что в России есть люди, которые считают случившееся не несчастьем, а покушением, госпожа Грюнвальд горестно посмотрела на него с искренним изумлением и укором. Полиция очень тщательно расследовала дело, и нет никаких оснований сомневаться в ее выводах! Как можно не доверять швейцарской полиции?
На вопрос, о чем шла речь во время их последнего разговора с Разумовской, последовал четкий ответ: обсуждали новые проекты фонда в молодых государствах на постсоветском пространстве. У Анны были очень интересные предложения на сей счет. Она вообще была очень креативным и инициативным работником.
Разговор постоянно увязал в ее пространных рассуждениях о замечательных достоинствах госпожи Разумовской. Ледникову ни разу не удалось ни сбить госпожу Грюнвальд с толка, ни заставить хотя бы разволноваться. Владела собой она очень хорошо.
Единственное, что она себе позволяла, – легкое, тактичное изумление грубыми вопросами и инсинуациями, на которые постоянно намекал господин Ледников на своем не очень хорошем английском языке. Поэтому она даже пару раз переводила свой ласково-покровительственный взор на Немца и уточняла, правильно ли она поняла вопрос господина Ледникова… Например, когда Ледников сказал, что она была последняя, кто видел госпожу Разумовскую живой, знала, когда она едет, и могла знать, куда она едет… «А зачем мне это знать? Анна вовсе не должна была мне докладывать о своих передвижениях по городу. У нас демократичная организация, в которой работают свободные люди…»