Швейцарские горки. Испанский сапог (сборник)
Шрифт:
Они как раз сворачивали на улицу, где жила Женя, когда возле ее дома остановился серебристый «опель». Немец сразу притормозил и бросил быстрый вопросительный взгляд на Ледникова.
Из «опеля» торопливо выбрался человек в светлом пальто и длинном черном шарфе. Это был Сухоцкий.
– Сам господин Сухоцкий, – многозначительно сказал Немец. – Интересно, с какими намерениями?
В дверях дома показалась Женя. Она открыла калитку, впустила Сухоцкого. И они пошли к дому. Уже на ступенях Сухоцкий обнял ее за плечи, и они скрылись в доме.
Ледников
– И что же мы имеем? – поинтересовался Немец. – Что ему тут надо?
– Ну, друг семьи как-никак, – нехотя сказал Ледников. Пускаться в объяснения у него не было никакого желания.
– Вот именно как-никак! – скривился Немец. – Есть предложение… Мы проникаем в дом без предупреждения и пытаемся услышать, что этот дядя говорит.
– Подслушать, – поправил его Ледников.
– Вот именно. Тем более видишь, они даже дверь не закрыли. Входи – гостем будешь.
Дверь в дом действительно осталась приоткрытой.
– У меня есть предчувствие, что мы услышим много интересного, – заключил Немец. – И полезного.
Из прихожей они действительно могли слышать все, что говорилось в большой комнате. Ледникову даже была видна часть комнаты. Женя сидела в кресле, опустив голову, а Сухоцкий ходил по комнате, то появляясь в поле зрения Ледникова, то пропадая.
– …разве вы сможете жить здесь? Жить и знать, что сюда подло заманили отца, что здесь его довели до смерти?
– Но вернуться в Россию, где его объявили преступником… – не поднимая головы, едва слышно сказала Женя.
– Это тоже невозможно. Да и зачем? Что вам делать в России? Там сейчас новая семья Андрея Всеволодовича начнет хапать все, что от него осталось. Начнется дележ имущества по-советски. Вы не представляете, через что вам придется там пройти!
– И куда мне деваться?
– Давайте уедем… Вместе…
– Вместе? – поразилась Женя. – Но куда? Когда?
– Прямо сейчас. А куда? Да куда угодно! Хотите в Париж. Через три часа мы будем там, и все, что вам пришлось тут пережить, будет позади! А потом мы можем отправиться еще куда-нибудь. И со временем все, что здесь творилось, забудется, как кошмарный сон!
Немец, глядя на Ледникова, удивленно приподнял брови.
Сухоцкий остановился прямо перед Женей, закрыв ее своей спиной от Ледникова.
– Женечка, дорогая! Подумайте, что вас здесь держит? Я сделаю для вас все!
Женя что-то негромко ответила.
– Какие обязательства! – вскричал в ответ Сухоцкий. – Какие у вас могут быть обязательства перед этим человеком? Неужели вы думаете, что что-то для него значите? Вы были только нужны ему для каких-то темных закулисных дел. Я уверен, он причастен ко всему, что случилось с Андреем Всеволодовичем. Это и его рук дело!
Немец поднял палец, а потом несколько раз ткнул им в сторону Ледникова: мол, речь о тебе, друг милый!
Ледников согласно прикрыл глаза – обо мне, обо мне…
Вдруг Сухоцкий опустился на колени перед Женей, схватил ее за руки и, задыхаясь, словно бредя, прерывисто заговорил:
– Дорогая моя, неужели вы не видите, что я люблю вас? Люблю давно, страстно, безнадежно! Еще с тех пор, когда вы были тоненькой, нескладной девушкой! Я не мог никому об этом сказать! Никому не мог в этом признаться. Тем более Андрею Всеволодовичу, для которого я был учеником и другом… Но вы, вы всегда были моей мечтой, самой страстной, самой заветной! Я перенес все муки молчания и невозможности признаться в своих чувствах, ваше замужество… О, как я страдал! Вы не можете себе даже представить моих страданий и унижений!
Сухоцкий уткнулся Жене в колени, потом принялся целовать ее руки. Она смотрела на него с изумлением и страхом.
– Вы ничего не знали, не видели!..О, я научился скрывать свои чувства! Я таился от всех. И все ради вас. Но сегодня нам уже ничто не может помешать. Давайте уедем, и вы увидите, как я люблю вас!
Стоя на коленях, Сухоцкий все сильнее и сильнее прижимался головой к ногам Жени.
– О, сколько я мечтал о таком мгновении!.. Когда я смогу приникнуть к вам, обнять, прижаться…
На лице Жени был уже написан откровенный ужас. Она тщетно пыталась сильнее вжаться в спинку кресла, отдирала от себя пальцы обезумевшего Сухоцкого …
Ледников шагнул в комнату, несколько раз громко хлопнул в ладоши, неприятно насмешливым голосом произнес:
– Вставайте, господин Сухоцкий. Пора нам с вами объясниться.
Сухоцкий испуганно вздрогнул, потом замер. Наконец, он медленно оторвал голову от колен Жени и так же медленно повернул ее в сторону Ледникова.
– Давайте-давайте, – поторопил его Ледников. – В таком положении разговаривать не удобно.
Сухоцкий опустил голову и не спеша поднялся. Запахнув пальто, он молча сел в кресло. Видимо, ему было тяжело говорить.
Немец не стал входить в комнату, а остался стоять в проеме двери, облокотившись плечом о косяк.
– Давайте на время отвлечемся от любовных порывов, – с еле заметной усмешкой сказал Ледников. – У нас будет еще время к ним вернуться. Меня интересует другое – ваше участие в убийстве госпожи Разумовской и аресте господина Абрамова.
Сухоцкий молчал, все еще тяжело и порывисто дыша.
– Ну, что ж, я понимаю, вам сейчас говорить трудно, после этаких-то любовных сцен отдышаться надо. Ну, дышите, я подожду, – улыбнулся Ледников.
Он достал из кармана ручку и что-то записал прямо на лежащей на столе газете. Потом положил ручку на стол и повернулся к Сухоцкому.
– Ну, пришли в себя? Не совсем? Ну, тогда, послушайте пока меня… Я изложу диспозицию, чтобы вам было понятно – отмолчаться вам вряд ли удастся. Чтобы не выглядеть сумасшедшим, который разговаривает сам с собой, я буду излагать эту историю присутствующему здесь моему товарищу, – кивнул он на Немца. – К тому же я думаю, он в силу бойкости характера и живости мысли будет задавать мне наводящие вопросы.