Сиамская овчарка
Шрифт:
— Откусывает! — авторитетно заявила Тамара и поглядела, успел ли записать спрашивающий.
— Вы к нему входите?
— Мой подопечный, — скромно опустив глаза, призналась Тамара.
Рита подошла к ней и тихонько спросила:
— Том, ты чего?
— Погоди! Дай людям объясню, — отвела её рукой Тамара.
Рита опять подошла и шепчет:
— У нас питон, а ты… удав! Рога откусывает! Он кролика небольшого и то с трудом глотает.
— Интереснее же так, дура. Нет у тебя к людям жалости, — зашептала в ответ Тамара, — они же деньги
На полную любви и сострадания к людям Тамару Рита не обиделась и всё же спросила:
— Покормила хоть?
— Не мешай, — громко сказала Тамара, — с мыслей сбиваешь.
Тут и публика на Риту зашикала.
— Вот гадюка… — опять вдохновилась Тамара, указывая на веретеницу.
«Гадюки в другом террариуме», — мысленно подсказала Рита, уже не смея сказать вслух.
— Вредная тварь, — ораторствовала Тамара. — Я, как в деревню приезжаю, по землянику не хожу. Бабы говорят: под каждым кустом по такой гадине лежит.
— И никто за земляникой не ходит? — не выдержала Рита.
— Трёхлитровый бидон у нас мало считается… Мамоньки! — тихо сказала Тамара. — Они ж меня дурачили. Знают, как я змей боюсь.
Все засмеялись, а один старичок подошёл, слёзы от смеха вытирает и спрашивает:
— Товарищ экскурсовод, скажите ваше имя и отчество. Хочу благодарность написать.
— Просто скажите: Тома, что у змей работает.
Только публика разошлась, Тамара, ласково глядя на Риту, просит:
— Не говори, что не кормлены. Ладно?
— Сдохнут! — испугалась Рита.
— Что ты, — убеждённо зашептала Тамара, — эту тварь на куски поруби, она сама сложится и выживет.
Тётя Маруся, недолго вглядываясь в Ритино лицо, спросила:
— Что, сетка порвалась и опять кондор вылетел?
— Нет, — избегая тёти Марусиного взгляда, ответила Рита.
— Может, страусёнок заболел? — И, не дождавшись ответа, тётя Маруся пошла осматривать птичьи жилища.
— Ты совсем врать не умеешь, — посочувствовала Рите Тамара.
Утром Рита, придя на работу, достала из сумочки лист бумаги.
— Хотите прочитаю? — спросила она, краснея.
— Ну, давай, — согласилась Тамара, надевая рабочий халат.
— Прочитай, детка, — сказала тётя Маруся, усаживаясь на табуретку.
— Ну, вот, — начала Рита, ёжась и переминаясь с ноги на ногу. — «Вы-ли вол-ки». Нет. Не так, — запнулась Рита и начала читать быстро-быстро: — «Тонко, неуверенно завыли шакалы. На последней чистой ноте присоединили к ним свой голос волки. Свободная как воля шла в светлеющее небо их песня».
— Ты с выражением читай, Риточка, — попросила тётя Маруся.
— Я другое прочитаю.
Голос у Риты задрожал, но лицо стало спокойным.
— «За стеклом террариума, разогретые лампочкой, играли кобры. Они то сходились, переплетаясь шеями, то расползались, глядя друг на друга немигающими
Я люблю змей. Они теплеют от солнца. И хотя от них уходит всё живое, я знаю, сколько в них гордости и благородства.
Зажатая в тупик кобра, вместо того чтобы броситься на врага, укусить, проползти мимо его ног и уйти, поднимается, раскрывает капюшон, громко шипит:
— Уйди, я страшна! Уйди, я смерть! Мой сан не позволяет уползать от тебя…»
Рита взглянула на Тамару и осеклась.
Тётя Маруся вытирала слёзы кончиками пальцев и, всхлипывая, ушла.
— А ты — подлая! — сказала Тамара. — С виду только добренькая. Если неграмотная я, так будто и намёков ваших не понимаю?
Тамара начала говорить тихо, а потом всё громче и громче.
— Нет, чтоб прямо сказать: накорми змей, и всё. А то: «во-ют вол-ки»! Уйди, я гордая!
Тамара уже кричала:
— Думаешь, правда боюсь? Да нисколечки! — И, схватив Риту за руку, повела за собой.
Подойдя к змеятнику, они услышали:
— Не шипи ты, глупая, сейчас водички налью, а после покушаешь, не сердись.
Тамара отпустила Ритину руку, и они вдвоём, стоя на месте, где обычно стоит публика, смотрели, как из носика чайника в поилку гюрзы льётся вода.
— А чего это она в мою работу лезет? — спросила Тамара и пошла к тёте Марусе. А Рита подошла к большой банке с надписью: «Сколопендра гигантская. Смертельно ядовита!» и стала смотреть на эту рыжую, длинную, членистую тварь с множеством ног.
Перебарывая отвращение, Рита разглядывала её огромные челюсти и пыталась найти те слова, которые заставили бы полюбить эту тварь тоже.
Аист Журка
Два года назад, в августе, обессиленный аист приземлился на площади маленького города Остров. Он был похож на старую, изорванную тряпку. В какую беду попала птица, никто не знал.
Вот таким его взяли ребята клуба юных натуралистов. Почти два месяца не вставал аист на ноги. Да как ему встать: лежит, крылья мятые, ноги распухли, клюв раскрыт, а глаза пеленой затянуты. Каждое утро дети подходили к нему, затаив дыхание: «Журка, жив ли ты?»
И опять примочки, компрессы, бинты, капли, еда насильно в горло — сам ведь не ел. Почти все ребята городка приходили к маленькому домику зоокружка. «Вот, рыбка, только что поймал, свежая», — говорит посетитель, на цыпочках входя в дверь. Приходили и взрослые, они, конечно, понимали, что птица не выживет, но помогали ребятам, жалея их.
Всё-таки чудо свершилось: через два месяца аист встал. Правда, он прошёл всего четыре шага и тут же опять упал.
Ребята очень хотели, чтоб аист выжил. И он выжил.