Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька
Шрифт:
Глава двадцать первая.
Относительно послов и их дела. |87|
О послах, прибывающих из окружных стран, пока они не достигнут государева двора, пусть не будет ни у кого известия; в отношении прихода и ухода никто о них не заботится и не извещает — это отнести к невниманию и плохому содержанию дел. [162] Надлежит сказать пограничным чиновникам: как только кто-либо доберется до них, чтобы тотчас посылали всадников и сообщали, кто это, откуда идет, сколько всадников и пехотинцев, каково снаряжение и убранство, по какому делу: пусть назначат какое-либо доверенное лицо, чтобы их доставить в определенный город, там их препоручить, а оттуда пусть прикажут доверенному лицу, чтобы шел с ними до другого города или округа, до какого дойдут, и таким образом до двора. На каждой остановке пусть им доставят угощение, хорошо примут и отпустят в довольстве. [163] При возвращении делают таким же образом. Все, что ни сделают с ними из хорошего и плохого, является таким же, как будто это делают по отношению к государю; государи же всегда питали один к другому большое уважение, дорожили послами, так как таким образом увеличивался их сан и почет. Когда между государями бывала вражда и послы приехали согласно времени, [164] и посольство, как им приказано, выполнили, все равно их никогда не обижали, ни в чем не уменьшали обычного хорошего обращения, ибо этакое — неодобрительно; как сказано в Коране: „На посланнике же только одна обязанность — верная передача“. [165]
162
Текст
163
ТИ, 68 указывает, что все эти обязанности возлагаются на амилей и мукта.
164
В тексте ИШ — *** ?
165
Коран, 24, 53 и 29, 17.
Другой раздел. [166] Следует знать, что государи, отправляя послов друг другу преследуют цели, не только заключающиеся в послании и извещении, которые делают открыто; но они имеют в виду тайно |88| сотни мелочей и целей; так они хотят знать, каково положение дорог, проходов, рек, рвов, питьевых вод, может ли пройти войско, или нет, где имеется фураж, где его нет, кто из чинов в том или другом месте, каково войско того царя, и какого количества, снаряжения и численности, каковы его угощения и собрания, каковы распорядок чина, сидения и вставания, игры човгая, [167] охоты, каков нрав, жизнь его, благотворительность, очи и уши, повадка и поступок, пожалования, неправосудие и правосудие. Стар ли он или молод? учен или невежественен? Разрушаются или процветают его владения? Его войско довольно или нет? Народ его богатый или бедный? Бдителен он в делах или беспечен? Вазир у него достойный или нет? религиозен ли? добродетельного ли жития? Его сипах-салары являются опытными и искушенными в делах или нет? Его надимы учены, даровиты или нет? Что они ненавидят и что любят? Во время пития вина царь общителен и весел или нет? Соучастлив он или безучастен? Склоняется более к серьезному или веселому? Предпочитает находиться среди гулямов или женщин? Если они захотят завладеть, затеять против него враждебные действия или охулить, то, будучи осведомлены о его обстоятельствах, умыслят мероприятия относительно его дел, узнают о хорошем и плохом и предпримут то, что необходимо. Вот что случилось с сим рабом в правление счастливого султана Алп-Арслана, да святится дух его!
166
В ТИ, 69 слова: „другой раздел“ — отсутствуют.
167
Под *** разумеется, конечно, не мяч, а принадлежность для гоньбы мяча при игре в поло.
Во всем мире существуют два толка, которые хороши, один толк Бу-Ханифэ, другой толк Шафии. Счастливый султан — милость божия над ним! — был так крепок и тверд в своем толке, что много раз срывалось с его языка: „О, какая жалость! если бы мой вазир не был шафиитом!“ Он был тверд в правлении, внушал трепет, и я постоянно из-за того, что он был ревностен к своей вере и шафиитское вероисповедание считал за недостаток, всегда его опасался, не покорялся иначе, как страшась. [168] Случилось, что умерший за веру султан решил двинуться на Мавераннахр, [169] где Шамс ал-мульк не оказывал повиновения и не покорялся. Он созвал войска и направил посла к Шамс ал-мульку Насру сыну Ибрахима, [170] а я от себя послал вместе с султанским послом ученого [171] Аштара, чтобы он уведомил меня о происходящем. Посол султана прибыл, передал письмо и устное сообщение, а хан отправил |89| вместе с послом султана сюда нам своего посла. По существующему обычаю послы по всякому поводу идут к вазирам и им высказывают свои желания и просьбы, чтобы вазир передал их султану. Они сохраняют этот обычай до времени своего отбытия в обратный путь. Однажды случилось так, что сей раб находился в своей палатке с несколькими собеседниками и играл в шахматы; кто-то выиграл, [172] я взял в виде залога его перстень и, так как он был велик для пальца левой руки, я надел его на палец правой руки. Доложили, что посол хана Самарканда находится у дверей. Я сказал: „Введите его“, и приказал убрать шахматы. Он вошел, сел и в то время как он говорил, что ему надо, я вертел тот перстень вокруг пальца. Посол поглядел на перстень и, освободившись от беседы, ушел. Затем султан приказал отпустить посла хана и назначить другого посла, чтобы отвезти ответ. И опять я отправил вместе с послом ученого Аштара, который был человеком ловким. Когда послы прибыли в Самарканд, пришли к Шамс ал-мульку, он между прочим спросил своего посла: „Как ты нашел султана в отношении мнений, мероприятий, внешнего вида? сколько у него войск? Каково их оружие и снаряжение? каковы распорядок чина? службы дивана? правила их государства?“ Посол сказал: „О, владыка! Султану ничего большего не требуется в отношении внешнего вида, выражения, мужественности, правосудности, трепета, приказательности. Бог лишь знает численность его войск. Их сила, снаряжение и убранство—несравненны. Хороши распорядки дивана, приемов, собрания двора. В их государстве нет нужды ни в чем. Вот только у них есть один недостаток, не будь у них этого недостатка, никакой бунтовщик не имел бы успеха“. Шамс ал-мульк спросил: „Что за недостаток?“ Ответил: „Вазир султана — рафизит“. Спросил: „Откуда знаешь?“ Ответил: „Вот однажды, совершив полуденный намаз, я подошел к двери его шатра, чтобы поговорить с ним, и увидал, что у него на правой руке надет перстень; пока он говорил со мной, он все время его вертел“. Ученый Аштар сейчас же мне отписал: „Здесь, у Шамс ал-мулька в отношении тебя говорилось такое-то, да будет тебе известно“. Я очень опечалился из-за страха перед султаном. Говорил: „Он и к шафиитскому толку питает отвращение, всякий раз меня попрекает. Если же услышит каким-нибудь образом, что чикили [173] отметили меня, как рафизита, что этак говорили у хана в Самарканде, то он не пощадит моей жизни“. Я истратил тридцать тысяч золотых динар, не говоря уже о просьбах и мольбах и широкой раздаче даров и пособий, чтобы этот разговор не дошел до слуха султана.
168
В тексте ИШ: ***
169
ТИ, 69 и всюду: вместо Мавераннахр — Самарканд.
170
См. Введение в изуч., Г, 73 (88—90).
171
*** — диалектическая форма в Хорасане и Мавераннахре (В. В. Бартольд. Турк. в эпоху монг. наш., 242).
172
В текст: *** смысл рассказа требовал бы употребления глагола ***: кто-то партию проиграл.
173
По поводу чикили, названия племени, пришедшего вместе с караханидами в Мавераннахр, см. возражения В. В. Бартольда („Турк. в эпоху монг. наш.“, 338) на неверный перевод и истолкование Ш. Шефером этого слова (фр. пер., 132), встречающегося в ИШ два раза (стр. 90 и 115) в двух разных начертаниях.
Это я вспомнил к тому, что послы по большей части стремятся найти недостаток; они обращают внимание на все, что имеется в государе и его государства по части недостатков или достоинств, чтобы затем охулить государя. Вот почему проницательные и заботливые государи старались о чистоте своего нрава, вели прекрасную жизнь и сохраняли на должностях людей достойных, правильных, вменив себе в закон, чтобы никто их не хулил. Для посольства годится тот человек, который находился бы в услужении государей, был бы смел в беседе, но не многоречив, который совершал бы много путешествий, знал что-либо во всякой науке, был бы человеком памятливым, предусмотрительным, обладал бы достоинством и хорошим внешним видом. Если же к тому он — учен и почтенного возраста, тем лучше. Если послать надима, то в этом деле будет больше доверия. Если послать человека смелого, мужественного, который бы хорошо знал всадническое искусство и был бы боец, — это очень целесообразно, так как будет показано, что все наши люди таковы, как этот. Если посол из потомков пророка — тоже хорошо, по своей чести и происхождению он будет пользоваться большим уважением. [174] Государи часто посылают посла с подарками, многими редкостями, оружием и добром. Они представляли себя слабыми, мягкими и вслед за лестью собирали войска, производили нападения с боевыми людьми и разбивали врага. Посол является показателем поведения и разума государя.
174
В тексте ИШ совершенно очевидная неисправность: вместо необходимого по смыслу союза ля — „и“ находится ошибочное лял.
Глава двадцать вторая.
О заготовлении фуража на остановках.
Если высочайший поезд изволит трогаться и на каждой остановке, где он совершает привал, не подготовлен фураж и продовольствие и каждодневный фураж следует добывать тщанием и старанием, или брать частями у народа, то это нужно взимать на всех путях, где будет проезд, и во всякой деревне, являющейся местом остановки, и в окрестностях ее, будет ли она в икта или в особой государевой собственности, а также там, где нет ни рибата, ни селения, но по близости той дороги будет селение, опять нужно взимать; с тех пор как полностью соберут урожай, [175] и если в том выпадет нужда, пусть истратят, а если в том нужды не будет, то пусть продадут зерно, а деньги принесут в казнохранилище, подобно другим денежным налогам, дабы подданные освободились от забот и не было бы недостачи в отношении фуража и в том важном деле, на которое намерился государь, — он не задержался. [176]
175
*** — в данном случае разумеется, конечно, натуральный налог, иначе сказать, часть урожая.
176
Глава о фуражировке весьма показательна для характеристики степени развития икта — бенефиции. Пожалование того или иного удела, как можно вывести из данной главы, отнюдь не означало полной передачи всех прав владельцу икта; икта оставался и во время пожалования собственностью короны права государя, в частности право самостоятельного сбора налога не уничтожалось.
Глава двадцать третья.
О ясности в имущественном состоянии всего войска.
Следует точно выяснить состояние войска; что касается людей икта, надо чтобы икта находились в их руках безусловным и определенным образом; что касается гулямов, не владеющих икта, их имущественное состояние должно определить. Когда выяснится количество войска, следует приготовить деньги и своевременно им выдать, а не так, чтобы выдавать перевод на казну или брать оттуда, не повидав государя, предпочтительно, чтобы государь своей рукой клал в руки и полы их, благодаря этому в их сердцах будет |92| расположение и любовь, во время службы и сражений они будут более преданы и проявят стойкость. У древних царей был такой порядок: они не давали икта, а каждому соответственно выдавали из казнохранилища наличными его плату четыре раза в год. И те всегда были в довольстве и благоденствии. Амили собирали налоги и сносили в казнохранилище; из казнохранилища же выдавали таким способом каждые три месяца один раз; называли это бистгани. [177] Этот обычай и распорядок еще остается до настоящего времени в роде Махмуда. Пусть скажут держателям икта, чтобы незамедлительно объявляли и не скрывали о всяком, кто будет отсутствовать из отряда по причине ли смерти или по другой какой причине. Пусть скажут начальникам отрядов: когда они получили свои деньги, пусть будут готовы в полном составе на всякое важное дело, которое представится. Если кто предъявит уважительную причину, чтобы сейчас же сказали, дабы была проявлена забота о приказе относительно этого. Если же кто сделает иначе, его наказать и штрафовать.
177
ИШ: ***; ТИ, 72: ***. Как в ИШ, так и в ТИ несомненно испорченная форма слова ***, определяемого словарями как ежемесячное жалование, выплачиваемое на двадцатый день (в форме *** это слово находится в Текстах к „Турк. в эпоху монг. наш.“, 8). Особенно часто в значение войсковой платы это слово встречается у Бейхаки ТИ, 157, 258, 457 и т. д., на стр. 470 мы встречаем его даже в сочетании *** — „войско бистгани“; „Тарах-и-Систан“, 218, указывает, что *** выплачивалось Якубом б. Лейс из управления ариза. При тех скудных данных, которыми мы располагаем об истории средневекового иранского войска, вышеупомянутая этимология слова ***, т. е. уплата войску жалования на двадцатый день, вряд ли может быть названа бесспорной; глава о распорядке дворцовых гулямов (ИШ, 95) признает войсковой единицей палатку-висак, близко напоминающую византийскую войсковую единицу — какакака. (см.: Ю. А. Кулаковский. Стратегика императора Никифора, 1908, стр. 28), число гулямов, составлявших такую единицу, равнялось четырем. Было ли это число постоянным или оно варьировалось, так же как и в византийском войске? Не представляет ли собою термин *** производное от ***, значение которого в ИШ, 180—181 определяется, правда слишком случайно, как группа людей в двадцать человек — „двадцатка“?
Если такие предположения допустимы, то не менее оснований предположить, что жалованье в досельджукидское время выплачивалось не индивидуально каждому воину, а целиком определенной войсковой единице, состоявшей, быть может, первоначально из двадцати человек; пожелание, выражаемое автором СН, чтобы уплата войску производилась лично государем, невидимому, в нашем памятнике имеет чисто декларативное значение, ибо как стр. 92, так и стр. 111 ИШ, трактующие о начальниках отрядов, свидетельствует, что деньги получались и нужды удовлетворялись не путем индивидуального обращения отдельного воина, а через посредство начальников, и только такую форму автор СН признает правильной и единственно допустимой при необходимой на военной службе дисциплине.
Глава двадцать четвертая.
О содержании войска всякого рода.
Когда все войско одного рода, возникает от этого опасность, не бывает большого старания, происходят беспорядки. Надо, чтобы войско было составлено из разных племен; так, при дворе должны пребывать две тысячи человек дейлемцев и хорасанцев; пусть сохранят тех, кто в наличии, а остальных добавят. Если будет некоторое число гурджи или шабанкарэ из Парса — неплохо, ибо это — все люди добрые.
Рассказ. У султана Махмуда был обычай составлять войска из нескольких племен, как-то: тюрок, хорасанцев, арабов, индусов, дейлемитов, гуридов. В походе каждую ночь определяли, чтобы несколько человек из каждого племени отправлялись на стражу; место же стоянки каждого племени было определенное; ни одно племя до наступления дня не осмеливалось двигаться из-за страха перед другим; а когда наступал день битвы — все племена сражались, |93| ревнуя к своему имени и доброй славе, чтобы никто не сказал: „Такое-то племя проявило слабость в битве.“ Все стремились превзойти один другого.
Когда таков обычай среди военных людей, то все они будут весьма ревностны, будут искать славы. И, конечно, когда уже возьмутся за оружие, не отступятся, пока не разобьют войско противника. А когда войско стало победоносным, один-два раза добилось победы над врагом, после этого сотня его всадников не ставит ни во что тысячу всадников противника, никто не сможет оказать этому победоносному войску сопротивления, все войска окрестных стран будут бояться войска этого государя, окажут повиновение.
Глава двадцать пятая.
О пребывании заложников и содержании войска разных племен при дворе.
Следует сказать эмирам арабов, курдов, дейлемцев, румийцев, а также всем, которые находятся в повиновении, пусть пребывает от каждого из них при дворе то ли сын, то ли брат, чтобы никогда не было менее пятисот человек. Когда прошел год, пусть пришлют замену им, а эти пусть отправляются обратно к себе; но пока замена их не прибудет, они пусть не возвращаются; тогда, благодаря заложникам, никто не сможет восстать против государя. Дейлемцы, кухистанцы, люди Табаристана, шабанкаре и подобные им владеют икта и содержанием, точно так же пятьсот человек из них пусть находятся при дворе, чтобы в то время, когда что понадобилось, двор не был бы лишен боевых людей.