Сибирь в сердце японца
Шрифт:
Русско-японская война застала Какумина во Владивостоке. Он проводил последний пароход с уже известным нам Каваками Тосихико на борту, взвалил на плечи статую Будды — главную святыню храма — и пошел в противоположную сторону. В одиночку священник добрался до Благовещенска. Позже вместе с 800 брошенными в Сибири соотечественниками, сел на германский пароход «Винбад», который доставил их всех в Японию.
Сразу же по возвращении Какумин подал прошение направить его на войну военным священником. Он был направлен в район боевых действий близ Мукдена, где хоронил убитых, не разбирая своих или чужих.
В 1906 году Какумин опять вернулся во Владивосток. Когда в 1920 году автор известного русско-японского словаря Ясуги Садатоси приехал в этот город, он посетил миссию монастыря Хонгандзи на Алеутской улице и встретился с Оота Какумином. В годы иностранной интервенции священник ездил по городам и селам Сибири и, чтобы как-то утешить людей, раздавал им лекарства и табак. Какумин оставался во Владивостоке до 1931 года, после, передав миссию Тоидзуми Кэнрю, он уехал в Японию.
В связи с началом русско-японской войны многие японцы вынуждены были вернуться на родину. Советскому читателю, наверное, будет интересно узнать о настроениях, которыми были охвачены проживавшие в это время в Сибири рядовые японцы. Из газет и писем они знали, что происходит в Японии. Многие заспешили домой, но кое-кто колебался. Беспокойство людей усилилось в декабре, когда море замерзло и пароходное сообщение между японскими портами и Владивостоком прервалось. Однако японское правительство не спешило с указом о возвращении своих подданных на родину. Более того, вероятно, чтобы не раскрывать русским своих истинных намерений, оно старалось успокоить своих подданных. Так в распространенном Каваками Тосихико «Разъяснении № 1» от 24 января 1904 года говорилось: «Газетные сообщения, а также распространенные в народе слухи о том, что японско-русские отношения переживают кризис и могут даже дойти до опасной ситуации, не имеют под собой никаких оснований. Отношения между нашими странами остаются неизменно добрососедскими и дружескими, и поэтому у японских подданных, проживающих в России, причин для настороженности, а также для волнений нет. В случае же разрыва дружеских отношений между нашими странами, японское правительство примет все надлежащие меры для своевременного оповещения своих подданных, находящихся за границей, а также для их благополучного возвращения на родину. Кроме того, в случае создания вышеуказанной ситуации, находящимся в России военным советникам и прочим лицам, состоящим на государственной службе, вменено в обязанность оказывать всяческое покровительство и содействие своим согражданам, проживающим в этой стране. Японские подданные, проживающие в России, призываются вернуться к своим прежним занятиям и не совершать необдуманных действий под влиянием непроверенных слухов». Это разъяснение было передано по телеграфу во все населенные пункты Сибири и Маньчжурии, где проживали японцы. Но люди по-прежнему испытывали беспокойство. Многие стали готовиться к отъезду. Некоторые пытались отплыть в Японию на почтовых кораблях. Но были и такие, кто верил разъяснению. «Убежишь отсюда в спешке — пойдет прахом добро, которое наживалось годами. Что тогда? Всей семьей выходить на дорогу и просить милостыню? Нет уж, лучше подождать, пока выйдет указ о возвращении. А тогда можно и на почтовом судне и на чем угодно уехать», — так думали многие японцы.
Посмотрим теперь, как вели себя в это время русские. Они до последнего момента не верили, что Япония решится на военное выступление. Русскому человеку было невозможно представить, что «маленькая азиатская страна» Япония выступит против «мировой державы» России.
Через пять дней после опубликования «Разъяснения № 1» на траверсе острова Русский во Владивостоке появилось английское судно «Афридж», посланное из Иокогамы английской компанией «Подуэл Карил», которая предвидела наплыв желающих уехать в Японию. Вероятно, эта компания имела какие-то связи с японским правительством. Русские портовые власти задерживали отправление ледокола для проведения «Африджа» в порт, и судно простояло на рейде трое суток. Поскольку большинство в команде «Африджа» составляли японцы, русские сделали вывод, что «японское правительство прислало… судно для отправки своих подданных домой». Узнав эту новость, проживавшие во Владивостоке японцы начали волноваться: почему судно, которое специально за ними пришло, не пускают в порт? В контору торгового представителя Японии посыпались вопросы о назначении «Африджа», на что Каваками ответил: «В настоящее время я никакой информацией из Японии не располагаю. О целях прихода «Африджа» я ничего не знаю».
2 февраля «Афридж» подошел к пирсу. Прибывший на нем сотрудник японской пароходной компании в тот же день вечером сошел на берег и сразу же направился к торговому представителю. Он рассказал Каваками и о положении в Японии, и о цели прихода «Африджа». О чем конкретно шел разговор, остается неясным, но после него поведение Каваками резко изменилось. Рано утром 3 февраля во все города и поселки, где жили японцы, были посланы телеграммы за подписью Каваками и старосты японской общины Кавабэ. В ней говорилось: «Всем, желающим уехать в Японию на почтовом судне, собраться в течение недели во Владивостоке».
На эту телеграмму могли откликнуться только японцы-жители Владивостока и его окрестностей. Для тех, кто проживал в Благовещенске, городах и поселках, расположенных в Восточной Сибири, откуда добраться до Владивостока было невозможно, телеграмма смысла не имела. Кроме того, было не ясно, как быть желающим остаться.
Уже утром 3 февраля во Владивостоке в связи с отъездом японцев поднялась большая суматоха, хотя русские по-прежнему не верили в возможность войны. Комендант владивостокского гарнизона генерал Кронец пригласил к себе Каваками и предупредил его о том, что будет введен комендантский час. Узнав об отъезде Каваками, русские устроили Каваками прощальный ужин. Согласно мемуарам генерала Костенко, на этом ужине во время торжественного спича один чиновник так расчувствовался, что даже заплакал.
6 февраля «Афридж» по получении сообщений о нападении японцев на Порт-Артур и гибели «Варяга» и «Корейца» с 3200 пассажирами на борту снялся с якоря. Во Владивостоке было объявлено военное положение. Обстановка в городе внезапно обострилась, японцы уже не решались ходить по городу в одиночку. В одном из павильонов миссии Хонгандзи, ставшим пристанищем для беженцев, в ночное время дежурили несколько человек. Русские газеты сообщили, что 8 февраля на рейде Порт-Артура японская эскадра атаковала и нанесла серьезные повреждения русским крейсерам «Цезаревич» и «Ретвизан». Затем последовало сообщение об объявлении японским правительством войны России. Вот тогда, рассказывают, все население Владивостока впало в прострацию. Гарнизонные укрепления были явно недостаточными. Дальневосточная эскадра за неделю до объявления войны получила приказ выйти в море, но из-за неподготовленности оставалась в порту до 10 февраля. По городу поползли различные слухи, началась паника. Кому-то мерещилось эхо взрывов, кто-то видел следы подкопа под укрепления гарнизона и слышал о высадке совсем близко, в Корее, японского десанта. Паника у русских — это нечто невообразимое. Бросив дом с нажитым добром, схватив за руку ребенка, кто на телеге, кто бегом — все спешили на станцию, чтобы уехать.
К рассвету 11 февраля город оказался погребенным под метровым слоем снега. Дул сильный ветер, было невообразимо холодно. Старожилы не могли припомнить еще такой же холодной зимы.
В эту ночь в Благовещенске и других городах японцы получили телеграмму с уведомлением, что на возвращение можно не надеяться. Таким образом, более 800 японцев были брошены своим правительством в Сибири на произвол судьбы. Эти люди пересекли всю Россию и пол-Европы, чтобы отправиться из Германии в Нагасаки. Последний транспорт из Владивостока ушел 13 февраля. На его борту было 1420 человек, все они без происшествий доехали до порта Модзи.
* * *
В 1906 году торговое представительство во Владивостоке было преобразовано в консульство. Сюда вернулись консул Каваками Тосихито и монах Оота Какумин. Какумин немедля развернул миссионерскую деятельность. Впоследствии, благодаря содействию товарища городского головы Матвеева (в дальнейшем эмигрировавшего в Кобэ), он получил в бессрочное безвозмездное пользование около 700 квадратных метров земли на окраине города и, пригласив Оотани Козэя, торжественно заложил новый храм. Окончание строительства относится к моменту, когда в России произошла Октябрьская революция и все в этой стране встало с ног на голову. Вчерашние купцы и дворяне потеряли все состояние и прежнее великолепие. Благодаря революции во Владивостоке стала выходить газета на японском языке «Урадзио Ниппо». Ее первым издателем и редактором был специальный корреспондент газеты «Майнити» Идзуми Ёсиносукэ. Во втором ее номере была помещена приветственная статья по случаю издания газеты. В ней можно было прочесть следующее: «До революции издавать иностранные газеты на территории России было невозможно. Теперь, когда появилась такая возможность, мы приветствуем русскую революцию и ту свободу, которую она несет не только гражданам России, но и нам, проживающим в России иностранцам»… Газета «Урадзио Ниппо» оставила нам любопытную информацию о событиях периода иностранной интервенции в России.
12 января 1918 года в порт Владивосток вошел японский военный корабль «Ивами» с командиром десантного соединения генерал-майором Като Кандзи на борту. Целью его прихода была защита проживающих во Владивостоке японских подданных (в то время их насчитывалось 10 тысяч человек). Со 2 января в порту уже находился английский корабль «Кент». Так начиналась подготовка к оккупации Сибири и Дальнего Востока союзными войсками.
18 января в порт вошел японский корабль «Асахи», а затем, в середине февраля, американский крейсер «Бруклин» и китайская канонерская лодка «Хай Янь». Городское собрание Владивостока отправило японской стороне протест по поводу входа военного корабля в порт без предварительного предупреждения. «Урадзио Ниппо» писала: «Что бы там ни говорилось, приход японских кораблей не нравится только экстремистам и тем, кто их использует. Именно эти силы оказали давление на городское собрание, в результате чего появился данный протест. Эти силы понимают, что с приходом японских кораблей им уже не будет так вольготно, как прежде…» Судя по этим высказываниям, налицо было противостояние японцев-жителей Владивостока и большевиков, которых газета называла экстремистами. 4 апреля произошло событие, которое вошло в историю как «инцидент Исидо». Четверо русских солдат ограбили контору торговой компании Исидо, убив при этом одного приказчика. Японская община устроила по этому поводу митинг и обратилась к генеральному консулу Кикучи и генералу Като с просьбой ввести в город войска. На следующий день войска, прибывшие на «Ивами» и «Асахи», вошли во Владивосток[6]. Помещение для постоя японским войскам предоставила миссия Хонгандзи. Таким образом, можно сделать вывод, что в этот момент официальные представители Японии— «чиновники» объединились с «частными лицами». Однако намерения у тех и других были абсолютно разными. «Чиновники» под видом «защиты японских подданных» стремились помешать развитию русской революции, что подтвердила начавшаяся позднее сибирская экспедиция японских войск. «Частные лица хотели спокойно заниматься своим ремеслом, враждебности к русской революции они не испытывали».