Сибирских улиц тихий ад
Шрифт:
– Мне Алексея...
– голос Светозара сорвался, он закашлялся.
– Очень срочно... Разбудите...
– с трудом выдавил он сквозь кашель.
Опять шорох за дверь, похожий на шелест легкой материи, и тишина. Светозар ждал, поддерживая Зину за плечи. Когда он готов уже был пинать дверь ногами, та неожиданно распахнулась.
– Какое там срочно в три часа...
– Стоявший на пороге Ганшин осекся, его заспанные глаза широко распахнулись. Входите. Быстро!
– отрывисто бросил он.
Светозар осторожно провел Зину через порог в ярко освещенную
– Что это с ним?
– встревоженно кивнул Ганшин на Зину.
– Помоги, - пропыхтел Светозар, стараясь удержать обмякшее тело девушки.
– Кажется, потеряла сознание. Обморозилась.
Ганшин подхватил ее с другой стороны.
– Давай в гостиную. На диван... Девушки, поставьте на огонь чайник. Приготовьте кофе.
Когда они положили Зину на диван, Светозар откинул с ее головы капюшон. Лицо девушки было бледно, глаза закрыты, бескровные губы крепко сжаты.
– Зиночка?..
– пробормотал Ганшин.
– Что произошло? Почему на ней такой наряд?
– Откуда ты ее знаешь?.. Впрочем, неважно. Я все объясню, но сперва нужно...
– Да сбрось ты с нее эту рясу.
– Под ней там ничего нет, - сказал Светозар, склоняясь над ее ногами.
Зина застонала, когда он стаскивал с нее сапоги, но в себя не пришла.
– Слушай, твои девчонки могут что-нибудь...
– продолжал Светозар, пытаясь растирать холодными руками посиневшие ступни Зины.
– Сделают, - уверенными тоном сказал Ганшин и направился из гостиной. Он уже пришел в себя от первого потрясения и выглядел необычно уверенным.
– И еще, - остановил его Светозар.
– У нее на руках наручники. Может, напильник...
– Нора и Элиза все сделают, - кивнул Ганшин.
Девушки появились меньше, чем через минуту. Черненькая Нора уже тоже была в халатике. Она несла таз с водой и полотенца через плечо.
– Мужчины, выйдите, - властно скомандовала Элиза.
– Посидите в кабинете. Когда мы освободимся, подадим вам кофе.
Светозар хотел было заупрямиться, но Ганшин взял его за локоть и вывел из гостиной.
– Все будет хорошо, Зарка, - сказал он в коридоре. Девушки сделают все, как надо.
В кабинете уже горела настольная лампа. Отпустив локоть Светозара, Ганшин плюхнулся в глубокое кожаное кресло.
– Да ты раздевайся, - сказал он.
– Спешить теперь некуда.
Светозар скинул куртку и сел в кресло напротив. Только теперь он заметил, как изменилась обстановка знакомого прежде кабинета. Стулья сменили старинные кожаные кресла, очень мягкие и удобные. Добрую треть комнаты занимал обширный письменный стол, похоже, тоже старинный. На нем тускло поблескивал экран компьютера. Белели аккуратно разложенные пачки бумаги. Это тоже было необычно - за Ганшиным никогда не водилась любовь к порядку.
И сам Ганшин, развалившийся в кресле, в темной пижаме с широкими лацканами, тоже казался изменившимся, но Светозар еще не понял, в чем. Лампа под зеленым матерчатым абажуром стояла на дальнем краю стола, и лицо друга едва проступало в полутьме.
– Курить будешь?
– спросил Ганшин.
Светозар молча кивнул. Ганшин протянул ему взятую со стола пачку неизменного "Беломора". Оба закурили. Светозар по-прежнему не отрывал от Ганшина взгляд.
– Ну, что так смотришь?
Вместо ответа Светозар протянул длинную руку и повернул лампу, чтобы свет падал на них. И вздрогнул. Они не виделись четыре месяца, и за это время Ганшин постарел лет на двадцать. Волосы поредели, в них пробивалась густая седина, лицо покрывала сетка тонких морщин. Перед Светозаром теперь сидел не одногодок, а старик. Еще достаточно крепкий, не согнутый годами, но шестидесятилетний мужчина. Меньше ему никто бы не дал.
– Что, изменился?
– с сухим смешком спросил Ганшин. Давно мы не виделись. Так скоро и узнавать друг друга перестанем.
– Снова раздался сухой дробный смешок, какого от Ганшина Светозар никогда не слышал.
– Что происходит?
– спросил, наконец, Светозар.
– Мне кажется, ты кое-что знаешь.
– Кое-что?
– улыбка, появившаяся на губах Ганшина, была совсем не веселой.
– Да, может быть, это и так...
– Пару минут он молчал, попыхивая папиросой, потом повернул лампу в прежнее положение, так что лицо его снова уплыло в полутьму.
– Мы ведь не на допросе, - пояснил он.
– Последнее время меня раздражает яркий свет. Предлагаю следующее - обменяемся рассказами. Ты расскажешь, что там случилось с Зиной. Ну, а я - о себе. Только сперва, ты не откажешься от рюмочки коньяку?
– Идет, - серьезно кивнул Светозар, пододвигая к себе пепельницу.
Ганшин поднялся и открыл шкафчик, висевший между столом и окном. Внутри засияло стекло и хрусталь, в глазах Светозара зарябило от бутылок и этикеток. Ганшин достал какую-то импортную бутылку, пару пузатых рюмок из тонкого стекла и ловко налил их до половины.
– Прозит, - сказал он, протянув рюмку Светозару и вновь погружаясь в кресло.
– Прозит.
– Светозар усмехнулся, вспомнив давнишний знаменитый фильм, от которого пошел их с Лешкой тост.
Коньяк маслянистым теплом прокатился по языку и чуть опалил гортань. Он был совершенно необычный на вкус, мягкий, с явным букетом каких-то трав и чего-то еще, чему Светозар не мог подобрать название.
– А коньяк ты пить так и не научился, - донесся до него насмешливый голос, уже более похожий тоном на Лешкин.
– Залпом, как водку... Такой коньяк надо пить ма-аленькими глоточками. И греть в руке, чтобы придать ему аромат... Давай-ка, еще налью.
В руке Светозара вновь очутилась наполненная до половины рюмка.