Сибирский триллер. Том 1: Жаркое лето 95 года
Шрифт:
Через полчаса у него должна была состояться встреча с влиятельным знакомым из Москвы, который приехал на пару дней по своим партийным делам. Знакомого, с которым Семен Викторович учился в своё время в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, звали Сергей Павлович Волгин. После окончания учёбы Сергей Павлович работал в аппарате ЦК, а Семен Викторович вернулся в свой родной город и возглавил Облсовпроф. Со времени их последней встречи прошло более десяти лет, и Климову было интересно посмотреть, как сейчас выглядит Волгин, а также послушать последние московские сплетни и новости. Работая в аппарате ЦК, Волгин раньше несколько свысока относился к провинциальному профсоюзному боссу, но сейчас Климов — губернатор крупного сибирского региона, а Волгин так и остался аппаратчиком, ошиваясь
— А что насчёт девочек? Приглашать?
— Никаких девочек, мы не на посиделках, — ответил Климов и, спохватившись, подозрительно посмотрел на Надежду Ивановну. — А чего это ты вдруг? Может провоцируешь меня? Вера тебя так научила? Или по собственной инициативе?
Он сдвинул брови и гневно посмотрел на секретаршу. Его жена, Вера Павловна, старалась быть в курсе всех его дел, но раньше никогда себе не позволяла контролировать его через Надежду.
— Причём здесь Вера Павловна? Я сама, что ли, не знаю этих московских? Они когда сюда приезжают, то думают, что здесь у нас сплошной бордель!
Климов расслабился и улыбнулся, вспомнив о том, что Волгин большой поклонник женского пола.
— У нас будет сугубо деловая встреча, а случится у него спермотоксикоз, дадим адреса городских борделей, пусть лечится за свой счёт, — съязвил Климов, не в силах отказать себе в удовольствии позлорадствовать.
— Так, может, позвонить начальнику милиции, пусть на всякий случай выделит машину с мигалкой? — невозмутимо спросила Надежда Ивановна.
— Зачем? — удивился Климов.
— Ну, не на скорой же помощи доставлять вашего гостя в бордель.
Климов расхохотался — Надежда умела острить с невозмутимым видом.
— Звонил Афонин, просил о встрече с вами, — сообщила Надежда Ивановна.
— Сегодня я занят, пошли его к чёрту.
— Я так и сделала: направила его к Костину.
Климов посмотрел на Надежду Ивановну. Зря она так взъелась на Костина, хотя и Костин её не очень привечал.
— Зря ты так, Надежда. Костин мужик-то неплохой.
— Вам, вероятно, виднее, какой он как мужик. А как человек… — она неопределённо махнула рукой. — Скользкий он очень.
Климов знал причину их взаимной антипатии — Надежда Ивановна привыкла всех строить, а Костин не строился и, более того, даже смел огрызаться на её замечания.
— Ну и язва же ты, Надежда! У тебя характер стал как у бабы Яги, — сказал Климов, надевая пиджак.
— Если вы имеете в виду супругу Бочарова, то мне до неё ещё далеко! — буркнула в ответ Надежда Ивановна, и Климов, подавив усмешку, вышел из кабинета. Он знал, что Бочарова Евгения Борисовича, начальника одного из отделов его администрации, Надежда Ивановна люто ненавидела. Впрочем, Климов его тоже не мог терпеть, но уволить его — означало поссориться с его супругой, активисткой недавно созданного движения «Наш дом — Россия» [4] . Накануне предстоящих выборов это было бы верхом глупости, поэтому приходилась терпеть этого, по глубокому убеждению Климова, идиота в своей администрации.
4
Всероссийское общественно-политическое движение «Наш дом — Россия», зарегистрированное Минюстом РФ 22 мая 1995 (Рег. N2729), представляло собой в 1995-98 гг. политический авангард посткоммунистической административно-хозяйственной номенклатуры.
Надежда была хорошей секретаршей, хоть и позволяла себе иметь своё мнение. Сейчас многие чиновники обзаводятся молоденькими длинноногими секретаршами, которые бестолковы в работе, но хороши в постели. Даже излишне хороши, потому что недавно случился громкий скандал — начальник предприятия городского пассажирского автотранспорта скончался от разрыва сердца в постели со своей секретаршей. По заключению врачей, виной тому стала Виагра, которая противопоказана при приеме лекарств, содержащих нитраты. А умерший страдал заболеванием сердечно-сосудистой системы и принимал, по-видимому, нитроглицерин. Надежда по этому случаю принесла ему проект приказа, обязывающего всех руководителей унитарных предприятий, находящихся в ведении областной администрации, перед приемом на работу секретарш младше сорока лет проводить медицинское обследование.
— Не понял связи, и вообще, причем здесь возраст секретарш? — удивился Климов, наткнувшись на проект приказа в стопке документов на подпись, но, быстро сообразив, что к чему, набросился на неё:
— Ты что, вообще сдурела? Тормозов, что ли, никаких уже не осталось?
Он помнил, как лет двадцать назад его жена Вера привела в Облсовпроф, которым он тогда руководил, устраивать к нему секретаршей семнадцатилетнюю Наденьку, девочку с большими испуганными голубыми глазами, только что закончившую школу. За прошедшие двадцать лет эта девочка превратилась в мегеру, но стала необходимой. Сейчас, отправляясь на встречу с Волгиным, он был уверен, что всё уже организовано по высокому классу, продуманы все мелочи и он перед гостем не ударит в грязь лицом. Без неё он был как без рук, и, несмотря на то, что она временами его очень доставала, менять её ни на каких длинноногих не хотел. Да и жена, знавшая её с младенческих лет, не позволила бы это сделать — уверена в том, что Надежда не будет соблазнять мужа. Но чем старше становилась Надя, тем больше портился у неё характер, хотя причин для этого у неё, казалось, не было. Муж Николай работал краснодеревщиком на мебельной фабрике и был с виду спокойным, добродушным человеком. Дочь Марина была умненькой и симпатичной девушкой, и семья вроде бы жила дружно. Климов вспомнил, что Марина заканчивает в этом году школу, и будет поступать в университет. «Надо бы ректору позвонить, договориться, — подумал он. — Правда, Марина становится такой же язвительной как мать, но, возможно, с возрастом это пройдёт. Представляю, как несладко приходится Николаю!».
Климов спустился во двор по задней лестнице, потому что не хотел, чтобы его ловили в вестибюле посетители и, не дай Бог, журналисты. Во дворе бывшего обкома партии, а ныне губернаторской резиденции, его ждали шестисотый «Мерседес» и джип с охраной. Ровно через полчаса он входил в холл деревянной гостиницы, расположенной в сосновом бору на берегу реки. Там его уже ждал Волгин.
— Совсем замотался, дел невпроворот, — поздоровавшись, сказал Климов. Гость должен был оценить гостеприимство Климова, который нашёл время для встречи, хотя занят по горло.
Стол в бане был накрыт по высшему разряду, и разгоряченные парной Климов и Волгин с удовольствием пропустили по рюмке холодной финской водки из запотевшей бутылки, только что вынутой из холодильника.
— Как в добрые старые времена, — сказал гость. — Так что в этом плане демократия мало отличается от развитого социализма, пусть земля ему будет пухом.
— Как бы не загнулась наша демократия. Нехорошая обстановка нынче в стране, коммуняки к власти рвутся, — посетовал Климов, намазывая себе бутерброд красной икрой. — Слышал, может, у меня соперничек-то — вообще бывший гэбэшник.
— Согласен, обстановка сложная. Но коммунякам не так легко будет вернуться к власти. В основе демократического движения в нашей стране лежит не потребность в демократии, а стихийный антикоммунизм. Демократия, безусловно, должна опираться на большинство, учитывая интересы меньшинства, но у нас реформы почти сразу повернулись задом к народу и лицом к криминальной «деловой» элите. Ей одной реформы стали приносить дивиденды. Поэтому трудно назвать то, что мы сейчас имеем, демократией. Можно сказать, что экономические реформы и интересы большинства граждан разошлись. В этом и заключается основная причина опасного кризиса власти, и сейчас основная задача убедить общество в том, что существует простая дилемма: либо реформы Гайдара, либо реставрация коммунизма, третьего не дано.