Сицилиец

Пьюзо Марио

Сержант сделал два-три шага в сторону Пишотты. Остановился. Улыбнулся и вскинул винтовку.

— И ты, красавчик, свое удостоверение, — сказал он. — А может, у тебя нет никаких документов, как у твоего осла, усы-то у него лучше, чем у тебя!

Двое молодых полицейских засмеялись. У Пишотты заблестели глаза. Он шагнул к сержанту.

— Нет у меня никаких документов. И не знаю я никакого крестьянина. Мы нашли продукты на дороге.

Слишком велика была его смелость, слишком нахален вызов, и это произвело прямо противоположный эффект. Пишотта хотел, чтобы сержант шагнул к нему поближе, а тот отступил

на несколько шагов и вновь улыбнулся.

— Bastinado немного собьет с тебя твою сицилийскую спесь. — Он помолчал и добавил: — Обоим лечь на землю.

Bastinado означало избиение хлыстами и палками. Гильяно знал некоторых жителей Монтелепре, которых лупцевали в казармах Беллампо. Они вернулись домой со сломанными ногами, распухшей до размеров дыни головой, настолько отбитыми внутренностями, что о работе они больше и думать не могли. С ним такого не будет никогда. Гильяно опустился на колено, как будто собирался лечь, уперся рукой в землю, а другую поднес к поясу, чтобы вытащить из-под рубашки пистолет. На поляне царил мягкий дымчатый свет начинающихся сумерек, солнце далеко там, за деревьями, закатилось за гору. Он видел, как Пишотта гордо стоял, отказываясь повиноваться. Конечно, не убьют же они его из-за куска контрабандного сыра. Он видел, как дрожали пистолеты в руках молоденьких солдат.

В это мгновение сзади раздался крик ослов и стук копыт и на поляну выскочил караван мулов, который Гильяно заметил на дороге в середине дня. У человека, ехавшего на лошади во главе, через плечо висела лупара, он был в толстой кожаной куртке и казался огромным. Он соскочил с лошади и, вытащив из кармана большую пачку бумажных лир, сказал карабинеру с винтовкой:

— Так, значит, на сей раз ты сгреб несколько сардинок.

Они, без сомнения, знали друг друга. Впервые сержант ослабил бдительность, чтобы принять предложенные деньги. Оба осклабились, глядя друг на друга. О пленниках, казалось, все забыли. Тури Гильяно медленно придвинулся к ближайшему полицейскому. А Пишотта скользнул к находившимся рядом зарослям бамбука. Солдаты этого не заметили. Гильяно локтем ударил ближайшего полицейского — тот упал. Гильяно крикнул Пишотте:

— Беги!

Пишотта нырнул в бамбуковые заросли, а Гильяно кинулся к лесу. Другой полицейский был настолько ошеломлен или медлителен, что не смог быстро сдернуть с плеча автомат. Гильяно, вот-вот готовый нырнуть под защиту леса, ощутил прилив восторга. Он подпрыгнул, рассчитывая приземлиться между двумя развесистыми деревьями, которые и укроют его. По ходу дела он вытащил пистолет из-под рубашки.

Но он был прав, считая человека с винтовкой самым опасным. Сержант бросил пачку денег на землю, вскинул винтовку и хладнокровно выстрелил. Промашки не было — Гильяно упал, словно подстреленная птица.

Гильяно услышал выстрел и одновременно почувствовал боль, пронзившую его, будто от удара огромной дубиной. Он упал на землю между двумя деревьями и попытался подняться, но не смог. Ноги его онемели, он не мог пошевелить ими. Не выпуская пистолета из руки, он перевернулся и увидел, как сержант трясет винтовкой в знак победы. И тут Гильяно почувствовал, как его штаны наполняются кровью, теплой и липкой.

На какую-то долю секунды, перед тем как Гильяно спустил курок, им овладело удивление. Неужели его подстрелили из-за куска

сыра! И вот теперь он обливается кровью — он, который никогда никому не причинял вреда.

Он нажал на спусковой крючок и увидел, как винтовка упала, увидел, как черная с белым кантом фуражка сержанта словно взлетела в воздух, а сам он, смертельно раненный, съежился и рухнул на каменистую землю. На таком расстоянии стрелять из пистолета почти бессмысленно, однако Гильяно показалось, что его рука протянулась вдогонку пуле и, словно кинжал, пробила глаз сержанту.

Затарахтел пистолет-автомат, но пули, щебеча, словно птицы, летели поверху по безопасной кривой. Затем наступила мертвая тишина. Даже насекомые прекратили свой неумолчный стрекот.

Тури Гильяно скатился в кустарник. Он видел, как лицо врага превратилось в кровавую маску, и это обнадеживало. Он не бессилен. Он попытался встать, и на сей раз ноги повиновались. Попытался бежать, но лишь одна нога шагнула вперед, другая же тащилась по земле. В паху было тепло и липко, штаны набухли, глаза застилал туман. Когда внезапно он очутился на свету, то испугался, что снова выскочил на поляну, и попытался повернуть назад. Тут тело его начало падать — не на землю, а в бесконечную, черную с красным отливом пустоту, и он понял, что падает туда навсегда.

А на поляне молодой солдат снял палец со спускового крючка пистолета-автомата, и треск прекратился. Контрабандист поднялся с земли с пачкой денег в руке и протянул ее другому солдату. Солдат направил на него пистолет-автомат и сказал:

— Ты арестован.

— Теперь тебе ведь нужно разделить ее только на двоих. Отпусти меня, — сказал контрабандист.

Солдаты посмотрели на лежащего сержанта. Он, без сомнения, был мертв.

— Я схожу за парнем в кустарник — он ведь ранен. Принесу тело, и вы оба станете героями. Только отпустите меня, — сказал контрабандист.

Другой солдат поднял удостоверение личности, которое Тури Гильяно бросил на землю по приказанию сержанта. И громко прочитал:

— Сальваторе Гильяно, город Монтелепре.

— Сейчас его можно не искать, — сказал другой. — Мы доложим в штаб — это более важно.

— Трусы, — сказал контрабандист.

Это уже было оскорблением. За это они заставили его взвалить тело сержанта на свою лошадь и шагать к ним в казармы. Перед тем они отобрали у него оружие. Они очень дергались, и оставалось лишь уповать, что его не ухлопают по ошибке или из нервности. А в остальном все это его не слишком волновало. Он прекрасно знал фельдфебеля Роккофино из Монтелепре. Они и раньше прокручивали делишки, будут прокручивать и дальше.

Никто из них и не вспомнил о Пишотте. А тот слышал все, что они говорили. Он лежал в глубокой ложбинке, поросшей травой, с ножом в руке. Он ждал, что они начнут искать Тури Гильяно, и собирался напасть на одного из них, перерезать ему горло и захватить автомат. Он был настолько ожесточен, что даже не чувствовал страха перед смертью, а услышав предложение контрабандиста принести труп Тури, навсегда запомнил лицо этого человека.

Он знал, что Тури тяжело ранен и нуждается в помощи. Двигаясь по опушке, он обогнул поляну, чтобы добраться до той стороны, где исчез товарищ. В кустарнике никаких признаков его не было, и Пишотта побежал по тропинке, по которой они сюда шли.